Золотая книга Атлантиды
Пройдемся по тексту книги Томаса Мора в поисках подтверждения наших предположений.
Один из участников встречи, Петр Эгидий, говорит о Рафаиле Гитлодее:
«Нет ведь теперь никого на свете, кто мог бы рассказать столько историй о неведомых людях и землях». (Почему? Потому что запрещено.)
Далее он говорит о Рафаиле, побывавшем в неведомых землях и рассказавшем об Утопии:
«Правда, он плавал по морю, но не как Пали-нур, а как Улисс, вернее — как Платон». (То есть он отождествляет Рафаила и Платона, еще раз намекая на тождественность Атлантиды и Утопии. Кроме того, упоминая Улисса, он, возможно, имеет в виду, что Улисс не мог долго вернуться на родину, находился за ее пределами.)
Рафаил, начиная рассказ, сообщает, что «...они вошли в милость и расположение к одному государю (имя его и название выпало у меня из памяти)». Значит, и на том далеком острове был государь, царь, властитель — забывчивый Томас Мор признается в склеротическом припадке — выпали из памяти имена и названия, и все тут, — ничего не помнит.
Но попасть на остров почти невозможно, есть труднопреодолимые препятствия. Вот они:
«Действительно, под экваториальной линией, затем с обеих сторон вверх и вниз от нее, почти на всем пространстве, которое охватывает течение солнца, лежат обширные пустыни, высохшие от постоянного жара; в них повсюду нечистота, грязь, предметы имеют скорбный облик, все сурово и невозделано, заселено зверями и змеями, или, наконец, людьми, не менее дикими, чем чудовища, и не менее вредными».
Это, конечно, не платоновский «ил, заграждающий путь мореходам» посередине океана, но все-таки тоже указание на то, что если хочешь жить, то отправляться в те края не следует, — пустыня, в которой какая-то нечистота и грязь? Пустыня невозделанная? И в этой невозделанной пустыне живут звери? Да и подобные чудовищам дикие люди? Что-то нам это напоминает — не дикие ли племена Плиния Старшего, обитающие у горы Атлас, не знающие человеческих законов и проклинающие заход и восход солнца? Нет, читатель должен понять — в Утопию попасть невозможно, так опасен и отвратителен путь туда.
Однако смельчаков, готовых преодолеть все опасности предстоящего пути на остров Утопия, ждет вознаграждение, ибо на их глазах изменится все — и природа, и климат, и сама сущность людей. Цитируем:
«Но по мере дальнейшего продвижения все мало-помалу смягчается: климат становится менее суровым, почва — привлекательной от зелени, природа живых существ — более мягкой. Наконец открываются народы, города, большие и малые; в их среде постоянные торговые отношения по суше и по морю не только между ними и соседями, но даже и с племенами, живущими в отдалении».
Удивительное утверждение! Нам сообщается о том, что существует огромная империя с множеством населяющих ее народов, с малыми и большими городами, с развитыми торговыми отношениями внутри страны и с соседями, в том числе и очень отдаленными. Как же об этом не могли знать западноевропейцы? Как же до сих пор, при развитом западноевропейском мореплавании, две цивилизации ни разу не пересеклись? Даже Веспуччи, вместе с которым Рафаил путешествовал к американскому континенту, не решился преодолеть отвратительную пустыню, разделяющую цивилизации. Даже он не привез сведений об острове Утопия. Как это могло произойти? Только при одном условии — знать об этой цивилизации утопийцев было запрещено.
И этот вывод совпадает с нашими предположениями, высказанными ранее.
Далее Рафаил Гитлодей, осведомленный болтун, высказывает свои суждения относительно порядков, установленных англичанами в своем государстве, которые кажутся ему частично разумными, а частично неэффективными. При этом он несколько раз упоминает Платона и его «Государство». Этой части мы пересказывать не будем, а приведем фрагмент, который красноречиво подтверждает наши предположения относительно актуальности межцивилизационной борьбы, идущей в XV-XV1 веках.
Рафаил говорит:
«Поэтому я, с одной стороны, обсуждаю сам с собою мудрейшие и святейшие учреждения утопийцев, у которых государство управляется при помощи столь немногих законов, но так успешно, что и добродетель встречает надлежащую оценку и, несмотря на равенство имущества, во всем замечается всеобщее благоденствие. С другой стороны, наоборот, я сравниваю с ними столько других наций, которые постоянно создают у себя порядок, но никогда ни одна из них не достигает его; всякий называет там своей собственностью то, что ему попало; каждый день издаются там многочисленные законы, но они бессильны обеспечить достижение или охрану или ограничение от других того, что каждый, в свою очередь, именует своей собственностью, а это легко доказывают бесконечные и постоянно возникающие, а с другой стороны — никогда не оканчивающиеся процессы. Так вот, повторяю, когда я сам с собою размышляю об этом, я делаюсь более справедливым к Платону и менее удивляюсь его нежеланию давать какие-либо законы тем народам, которые отвергли законы, распределяющие все жизненные блага между всеми поровну».
