Распечатать страницу | Назад к предыдущей теме
Название форумаСвободная площадка
Название темыСказка "О богаче Гюршуме и двух его женах" - история Есфири-Елены?
URL темыhttps://chronologia.org/dc/dcboard.php?az=show_topic&forum=264&topic_id=139992&mesg_id=139992
139992, Сказка "О богаче Гюршуме и двух его женах" - история Есфири-Елены?
Послано Markgraf99_, 25-11-2020 16:18
Первая жена Гюршума Авигаиль как отражение царицы Софьи (хотя как спасительница Гюршума и иудеев, отчасти и Есфирь), вторая жена Шуламита - Есфирь-Елена. Шейх Абдалла - Аман. Его сын, молодой военачальник, бросавший взгляды на Шуламиту - видимо, отражение здесь Ивана Молодого.
Эпизод с сыном Шуламиты перед халифом похож на историю маленького Моисея перед Фараоном. В обоих случаях младенец выбрал не золото, а свечу или угли, чем спас себя.
Состязание Моисея и Магомета - отражение конфликта ереси жидовствующих и православия?
Эпизод со взвешиванием престола напоминает истории про Архимеда и корону Гиерона.

http://dzurdzuki.com/download/kavkazskiya-skazki-sost-gattsuk-v-a-vypusk-08-1905/ Кавказския сказки (сост. Гатцук В.А.) Выпуск 08 (1905)
О богачѣ Гюршумѣ и двухъ его женахъ.
(Г О Р С К О - Е В Р Е Й С К А Я.)
ВЪ Дамаскѣ жилъ нѣкогда богатый купецъ, по имени Гюршумъ. Въ супружество онъ вступилъ,—какъ велитъ Законъ,—когда подбородокъ его только началъ покрываться первымъ нѣжнымъ пухомъ; и избранная для него его отцомъ жена, по имени Авигаиль, была ему мнoгie годы покорной и вѣрной подругой, рачительной хозяйкой въ его домѣ. Родивъ ему одного сына, она послѣ того осталась безплодной.
Гюршумъ достигъ зрѣлаго возраста, — хотя старикомъ его едва ли кто назвалъ бы,—и тутъ стали его искушать такія мысли: „Я очень богатъ и у всѣхъ въ большомъ уваженіи,—думалъ онъ часто.— Но къ чему мнѣ богатство и почетъ? Сынъ мой Цефаня весьма слабъ здоровьемъ. Какое несчастье будетъ, если я лишусь его, единственнаго наслѣдника моихъ богатствъ и честнаго имени... А жена моя уже не въ такомъ возрастѣ, когда женщины радуютъ мужей своихъ рожденіемъ дѣтей. Законъ Моисеевъ не воспрещаетъ имѣть и нe одну жену ради продолженія рода... Что же до Авигаили, то ей, какъ старшей женѣ, всегда будетъ и наибольшая честь въ моемъ домѣ; при томъ же она—женщина кроткая и простая разумомъ".
Такъ убѣждая себя, Гюршумъ рѣшилъ наконецъ, что женитьба на второй супругѣ будетъ дѣломъ весьма справедливымъ; призвалъ къ себѣ лучшихъ въ городѣ сватовъ, — знающихъ всѣ брачные обычаи, — и поручилъ имъ вести переговоры съ родителями невѣсты, которую онъ себѣ уже намѣтилъ. Это была необыкновенной красоты молодая дѣвица, при томъ же изъ высокопоставленной семьи,— отецъ ея былъ казнохранителемъ самого Дамасскаго халифа.
И халифскій казначей счелъ для себя честью породниться съ богатымъ Гюршумомъ. Свадьба была справлена великолѣпно, въ присутствіи множества знатныхъ гостей, и юная ІІІуламита вступила въ домъ Гюршума второю супругою.
