.

Само собой понятно, находящееся совсем в другой статье словарей и слегка отличающееся от КОЛИЗЕЯ лишь ударением и удвоением согласной. То есть условностью произношения и написания, которой вполне могло и не быть. Причем в них сообщается вовсе не происхождение этого слова, а лишь его значение по применению. Вполне объясняемому, например, просто метафорой.

При этом КОЛЛИЗИЯ считается совсем другим словом, не имеющим ничего общего с КОЛИЗЕЕМ.

Но так ли это? Ведь все эти формальные толкования - СТОЛКНОВЕНИЕ, РАСХОЖДЕНИЕ или ПРОТИВОРЕЧИЕ вполне могут объясняться иначе – метафорой кругового движения по противоположным направлениям с периодическим возвратом к исходному пункту. Подобно двум встречным электричкам на той же самой линии метро.

И даже просто без столкновения. Само возвращение в исходный пункт после длительного отсутствия метафорически называется «круг замкнулся» или «время возвращается на круги своя».

Вот как об этом пишет Герман Мелвилл в «Израиле Поттере»:

«Вскоре, подымаясь по склону, он вошел в старый лес, показавшийся ему странно знакомым, и на полпути вдруг остановился, разглядывая бесформенную обомшелую груду, один конец которой упирался в могучий бук. Там, где он легонько дотрагивался до этой груды концом своего посоха, она рассыпалась в труху, но все же кое-где она до мельчайших волнистых линий сохранила вид того, чем была прежде, а именно: комля большого хемлока (чья древесина дольше всего выдерживает соприкосновение с воздухом), который был срублен при жизни ушедшего поколения и оставлен тут лежать до первопутка, а потом, как порой случается, забыт и брошен рассыпаться в прах, и ныне стал символом несбывшихся намерений и долгой жизни, обреченной гнить из-за ранней беды.

– Неужели я сплю? – размышлял вслух ошеломленный старик. – Или и вправду давно, давным-давно было холодное пасмурное утро, и я свалил этот кряжистый ствол возле бука, тогда еще совсем тоненького? Нет-нет, я не могу быть таким старым!
– Уйдем, отец, очень уж здесь сыро и мрачно, – сказал сын и увел его прочь.

Затем, бесцельно блуждая по окрестностям, они увидели пахаря. Медленно направившись к нему, скиталец встретил его возле кучки разбитых, опаленных кирпичей, похожей на опрокинувшуюся печную трубу; рядом виднелись обтесанные черные камни – там и сям к ним лепился тощий лишайник, круглый, цепкий и безобразный, как сургучная печать судебного исполнителя. Когда пахарь уже хотел остановить волов, его плуг вдруг качнулся, внезапно наткнувшись на камень, скрытый в земле возле развалин.
– Ну вот, двадцатый год подряд мой плуг задевает этот старый очаг. Жаркий сегодня денек, дедушка!
– Чей дом тут стоял, друг? – спросил скиталец, дотрагиваясь посохом до полузасыпанного землей очага там, где по нему пролегла свежая борозда.
– Не знаю. Фамилию знал, да забыл. Точно не скажу, а кажется, на запад уехали. Знакомые вам?

Но скиталец не отвечал, глаза его были прикованы к впадине на одном из обросших лишайником камней.

– Что ты увидел, отец?
– «Отец»! Вот тут, – он ковырнул посохом землю, – вот тут сидел мой отец, вот тут сидела мать, а я, еще несмышленый ребенок, ковылял между ними, как ковыляю опять на том же самом месте, но только без крыши над головой. КОНЦЫ СХОДЯТСЯ. Запахивай, друг».