Продолжаю цитировать Иванова: http://www.museum.ru/1812/memorial/Ivanov/ivanov.html

Теперь постараюсь изложить вкратце все основные действия по отысканию мною братских могил 1812 года. Напомню, что на 1961 год места братских могил, известных в 1912 году, были утеряны, так как ни на одной из них какого-либо памятного знака не было поставлено. В конце 1961 года мне казалось, что легче всего, если руководствоваться планом Кожевникова и Гришкевича, найти сразу три братских захоронения 1812 года на северной опушке Утицкого леса, находящиеся в створе с северной стеной ограды Спасо-Бородинского монастыря.

Но это лишь казалось. Весной 1962 года, зелень Утицкого леса еще начинала распускаться, когда я с компасом в руках вошел в лес по азимуту северной стены монастыря и почти тут же увидел признаки большого захоронения – братской могилы: обваловка по периметру высотой до 70 сантиметров с растущими на этом возвышении дубами возрастом в 80-100 лет. То есть, обваловка принадлежит давнему времени, явно появилась до 1941 года, не имеет никакого отношения к последующей большой войне. Середина могилы провалена и находится на одном уровне с поверхностью земли за пределами могилы в окружающем лесном массиве. Поскольку почти на этом же азимуте по плану Кожевникова и Гришкевича помечены в 50 метрах друг от друга еще две братские могилы, пришлось искать также их, но напрасно. Хождения мои в последующие месяцы вдоль и поперек этих мест по лесу оказались безуспешными.

Разгадка поступила в следующем 1963 году. Я не учел по неопытности, что граница леса (на плане Кожевникова по состоянию на 1912 год), к 1962 году отодвинулась на север почти на 150 метров – так разросся лес. Кроме того, при внимательном рассмотрении плана Кожевникова выявляется некий типографический дефект нечеткого изображения еще одной братской могилы 1812 года, которая в 1912 году была не в лесу, а на вырубке, вновь заросшей лесом к нашему времени.

Эта могила, условно названная «братская могила №1» и была мною обнаружена близ опушки Утицкого леса. Стало понятно, что возле нее никаких двух братских могил и не могло быть.

Не исключено, что это захоронение просто отсутствовало на плане.

На могиле №1 было заложено два шурфа. Один в центре, а другой близ западного угла могилы. В центральном шурфе углубились на 0,7 м во влажную глубину, и вдруг солдат обеспокоено выскочил из-за неприятного запаха, внезапно появившегося в шурфе. Вскоре запах улетучился, и раскоп был продолжен и появился 10 сантиметровый слой золы, древесного угля, крошево обгорелых костей и кристалликов медного купороса. Глубже - пошел слой глины, толщиной около 15 сантиметров, а затем опять горелый слой аналогичный верхнему слою. Вновь кратковременный неприятный запах, вновь выпрыгивание из шурфа солдата, производящего эту работу. Так было пройдено четыре горелых слоя разделенных глиняной засыпкой. Возможно, в этой могиле подобные слои шли глубже. Место это было болотистое, и грунтовая вода залила шурф, что прекратило дальнейшее продвижение шурфа в глубину.

Второй шурф, начатый одновременно с первым, близ края могилы дал несколько другие результаты и не менее интересные. Здесь при заглублении на 0,4 метра появился хорошо сохранившийся, не обгоревший человеческий таз, а рядом с ним находиласъ грудная клетка лошади (тоже не обгоревшая) внутри которой находилось русское чугунное ядро диаметром в 151 мм. Ниже опять начались слои сожжений с присыпками их слоями глины, как и в первом шурфе. На глубине 1,6 м стояла вода.

Главное было достигнуто. Сплошного раскопа не требовалось делать, чтоб не тревожить напрасно останки погребенных здесь в 1812 году, вероятно в ноябре. Еще можно было выкопать котлован, производить в нем на дровах сожжения останков, присыпать кострище землей, вновь накладывать дрова, натаскивать на них останки погибших людей и лошадей, все это опять прожигать и повторить это в одном этом месте не менее четырех раз. Потом, при окончательном засыпании землей ямы с многократным кострищем, подтаскивали еще какие-то обнаруженные вблизи останки и их кидали в яму, засыпая только одной землей, вынутой ранее при откопке этого котлована для могилы. Трапециевидная форма могилы в плане указывала на наличие с длинной южной стороны аппарели или пандуса, т.е. наклонной плоскости позволяющей затаскивать на дно котлована и размещать сверху их останки, принесенные из ближайшего окружения могилы. Затем производилось сожжение дров с останками, сбрасывание грунта после сожжения, что могло производиться только после остывания углей. Очевидно, могила заполнялась таким способом много дней, так как процесс сожжения требовал значительное время для исполнения всего цикла работы. На каждом в отдельности горизонте сожжения при площади могилы в 170 квадратных метров и однослойной укладке останков поверх дров, при площади на одного человека около одного квадратного метра, здесь могли за один прием сжигать до 170 человек. А в четыре или более приемов останки не менее 680-700 человек или около 350 лошадей. Подхоронения уже при окончательной засыпке котлована могилы после сожжения незначительно увеличило это число.

На второй братской могиле в глубине Утицкого леса на поляне с дубом (он упал шесть лет назад) был сделан 9 июля 1966 г. всего один очень неглубокий шурф. Он дал часть русского мундира нового для 1812 года образца, бывшего в дивизии Неверовского, где пуговицы на груди пришиты не отдельно каждая нитками, а сквозь их «ушки» продевался через весь ряд борта мундира тоненький длинный ремешок, укреплявший более надежно все пуговицы сразу. Это обстоятельство ввело в заблуждение сотрудника ГБВИМЗ А.Л. Ларионова, принявшего эту цепь пуговиц с остатками зеленого сукна за конскую уздечку. В этой же могиле встречались мундирные пуговицы полков дивизии Компана. Сожжения в этой могиле не было, хоронили воинов враждующих армий вместе.

Иванов явно по максимуму рассчитал возможное число трупов в первом захоронении. Если принять цифру 700 за среднее значение погребённых в каждом из 15 захоронений, то всего получится 10500 погибших. Однако нельзя исключать, что сожжения осуществлялись ещё до войны 1812 года.