Нѣкоторыя женщины шептали во время свадебнаго пира на-ухо своимъ сосѣдкамъ, будто невѣста имѣла чрезмѣрно грустный видъ, и будто молодой военачальникъ, любимецъ Халифа, бывшій также на пиру, бросалъ на нее огненные взгляды слишкомъ ужь явно. Но эти женщины были извѣстны за злобныхъ и завистливыхъ; при томъ же онѣ имѣли, конечно, или взрослыхъ дѣвицъ-дочерей или незамужнихъ родственницъ... А Гюршумъ былъ женихъ завидный.
Ставъ супругою Гюршума, красавица Шуламита, гордая своею знатностью и молодостью, скоро все измѣнила въ мужниномъ домѣ: въ немъ явилась неизвѣстная до той поры, показная пышность; и скромная, семейная яжизнь смѣнилась частыми празднествами и пирами. Авигаиль же была переселена въ небольшой простой домикъ въ глубинѣ сада, и жила тамъ съ сыномъ своимъ Цефанею, въ пренебреженіи у всѣхъ, забытая мужемъ, который, ради любви своей молодой жены, дѣлалъ все чтобъ угодить ей, и не посѣщалъ Авигаили даже въ субботній вечеръ, — прегрѣшая тѣмъ противъ Закона.
Такъ шли дѣла въ домѣ почтеннаго купца Гюршума, когда внезапно скончался старый халифъ Дамаска и на престолъ вступилъ его сынъ, человѣкъ не весьма богатый опытомъ жизни и склонный подчиняться совѣтникамъ, его окружавшимъ; но въ душѣ—человѣкъ весьма справедливый.
Молодой военачальникъ, бывшій на свадебномъ пиру Гюршума, остался, и при новомъ халифѣ, на своей должности, и пріобрѣлъ вліянія даже еще болѣе, чѣмъ прежде, потому что съ молодымъ властелиномъ они были сверстниками и друзьями дѣтства. А черезъ сына большимъ значеніемъ при дворѣ сталъ пользоваться и отецъ военачальника, старый шейхъ 1) Абдалла.
1) Мусульманское духовное лицо высшаго ранга.
Этотъ шейхъ Абдалла былъ весьма хитрый и корыстолюбивый старикъ. Чтобъ снискать себѣ уваженіе народа,— а съ тѣмъ вмѣстѣ, какъ водится, и большіе доходы,—онъ велъ, по наружности, жизнь строгую. Когда же ему удалось многихъ убѣдить въ своей святости, онъ, чтобъ подняться во мнѣніи людей на еще большую высоту, рѣшился на дерзкую хитрость... Онъ зналъ свой народъ, и смѣло дѣйствовалъ, надѣясь на его дѣтское довѣріе къ чудесному.
Каждую Пятницу, на зарѣ, онъ тайно уходилъ въ свой садъ, и тамъ прятался въ искусно устроенномъ подземельи до времени полуденной молитвы. А когда всѣ мусульмане сходились въ мечеть, — и онъ туда являлся, и съ весьма ловко изображеннымъ восторгомъ разсказывалъ, будто онъ только что принесенъ небесными силами изъ Мекки, гдѣ, въ мечети Каабы, онъ совершалъ невидимое богослуженіе вмѣстѣ со всѣми святыми Имамами и въ присутствіи самого пророка Магомета, который,—по его словамъ,—такъ довѣрялъ силѣ его молитвъ передъ Аллахомъ, что нарочно, для принесенія ихъ у святыни Чернаго Камня, бралъ его на зарѣ каждой Пятницы въ Мекку.
Все это онъ разсказывалъ такъ складно и подробно, такъ часто и восторженно описывалъ свои свиданія съ Магометомъ и Имамами, что скоро число вѣрившихъ ему сдѣлалось весьма велико, и въ народѣ онъ сталъ пользоваться славою великаго святого.
Вотъ этотъ-то шейхъ Абдалла однажды такъ говорилъ своему сыну, военачальнику халифа: — Я вижу, что въ послѣднее время ты всегда грустенъ. Что съ тобою? Отчего такъ худѣетъ твое тѣло, и лицо твое день-ото-дня все болѣе покрывается блѣдностью? Скажи мнѣ, сынъ мой: власть моя велика, a желаніе возвратить тебѣ спокойствіе духа еще больше.