Как говорится — ноу комментс!
Мы еще раз встречаемся с подтверждением того, что во времена Платона (Гемиста Плетона) старые, имперские, отвергнутые законы заменялись новыми. При этом старые имперские (утопийские, атлантские, посейдоновы) законы были немногочисленны, но обеспечивали хорошее управление и всеобщее благоденствие. При этом учреждения утопийцев-атлантов — «мудрейшие и священнейшие». То есть легитимные, обеспеченные истинным законом. А вот плодящиеся до бесконечности английские законы — не являются священными и абсолютно бесполезны в деле налаживания государственного управления. Виной тому — собственность, частная собственность, которая зиждется на аристократическом праве укоренившихся в Западной Европе потомков Посейдонова царского рода. Она же, увы, ведет к обесцениванию добродетели, которая у утопийцев очень высоко стоит.
Таким образом, мы вновь оказываемся в платоновской империи атлантов, где не было частной собственности, где немногие законы были записаны на орихалковой стеле, где народ процветал и господствовал высокий строй мыслей.
Рафаил утверждает:
«А вот если бы ты побывал со мною в Утопии и сам посмотрел на их нравы и законы, как это сделал я, который прожил там пять лет и никогда не уехал бы оттуда, если бы не руководился желанием поведать об этом новом мире, — ты бы вполне признал, что нигде в другом месте ты не видал народа с более правильным устройством, чем там».
На это Петр Эгидий отвечает:
«...Ты с трудом можешь убедить меня, что народ с лучшим устройством находится в новом мире, а не в этом, известном нам».
Упорные продолжатели платоновского конспирологического метода, как мы видим, все еще помещают неизвестную благодатную землю за пределами человеческой ойкумены (пространственными), но уже не отсылают нас на 9000 лет назад. Они упорно утверждают, что этот «остров» находится в этом мире. И что до него можно добраться. Они были, прямо скажем, неглупыми философами — они прекрасно понимали, что невозможно бесконечно скрывать существование огромного государства, что все равно мореплаватели и купцы «откроют» его. Если уж они отправились на запад и открыли там новые земли. Запрет на сообщения об Атлантиде не может действовать долго.
(И действительно, уже спустя несколько десятилетий английские купцы поплыли на восток, обогнули Скандинавию и «открыли» Московское царство!)
Здесь же, буквально через несколько строк Рафаил Гитлодей вносит ясность в вопрос о том, не являются ли дикими варварами счастливые утопийцы? Он говорит:
«Что касается древности их государства, то ты мог бы судить правильнее, если бы прочитал историю тех стран; если ей следует верить, то у них города были раньше, чем у нас люди. Далее, и там и тут могло возникнуть все то, что изобрел ум или особый случай. Впрочем, я, во всяком случае, полагаю, что как мы превосходим их талантливостью, так они все оставляют нас далеко позади своим
усердием и трудолюбием. По свидетельству их летописей, до прибытия туда нашего корабля они ничего никогда не слыхали о наших делах (они называют нас живущими за линией равноденствия). Правда, некогда, лет тысяча двести тому назад, один корабль, который занесла туда буря, погиб от крушения у острова Утопия; были выброшены на берег какие-то римляне и египтяне, которые никогда потом оттуда не вернулись. Посмотри теперь, как умело воспользовалось этим удобным случаем их трудолюбие. От выброшенных чужестранцев утопийцы научились всякого рода искусствам, существовавшим в Римской империи и могущим принести какую-нибудь пользу, или, узнав только зародыши этих искусств, они изобрели их дополнительно. Сколько хорошего принесло им то обстоятельство, что некоторые от нас всего один раз были занесены к ним. А если бы какой-нибудь подобный случай загнал ранее кого-нибудь оттуда к нам, то это так же изгладилось бы из памяти, как исчезнет, вероятно, у потомков то, что я когда-то был там».
Очень содержательный пассаж, который позволяет в рамках нашей гипотезы сделать несколько важных выводов:
1. Утопия-Атлантида — древнее государство. Оно существовало еще тогда, когда в Европе жили не объединенные в государства народы. Города утопийцев были раньше, чем в Европе люди.