И сынъ разсказалъ ему о причинѣ перемѣны, имъ замѣченной; съ горькими слезами говорилъ онъ такъ: — Ахъ, отецъ, глаза твои не обманули тебя. Я давно уже полюбилъ прекрасную іудеянку Шуламиту, выданную теперь за богача Гюршума, и эта женщина отвѣчаетъ моему чувству... Раньше различіе вѣры разлучало насъ, а замужество ея лишило меня послѣдней надежды. Еслибъ умеръ ея мужъ, она, ставъ вполнѣ свободной, охотно приняла-бы нашу вѣру и сдѣлалась-бы моей женою. Но Гюршумъ не старъ еще и здоровъ, а на насиліе надъ нимъ я рѣшиться не смѣю, зная справедливость нашего халифа... И вотъ, я томлюсь, и не могу утѣшиться...
— Насиліе употреблять глупо, ибо сила всегда обоюдоострое оружіе, — сказалъ сыну шейхъ Абдалла. — Лучше пользоваться умомъ, который подобенъ саблѣ, имѣющей лишь одно, обращенное къ врагу, лезвіе. А что касается до женитьбы твоей на вдовѣ такого богача, какъ еврей Гюршумъ,—я это одобряю. Весьма одобряю: это разумно!
Затѣмъ хитрый шейхъ спросилъ сына: посѣщаетъ-ли онъ домъ Гюршума? И узнавши, что онъ тамъ частый гость, далъ ему нѣсколько совѣтовъ: какъ вліять на слабый женскій умъ, склонный подчиняться сердцу, и что надо бы выпытать отъ Шуламиты, чтобы приготовить гибель ея мужу.
Прошло послѣ этого нѣкоторое время, и въ дверь дома Гюршума стукнулъ твердою рукою посланный халифа. Онъ принесъ повелѣніе Шуламитѣ, женѣ еврея купца Гюршума, немедленно явиться во дворецъ повелителя—„придти свободно, если она подчинится; или быть приведенной, если она не захочетъ идти; или быть принесенной, если она идти не сможетъ по болѣзни".
Въ судной залѣ дворца стоитъ прекрасная Шуламита съ своимъ первенцемъ на рукахъ; среди другихъ, полумертвыхъ отъ страха, она стоитъ смѣло, потому что знаетъ, за чѣмъ она призвана; съ весельемъ въ сердцѣ она ожидаетъ допроса, потому что увѣренно ждетъ отъ отвѣтовъ своихъ себѣ сладкаго, въ будущемъ, счастья.
— Скажи мнѣ, еврейка, —спросилъ ее халифъ, опустивъ голову на руку, упершую локтемъ въ колѣно:—правда-ли, что твой мужъ хранитъ въ кладовыхъ своихъ части Соломонова престола; того дивнаго, какъ башня огромнаго золотого трона, что сдѣланъ Эрномъ ассурскимъ царемъ, когда науки еще высоко стояли среди людей? Правда-ли, что мужъ твой имѣетъ древніе чертежи всего этого трона и говорилъ тебѣ, будто онъ можетъ по этимъ чертежамъ построить престолъ во всемъ его прежнемъ величіи, со львами на подножіи его, рычащими, когда передъ престоломъ раздается лживое слово?
— Правда, государь. Такъ говорилъ мнѣ мой мужъ,— отвѣчала тихо Шуламита, приближаясь, съ младенцемъ своимъ, ближе къ престолу халифа.
— Почему же все это хранилъ онъ въ тайнѣ?
— Онъ сказалъ мнѣ, что если слухъ объ этомъ дойдетъ до твоихъ ушей,—ему не миновать большой бѣды,—сказала Шуламита, склонясь къ лицу халифа, чтобъ не слышали ея словъ окружавшіе...
Страшное дѣло свершилось!.. Младенецъ ея вдругъ протянулъ свои ручки и, вцѣпившись въ блестящіе локоны бороды, сталъ дергать и рвать ее,—ту священную бороду халифа, которой клянутся мусульмане, и за прикосновеніе къ которой, по закону, назначена смерть всякому, „не взирая на полъ и на возрастъ"...
И молодая красавица ІІІуламита была схвачена тотчасъ, и заключена съ младенцемъ своимъ въ тюрьму, чтобы на завтра принесть его передъ судей. Плачетъ Гюршумъ, рветъ на себѣ свои богатыя одежды, терзаетъ волосы головы своей и бороды; въ отчаяніи, нe находя себѣ мѣста, бродитъ онъ по своему обширному дому. Самъ не зная, какъ, зашелъ онъ въ глубь сада, и тамъ увидалъ первую жену свою Авигаиль: она сидѣла съ сыномъ своимъ Цефанею на скамьѣ и слушала, что читалъ онъ ей изъ большой старинной книги. Увидавши супруга, встала она и, склонившись предъ нимъ, спросила съ участьемъ:
— Что такъ печалить тебя, господинъ мой? Что за бѣда стряслась надъ тобою?
Съ тяжкими вздохами разсказалъ ей Гюршумъ о постигшемъ его несчастьи: отнята у него страстно любимая подруга, и желанный сынокъ долженъ погибнуть...
Выслушавъ все имъ сказанное, такъ отвѣчала Гюршуму жена его кроткая Авигаиль:
— Господинъ мой, всею душой сочувствую я тебѣ въ твоемъ горѣ, и надѣюсь тебѣ помочь, если ты послушаешь совѣта простой, неученой женщины.
Гюршумъ съ радостью обѣщалъ поступить по ея совѣту и она научила его, — что ему нужпо дѣлать и говорить завтра на судѣ надъ его сыномъ.
Нa другой день въ судной залѣ дворца собрались почетнѣйшіе и мудрѣйшіе сановники и духовныя лица для суда объ оскорблении чести халифа. Самъ халифъ, выступивъ обвинителемъ, повѣдалъ судьямъ, какъ дѣло совершилось, и сказалъ, что рѣшеніе онъ поручаетъ ихъ мудрости, самъ же судить младенца не желаетъ...
Онъ уважалъ древній законъ, но сердце его не соглашалось съ нимъ.
Купецъ-еврей Гюршумъ, отецъ младенца, сталъ предъ судьями какъ его защитникъ. Онъ не началъ со словъ, а посадивъ малютку на принесенномъ съ собою высокомъ столѣ, — чтобъ его видно было всѣмъ, — молча высыпалъ предъ нимъ груду блестящаго золота и поставилъ зажженную свѣчу. И дитя потянулось къ огню, схватило ручками свѣтлое пламя, и обжегшись, закричало.
— Мудрые судьи, — сказалъ тогда еврей Гюршумъ, — обвините ли вы столь неразумное созданіе, которое предпочитаетъ жгучее пламя золоту?
— Ты хорошо защитилъ своего сына, — вскричалъ халифъ,—и я требую оправданія младенца. Пусть мать унесетъ его домой невредимымъ. Но ты, Гюршумъ, долженъ построить мнѣ дивный престолъ Соломона, о которомъ ты говорилъ твоей женѣ. Ты говорилъ ей, что можешь это сдѣлать, и не смѣешь скрывать отъ твоего государя такого чуда, которое дѣлаетъ ложь безсильной предъ моимъ судомъ.
Тяжело вздохнулъ Гюршумъ, услышавъ о предательствѣ своей Шуламиты. Потемнѣло его лицо, и онъ молвилъ:
— Но, государь, всего скопленнаго мною золота не хватить, чтобъ построить и четверть этого дивнаго престола, огромнаго какъ башня...
— Мнѣ не нужно твоего золота, еврей, — сказалъ халифъ.—Черпай изъ моихъ сокровищницъ, сколько тебѣ будетъ нужно. Но чтобы престолъ былъ сдѣланъ, и львы подножья его рычали бы при звукѣ лжи. Если же, возбудивъ мое желаніе имѣть этотъ чудный престолъ, ты обманешь меня,—гнѣвъ мой падетъ на твою голову. И тебѣ нe будетъ спасенья.