2. Утопия-Атлантида имеет свою историю, далеко не все с ней знакомы. Вероятно, свидетельства этой истории сохранились и в Европе.
3. Летописи утопийцев не содержат сведений о европейских государствах. То есть, возможно, они не считают их самостоятельными, суверенными. А считают их законным достоянием Посейдонова рода. Эти же слова, возможно, указывают и на изоляцию острова Утопия (Атлантиды-Руси-Орды)
4. Очень любопытно указание на срок 1200 лет назад — именно тогда на острове оказались «случайно» римляне и египтяне. В результате кораблекрушения. Если отнять эти 1200 лет от времени жизни Мора, то получится начало IV века, а втретьем, как Мору могло уже быть известно изродившейся на его глазах истории, рухнула Рим
ская империя. Так что — утопийцы ей наследовали? Или автор хочет нам сказать, что - египтяне,римляне и утопийцы (атланты) — это лишь разные
названия одного и того же народа?
5. Из речи Рафаила также следует, что искусства
утопийцы изобрели «дополнительно» — из египетских и римских зародышей. То есть, может быть, дают указание на то, что все изобретенное человечеством, считающееся достоянием европейской
цивилизации, — было создано утопийцами (атлантами)?
6. Это изгладилось из памяти, утверждает Рафаил (то есть из письменной истории). Из памяти потомков изгладится и его путешествие, считает Рафаил — не потому ли, что действующий запрет
приведет к «редактированию» истории?
Таким образом, мы получаем прямые и косвенные подтверждения наших предположений, которые увязываются с платоновской (гемист-плето-новской) Атлантидой — «древним» идеальным государством, о котором говорить запрещено.
Герои книги Томаса Мора пошли дальше Платона — они настаивали на том, что чудесный остров с идеальным устройством государственной жизни существует в реальности, что он древнее европейских государств — то есть фиксировали его право первородства. Указывали на его связь с римлянами и египтянами.
Говоря иными словами, они вели подрывную антигосударственную деятельность, они пытались оспорить «легитимность» европейских государей, зафиксировать для будущего следы недавнего антиимперского мятежа, они сопротивлялись внедрению в сознание европейских народов ложной истории, которая на их глазах все более и более обретала черты «единственно верного учения», призванного обосновать власть мятежников.
К слову говоря, цифра 1200 лет, которую указывает Томас Мор, отсылает нас в рамках созданной в этой время истории ко времени жизни еще одного платониста — Плотина, именно тогда, в период крушения Римской империи он якобы жил.
А теперь посмотрим, как представлял себе достоинства Утопии-Атлантиды (по новой хронологии Руси-Орды) лорд-канцлер Англии, казненный в 1535 году за государственную измену. Как он описывает этот чудесный остров. И еще раз обратим внимание, что во время рассказа Рафаила Гит-лодея его слушатели (как и в случае платоновского Крития) не задают рассказчику ни одного вопроса, не перебивают его ни одной репликой. Этот рассказ и составляет вторую книгу «Утопии». А ведь среди слушателей, надо полагать, был Эразм Роттердамский («Похвала глупости») и его друзья-гуманисты! Почему же они, как малые дети, зачарованно и безгласно слушали «фантастическую» историю? Почему они не спрашивали, как он смог прожить пять лет в Утопии и при этом четыре раза туда ездить?
Перескажем рассказ Рафаила.
Сначала он рассказывает о форме острова — в виде полумесяца, окруженного со всех сторон водой, но пристать к берегу совершенно невозможно всем желающим. Во-первых, отвесные крутые берега, во-вторых, опасные подводные скалы и камни. Даже сами утопийцы испытывают трудности из-за этого, с риском для жизни отплывая от ост-рова или возвращаясь к нему. Однако, замечает Рафаил, если перенести их в другие места,- то легко можно погубить какой угодно по численности неприятельский флот.
Впрочем, остров не всегда был островом, когда-то он был частью суши, говорит Рафаил. (То есть не всегда был в изоляции.) Страна называлась по имени ее властителя Утопа. Но раньше этот Утоп носил другое имя — Абракса. Очень важное указание. Очень искусный эзопов язык. То есть основатель страны, известный нам как Утоп (Атлант), на самом деле звался по-другому. Абракс ли, Посейдон ли, Чингисхан ли, Георгий Данилович ли? — остается только гадать, что имел в виду Томас Мор. (Напомним, что и у Платона чудесный остров Атлантида был назван по имени его властителя Атланта.)
Этот мудрый Утоп-Абракс (победоносное имя! — говорит Рафаил, не на Георгия ли Победоносца намекая?) зачем-то после победы решил отделить себя от остальной суши. И прорыл канал, который и превратил страну в остров. Здесь Томас Мор и великий насмешник Эразм могли-таки поймать на несогласованности рассказчика, но почему-то этого не сделали. Ну какой же ширины должен был быть канал, чтобы на века отделить утопиицев от всего старого мира? И потом, как же насчет «невозделанной пустыни», кишащей дикими зверями и такими же дикими людьми,— ведь чуть ранее Рафаил живописал нам свой путь в Утопию именно таким образом! Но, подобно участникам платоновского диалога, мудрые просвещенные слушатели очередной «басни» молчат, будто набрав в рот воды.
Этот победоносный Утоп довел народ до такой степени культуры и образованности, что они почти превосходят в этом отношении прочих смертных. На рытье канала, кроме просвещенных жителей, Утоп привлек и солдат. Случайно ли здесь упоминание о солдатах?
На острове, сообщает Рафаил, 54 города, обширных и великолепных, все города одинаковы, они отстоят друг от друга на 24 мили.
В Утопии очень хорошо развито земледелие, урожаи высокие, скот — в избытке.
Главный город Утопии Амаурот, стоит он на реке Анидр, в восьмидесяти милях от ее истока. Ширина реки от полумили и больше, через 60 миль она впадает в океан.
План главного города Амаурота был начертан самим Утопом, но все убранство его и украшения создавали его потомки. Летописи утопиицев сообщают о событиях за 1760 лет. (То есть — до новой эры! до новой истории! они уже существовали и имели письменность — это очень важное указание для Томаса Мора.)
Далее Рафаил Гитлодей повествует о должностных лицах Утопии, о занятии ремеслами, о взаимном общении, о путешествиях утопийцев, о рабах, о военном деле, о религиях утопийцев.
Большая часть этой информации носит действительно фантастический харатер — и мы думаем, что это было сделано умышленно, ведь уже в самом начале книга сообщила многое такое, что должно бьио насторожить средневековых «атлантологов». Поэтому в дальнейшем следовало «успокоить» недреманное око цензоров и придумать как можно больше такого, что смогло бы «защитить» и закамуфлировать высказанную опасную информацию.
И тем не менее даже внутри этого «фантастического» массива рассыпаны крупицы «запрещенной правды», гонимой истины. Вот несколько примеров.
Экспорт утопийцев. Они вывозят «в другие страны в большом количестве зерно, мед, шерсть, лен, чернец и пурпур, воск, сало, кожу и скот». Продают они все это за умеренную цену, а покупают лишь золото и серебро. Бывает, что они импортируют и товары, в которых нуждаются, но Рафаил подчеркивает — а таковых почти нет, кроме железа. То есть мы опять сталкиваемся с указанием Платона на удивительное изобилие страны, которая почти ни в чем не нуждается, ибо все виды ископаемых у нее есть, злаки и плоды растут повсеместно — страна может существовать автономно.
Далее Рафаил явно издевательски говорит о том, что до его прибытия на остров утопийцы даже и не слыхивали имен знаменитых философов настоящего (начала XVI века). Он говорит: «Именно, они не изобрели хотя бы одного правила из тех остроумных выдумок, которые здесь повсюду изучают дети в так называемой „Малой логике", об ограничениях, расширениях и постановлениях. Далее, так называемые „вторые интенции" не только не подвергались у утопийцев достаточному обследованию, но никто из них не мог видеть так называемого „самого человека вообще", хотя, как вы знаете, это существо вполне колоссальное, больше любого гиганта, и мы даже пальцем на него можем показать».
Что ж, здесь вполне очевидно критическое отношение рассказчика к средневековой философской схоластике, пышным цветом расцветшей во времена Мора и Эразма Роттердамского.
Однако непродвинутые в схоластике утопийцы не отстают от европейцев в музыке, диалектике, науке счета и измерения. Они очень сведущи в течении светил и движении небесных тел.
Чуть позже мы скажем о том, что нам не удалось установить, как же на картах звездного неба утопийцев, оторванных от всеобщей цивилизации, — а без них они обойтись не могли! — обозначались созвездия и планеты. Нам не удалось нигде найти точных указаний на то, кто и когда «формировал» из звезд созвездия, кто присваивал им имена, сколько было вариантов звездных атласов, были ли такие атласы и каталоги в Атлантиде, которую в новой хронологии мы отождествляем с Русью-Ордой. Как назывались планеты и созвездия на русь-ордынском небе? Не из них ли в нашей исторической памяти остались Стожары? Сама непроясненность и затемненность этой сферы знаний вызывает очень большие подозрения, и удивительно, что исследователи не вникают в эту проблематику.