Гюршумъ собралъ искусныхъ строителей и золотыхъ дѣлъ мастеровъ и, пользуясь сокровищами халифа, сталъ строить Соломоновъ престолъ. Пока шли работы, хитрый шейхъ Абдалла неотступно слѣдилъ за ними: онъ былъ увѣренъ, что Гюршумъ не сможетъ построить престола и погибнетъ отъ гнѣва халифа. Однако работы шли успѣшно, дивный престолъ поднимался, огромный какъ башня, и львы у подножья его уже раскрывали пасти, — будто готовясь рычать,—когда вблизи слышался голосъ лживаго старика Абдаллы.
Тогда озлобленный неудачей шейхъ сталъ распускать слухи среди народа, что еврей Гюршумъ, пользуясь казною халифа безотчетно, утаиваетъ большую часть золота, которое беретъ на работу. И народъ волновался, говоря: — Развѣ мы затѣмъ платимъ подати халифу, чтобъ евреи обворовывали его? Пусть Гюршумъ сдаетъ отчетъ, сколько онъ извелъ золота на заказанный ему престолъ.
Объ этихъ волненіяхъ среди народа было, конечно, немедленно доведено до свѣдѣнія самого халифа, при чемъ и сановники совѣтовали ему истребовать отчетъ отъ Гюршума при сдачѣ заказаннаго трона. Наученные шейхомъ Абдаллой, они говорили:
— Народъ сильно негодуетъ, видя излишнее довѣріе, оказанное тобою еврею Гюршуму. Еще болѣе возбуждать его—опасно... При томъ же провѣрку легко сдѣлать, потому что вѣдь извѣстно, сколько Гюршумъ взялъ золота из твоихъ сокровищницъ: пусть онъ только сдастъ тебѣ готовый престолъ по вѣсу. На этомъ-то хитрый шейхъ Абдалла и хотѣлъ создать гибель мужа Шуламиты: онъ зналъ, -что нѣтъ на свѣтѣ такихъ вѣсовъ, на которыхъ можно было-бъ свѣсить Соломоновъ престолъ, огромный какъ башня.
И вотъ, когда Гюршумъ пришелъ, чтобъ доложить халифу о томъ, что престолъ изготовленъ, что готовы и хитрыя машины для его перевоза въ судную залу дворца, халифъ сказалъ ему:
— Я этимъ доволенъ. Но, по закону, ты долженъ сдать отчетъ въ издержанномъ золотѣ. Сколько ты взялъ его,— въ томъ у казнохранителя есть твои росписки. Сдай сдѣланный тобою престолъ, свѣшавъ его, чтобы знать, точно ли все золото пошло въ работу; ходятъ слухи, что ты много присвоилъ себѣ лишняго. Я хочу наградить тебя, но обмануть себя не позволю. Печальный вернулся домой Гюршумъ: какъ взвѣсить огромный престолъ? Такихъ вѣсовъ еще не придумали люди. Три дня и три ночи не пилъ онъ, не ѣлъ; не смыкая глазъ думалъ, какъ исполнить волю халифа и избавить себя отъ бѣды. Но придумалъ только одно: пойти къ своей старой, покинутой женѣ Авигаили и разсказать ей свое горе,—молодая Шуламита лишь смѣялась, слушая его жалобы.
И пошелъ онъ въ одинокій маленькій домикъ, и сѣлъ рядомъ съ Авигаилью у ея очага, и повѣдалъ ей свою бѣду.