Несколько позже мы попробуем изложить те немногочисленные сведения, которые сохранила славянская мифология.
Но вернемся к моровской «Утопии».
Утопийцы так хорошо ориентируются в пространстве звездного неба, что у них на высоком уровне находится и метеорология, они дают предсказания погоды с большой точностью. Утопийцы пренебрегают астрологией, ни о каких содружествах планет они не размышляют и по звездам не гадают.
Так что в большинстве областей знания-Рафаилу, гостившему на чудесном изолированном только от европейцев острове, не пришлось просвещать утопийцев. Зато он рассказал им об античных народах. Однако латиняне утопийцам не показались интересными, а вот греков они усвоили с охотой и усердием. Причем всего за три года — да так, что классических писателей могли читать в оригинале без всяких затруднений.
«Утопийцы усвоили эту литературу тем более легко, что по моему, по крайней мере, предположению, она им несколько сродни», — говорит Рафаил. Очень точное указание, подтверждающее возможное тождество Атлантиды и Руси-Орды. Рафаил продолжает: «Именно, я подозреваю, что этот народ ведет происхождение от греков, так как их язык, в остальных отношениях напоминающий персидский, в названиях городов и должностных лиц сохраняет некоторые следы греческой речи».
Итак, искушенные слушатели безмолвствуют, а опытный осведомленный болтун Рафаил пытается свести концы с концами в своем рассказе. Почему
же слушатели, которые, несомненно, обладали более значительными аналитическими способностями, чем мы, грешные, — не видят тех противоречий, которые видим мы? Почему они закрывают на них глаза, прямо воспроизводя поведение участников платоновского диалога?
Итак, с одной стороны, Рафаил научил непросвещенных утопийцев греческому языку, которого они не знали. Буквально за три года — ускоренный курс обучения. Но с другой стороны, он же говорит, что они вели свое происхождение от греков и даже в названиях их городов и должностных лиц сохранился греческий язык. Так надо ли было их учить?
Второе. Они вели свое происхождение от греков — значит, существовали в рамках единой европейской цивилизации. Почему же они, победоносные, оказались для европейцев «землей незнаемой», куда исчезли из европейской, в том числе греческой культуры и истории, свидетельства их существования?
Третье. Если утопийцы вели свое происхождение от греков, а летописи их сохранили свидетельства за 1760 лет, то в них (по уже утвердившейся схеме суррогатной европоцентристской истории) должны были сохраниться ссылки на древнегреческих писателей. Тем не менее только от Рафаила якобы в начале XVI века утопийцы узнают о существовании Платона, Аристотеля, Феофраста. Благодаря усилиям Рафаила, утопийцы стали наслаждаться трудами Плутарха и Лукиана. Тут же, используя очень туманный переход и неопределенную логическую связку, рассказчик сообщает: «Из поэтов у них есть Аристофан, Гомер и Еврипид...
Софокл... Фукидид, Геродот, Геродиан... произведения Гиппократа и так называемое „Малое искусство" Галена».
То есть утопийцы обладают всей сокровищницей знаний, за исключением трудов новейших философов-схоластиков, которые появились уже во время изоляции острова. А если вспомнить, что по нашему предположению (в рамках «новой хронологии» А. Т. Фоменко) Платон умер примерно в 1463 году, а Аристотель и многие из перечисленных еще позже, то все вместе взятое выглядит какой-то очень сложной конструкцией, призванной совершенно фантастическим образом зашифровать, закодировать что-то определенное. А именно — связь античности со средневековьем, их тождественность. В пору насаждения единственно верного учения истории это было, видимо, очень актуальным.
И четвертое, наконец. Указание на то, что язык утопийцев — персидский. Точнее, почти напоминающий персидский. Может быть, арабский? Или тюркский? Во всяком случае, это очень важное указание, — и мы просим здесь наших внимательных читателей вспомнить те страницы нашей книги, которые рассказывали об именах дьяков и подьячих, о явных включениях тюркско-персидских имен в бытовую русскую традицию — и об эпохе принудительного, надо полагать, перехода на исключительно греческие имена, и именно в шестнадцатом веке...
В книге об английских путешественниках в Московию в XVI веке в одной из инструкций купцам давалось задание: выяснить, правда ли, что московиты изобрели книгопечатание раньше, чем в Европе?
Ответ на этот вопрос нам не известен из докладов Ченслора и Дженкинсона. Однако, кажется, именно так думали и участники разговора об Утопии, за несколько десятилетий до представителей торговой компании.
Рафаил говорит об этом с исключительной осторожностью. С одной стороны, он сообщает, что утопийцы обязаны европейцам двумя изобретениями — книгопечатанием и изготовлением бумаги. С другой стороны, тут же он поясняет, что они помогли сами себе, то есть фактически сами дошли до этих достижений. А именно, Рафаил якобы только показал буквы, напечатанные Аль-дом в книге, а объяснить не мог, как изготовлять бумагу, как делать оттиски, так как был несведущ в этих делах. Тем не менее утопийцы быстро смекнули, как это сделать. До этого они писали только на коже, коре и папирусе, а тут сразу нашли способ изготовить бумагу и оттискивать на ней буквы, Ныне, говорит Рафаил, утопийцы растиражировали печатным способом привезенные им античные труды — и распространили книги во многих тысячах экземпляров.
Остановимся и поясним еще один явно конспирологический момент, которого упорно не замечают искушенные просвещенные слушатели. Рафаил попал на остров Утопия впервые пять лет назад. С тех пор он побывал там четыре раза — и именно в четвертый раз привез утопийцам все перечисленные выше книги. То есть только год-два назад утопийцы «изучили» греческий язык и смогли начать читать. И только год-два назад, очевидно, увидели книги и услышали о книгопечатании. Тем не менее смышленые варвары за год-два не только практически самостоятельно изобрели бумагу и технологию книгоиздательского дела, но и произвели печатной продукции столько, что исчислялась она многими тысячами экземпляров.
А в это самое время в Европе, якобы открывшей способ книгопечатания и производства бумаги, книги издавались значительно меньшими тиражами. Например, считается, что в типографии Г.Луфта в Виттенберге за 40 лет (с 1477 по 1517 гг.) было издано 100 тысяч экземпляров Библии, то есть издавалось в среднем 2500 экземпляров в год. Многие исследователи считают эти цифры сильно преувеличенными, тем не менее, по Мору получается, что в Утопии, едва открыли книгопечатание, как сразу же начали печатать каждую книгу в многих тысячах экземпляров. А ведь во времена Иоганна Гутенберга, т. е. якобы в середине XV столетия первые издания (инкунабулы) были малотиражными, чуть ли не единичными. Как же такое могло быть?
То есть получается, что на момент рассказа Рафаила изданий того же Платона (его и «открыли»-то в виде рукописного наследия якобы только в середине XV века!) в Западной Европе существовало во много раз меньше, чем на острове Утопия. Для читателя XVI века это и могло служить подтверждением слухов о том, что книгопечатание изобретено не у них, а где-то в другой стране. В Московии, думаем мы, так как именно это - и пытались выяснить английские путешественники, сограждане Томаса Мора через несколько десятилетий. А жалкая Московия и была осколком древней могущественной империи, Атлантиды, Руси-
Орды — в эпоху Томаса Мора выкинутая из истории и могущая существовать только за пределами, пространственными и временными, цивилизационной ойкумены, в виде наглухо изолированного, никому не известного острова.
Рафаил подтверждает наши размышления. Уто-пийцы охотно слушают о том, что творится везде на земле. Но ради торговли в Утопию приезжают не очень часто. Якобы туда нечего завозить, потому что там и так все есть. Однако они многое вывозят, экспортируют, торгуют с окружающими их народами, у них прекрасно развито мореплавание.
Однако из века в век плывут они куда угодно, только не к Европе. Почему? Только потому, что они надежно изолированы от Европы, потому что для Европы такой страны не существует. Это единственно возможный вывод, к которому должен был прийти мыслящий читатель книги Томаса Мора.
Здесь же, чуть дальше, мы еще раз сталкиваемся с упоминанием оптимального числа законов у утопийцев и с особым судопроизводством — здесь нет юристов-посредников, сутяг-крючкотворцев. Каждый в суде сам доказывает свою правоту.
Далее оказывается, что должностные лица других, соседних союзнических стран рекрутируются ими из... Утопии. Вот как это выглядит в соседних независимых, подчеркивает Рафаил, странах:
«И вот эти народы просят себе у них должностных лиц, одни ежегодно, другие на пять лет. По окончании срока иноземцы провожают этих лиц с почетом и похвалою и привозят с собою на родину новых».
В глазах европейца, читающего подобное сообщение, такой способ найма иноземного чиновничества, бюрократии, то есть властной элиты, должен был казаться очень диким, очень фантастическим. Ведь в течение всего XV века и позже, если европейские государи чем и занимались, то именно тем, что формировали бюрократический аппарат своей власти и никого не призывали со стороны. Не приглашали во власть «варягов».
Нам кажется, что таким фантастическим образом Томас Мор в принципе описал имперское устройство Утопии. И было оно, по его мнению, благодетельным.
Далее Рафаил повествует о военном деле утопийцев — эта сфера была очень опасной, ибо именно по ней можно было выдать себя. Поэтому здесь фантастического элемента больше, чем всего остального. И на этой теме мы останавливаться не будем.
Особенно интересна та часть рассказа Рафаила, которая посвящена религиям утопийцев. Она очень противоречива. Видно, что рассказчик стремится как можно более хитрым способом соединить несоединимое, не погрешив против истины.
С одной стороны, сразу же сообщает Рафаил, религии утопийцев отличаются своим разнообразием. В каждом городе — свои обожествленные объекты. Где солнце, луна и планеты, а где и реальные люди, которым поклоняются (доблестные и прославившиеся предки). А с другой стороны — все, невзирая на различие объектов поклонения, верят в единое божественное существо Митру — неведомое, вечное, неизмеримое, необъяснимое,превышающее понимание человеческого разума, они его называют Отцом.
Не следует ли из этого, что Утопия — христианская страна? Нет,- намекает Рафаил, ибо только от него и его спутников утопийцы услышали о Христе. И довольно быстро приняли его учение, так как оно, собственно, во многом не только не противоречило их верованиям и обычаям и образу жизни, но прямо-таки совпадало с ними. Причем, как сообщает Рафаил, «посвященные в прочие таинства утопийцы лишены тех, которые у нас совершают только священники». Далее он говорит о том, что утопийцы очень хотят совершать эти таинства и даже обсуждали вопрос, не избрать ли для этого священника без присылки к ним епископа.
Нам кажется все это весьма изощренным прикрытием существа дела, а именно — напоминанием о том, что русская церковь, объявившая себя наследницей Византии и не принявшая верховенства Папы Римского (помните о кардинале Исидоре, который хотел принять унию, но Василий Темный обошелся без патронажа папы. Там мы рассказывали и о том, что в конце XV века русская церковь самостоятельно избрала митрополита. А по мнению Томаса Мора и других католиков без благословения Папы Римского это было незаконно).
«Священники в Утопии благочестивы, образованны и занимаются воспитанием подрастающего поколения. В стране царит удивительная веротерпимость».
«Храмы их представляют выдающееся зрелище: они не только построены с большим искусством, но и могут вместить огромное количество народа».
Порядок богослужения, описанный рассказчиком, не оставляет никаких сомнений — описывается христианская служба. Без жертв языческих — животных и людей. Чтобы закамуфлировать это описание, дается указание на то, что священники одеты в перья.
И завершает свой рассказ Рафаил такими.словами:
«Они истребили у себя с прочими пороками корни честолюбия и раздора, а потому им не грозит никакой опасности, что они будут страдать от внутренних распрей, исключительно от которых погибли многие города с их прекрасно защищенными богатствами. А при полном внутреннем согласии и наличии незыблемых учреждений эту державу нельзя потрясти и поколебать соседним государям, которые под влиянием зависти давно уже и неоднократно покушались на это, но всегда получали отпор».
Итак, мы можем подвести промежуточный итог. И заметить некоторые странности.
По сути, утопийцы являются христианским народом, и они знают христианские таинства. Богослужения они ведут в огромных прекрасных храмах (построенных, надо полагать, не пять лет назад, когда Рафаил мог им рассказать о Христе, а гораздо раньше). Отметим здесь же, что просветитель Рафаил, привезший далеким утопийцам немало древних «античных» трудов, почему-то не озаботился прихватить с собой хотя бы Библию. Дело-то происходило примерно в 1510 году! Спустя полвека, как минимум, после начала эпохи книгопечатания. Причем первыми печатными изданиями и бьши как раз Библии! Но ничего этого мы не находим в тексте Томаса Мора. Он не привез с собой даже рукописной Библии!
Впрочем, как нам сообщают авторитетные источники, в это время печатных изданий Библии в Англии еще не было. Первое издание Нового Завета появилось на латинском языке лишь в 1514 году, а первое издание Библии — в 1526.
Западноевропейское книгопечатание, как говорят источники, было в это время в великом почете, оно росло как на дрожжах. Приведем несколько цитат.
«До 1500 г. в Германии насчитывалось уже около 1000 типографий. Они скоро достигли большого совершенства в ясности, четкости и красивости литер, равно как в украшении изданий гравюрами на дереве. Типографы были зачастую и книгопродавцами, причем рассыпали по всем направлениям свой товар с „книгоношами"... „Черное искусство" распространилось из Германии, преимущественно через посредство немцев, с удивительной быстротой по Испании, Португалии, Италии и Франции».
«Генрих Стефанус (1470—1520) учредил типографию в университетском квартале Парижа, а его сын Роберт (1503—1559) значительно расширил ее и издал первый полный латинский словарь. После смерти Франциска I он вынужден был бежать в Женеву. Его сын Генрих опять перенес дело в Париж, но был вынужден бежать и умер в бедности. Его главным произведением был обширный греческий словарь».
«В 1539 г. в Париже была основана Парижская королевская типография, и отлитые здесь шрифты, созданные на основе рисунков лучших переписчи-ков рукописей, надолго стали образцами форм греческого алфавита».
Интересно, почему же не издавались на греческом и латинском книги Ветхого и Нового Заветов так долго на Западе?
Впрочем, и в Московии, которую по нашим предположениям описывал Рафаил, в это время Библию не издавали. Там вообще только в 1581 году Иван Федоров напечатал первую Библию — Острожскую. А в самой Москве она была впервые издана только в 1663 году! Так утверждают историки.
Тем более удивительно выглядят их же сообщения о том, что в конце XV века именно в Европе массовыми тиражами публиковались богослужебные книги на славянских языках. Например, Часослов, Октоих и Триодь — в Кракове в 1491 году. В 1483 году в Венеции глаголическим шрифтом на славянском языке был издан католический Мис-сал — часть тиража была отпечатана даже на пергамене! Там же, в Венеции, в 1493 году вышел в свет глаголический «Рим Бревиарий».
Книги, отпечатанные на славянском языке, кириллическим шрифтом, в конце XV века издавались в Венеции, Риме, Парме, Флоренции. А также выходили из типографий Германии.
Спрашивается, для кого же печаталось такое громадное количество книг в центре Европы? Неужели славян (и русских-атлантов-утопийцев) жило в это время очень много за пределами метрополии? Ответ может быть утвердительным лишь при условии, что империя, Русь-Орда (Посейдонова империя, Атлантида) владела всеми этими европейскими землями.
Можно, конечно, предположить, что европейцы-просветители отправляли караваны судов и внушительные сухопутные обозы с книгами читателям, на Русь (в Утопию-Атлантиду), но Томас Мор говорит нам о том, что этих книг якобы не было на счастливом острове да и у него тоже. Не доплыли суда, не дошли обозы. На момент посещения острова Рафаилом жители даже не слышали имени Христа. Как же они исповедовали по сути христианство без священных книг? Какие же тексты читались в огромных храмах утопийцев во время службы?
Связь образов Митры и Христа для библейских исследователей не является чем-то необычным, она установлена уже давно. Вот что пишет, например, один из авторов книги «Вопросы истории древнего мира и средних веков» (Мн., Издательство БГУ, 1977) В. А. Федосик в статье «О влиянии мистерий восточных религий на формирование ритуальных форм и символики христианских обрядов»:
«Идея символической смерти и воскресения неофита, присущая мистериям Исиды, Митры, Ат-тиса и ряду других, была включена в символику христианского обряда крещения. Эта старая религиозная идея в христианстве получила новое обоснование и звучание: символическая смерть и новое рождение крещаемого трактуется по подобию смерти и воскресения Иисуса Христа».
И здесь мы опять же возвращаемся к вопросу о том, а не изобрела ли Московия (Русь-Орда) книгопечатание раньше, чем Гутенберг? Не печатала ли и она в огромных количествах славянские Библии для рассылки по всей Европе? Не давала ли она таких указаний своим наместникам в европейских странах? Отметим, что, по сообщению историков, церковнославянский глаголический шрифт Урахской типографии в Германии впоследствии почему-то оказался в папской типографии в Риме.
(Вышеприведенные сведения взяты нами из книги Г. В. Носовского и А. Т. Фоменко «Библейская Русь».)
Но, как мы видим, оспорить приоритет книгопечатания, присвоенный себе европейцами, во времена Мора было уже невозможно. Опасно.
И еще раз вернемся к вопросу о тех античн