— Дорогой господинъ мой, — сказала ему Авигаиль. — Я думаю, что этой бѣдѣ можно помочь, если только найдется корабль довольно большой, чтобъ поднять выстроенный тобою престолъ. Тогда, поставивъ престолъ на него, ты отмѣть, какъ глубоко корабль погрузится. Потомъ же, снявши престолъ, клади свѣшанный грузъ на корабль до тѣхъ поръ, пока корабль не опустится вновь до отмѣченной черты. И вѣсъ этого груза будетъ вѣсомъ престола... Я—простая, неученая женщина; во всю жизнь мою я была тебѣ вѣрной слугой и подругой. Ты—далекъ отъ меня; но я слушала толки людей о тебѣ по городу, и знала, что грозитъ тебѣ. И съ сыномъ твоимъ Цефанею мы читали старыя мудрыя книги, и изъ нихъ узнали, какъ можно отвратить отъ тебя бѣду, которую готовилъ врагъ твой, хитрый и злой шейхъ Абдалла. А почему сталъ твоимъ врагомъ отецъ твоего частаго гостя, халифскаго военачальника,—ты самъ разъясни и обдумай.
Съ прояснившимся лицомъ обнялъ Гюршумъ свою старую, вѣрную подругу; опытный человѣкъ, — онъ сразу понялъ непогрѣшимость этого способа; вмѣстѣ съ благодарностью пробудилась въ его сердцѣ былая нѣжность къ той, которая, одна лишь, безкорьістно заботилась о немъ.
И онъ, поступивъ по указанному ею способу, взвѣсилъ престолъ въ присутствіи самого халифа и его совѣтниковъ. Золота не хватило только десяти фунтовъ. И этимъ хотѣлъ воспользоваться шейхъ Абдалла, и пытался нашептывать халифу злыя рѣчи; но справедливый халифъ сказалъ:
— Перстень много вѣса теряетъ подъ подпилкомъ мастера; можно ли спорить о десяти фунтахъ потери при созданіи престола вѣсомъ въ сто тысячъ фунтовъ!
И, оставшись довольнымъ, щедро наградилъ мастеровъ; а Гюршума, осыпавъ почетными и дорогими знаками своей милости, сдѣлалъ своимъ приближеннымъ сановникомъ.
Шейхъ Абдалла былъ приведенъ въ ярость неуспѣхомъ своего плана погубить Гюршума, чтобы женить затѣмъ своего сына на его несмѣтно-богатой вдовѣ. Неудача эта такъ разъярила его, привыкшаго къ постояннымъ успѣхамъ, что онъ сказалъ своему сыну, халифскому военачальнику:
— Теперь ужь я не помилую этого наглаго еврея Гюршума. Я изведу его, хоть бы съ нимъ вмѣстѣ пришлось погубить и всѣхъ его соплеменниковъ!
И шейхъ сталъ разсказывать народу въ мечетяхъ Дамаска, будто въ Меккѣ,—куда онъ, по его словамъ, переносился каждую Пятницу,—скоро состоится, въ храмѣ Каабы, споръ между пророками Моисеемъ и Магометомъ о томъ, чья вѣра угоднѣе Богу; и что пророки согласились, чтобъ вѣра побѣдившаго была введена на всей землѣ.
Народъ вѣрилъ хитрецу и спрашивалъ его: когда состоится это состязаніе пророковъ. Народъ волновался, боясь побѣды Моисея.
— Въ будущую Пятницу рѣшится это великое дѣло,— сказалъ наконецъ хитрый шейхъ.—Соберитесь въ мечетяхъ всѣ отъ мала до велика, и возносите молитвы о побѣдѣ пророка нашего Магомета; неустанно молитесь, пока я не явлюсь къ вамъ изъ Мекки съ вѣстью о томъ, кто побѣдилъ.
Въ слѣдующую Пятницу онъ заперся въ своемъ садовомъ подземельѣ еще до утренней зари, и пробылъ тамъ до вечерней молитвы; между тѣмъ какъ народъ, собравшійся въ мечетяхъ, молился и волновался духомъ, и все больше и больше воспламенялся злобой противъ іудеевъ, пророкъ которыхъ, Моисей, смѣлъ вступить въ состязанье съ самимъ великимъ Магометомъ...
Вдругъ, на возвышенномъ мѣстѣ проповѣдника въ главной мечети Дамаска, явился шейхъ Абдалла и вскричалъ голосомъ громкимъ и ликующимъ:
— Слава Аллаху и великому пророку его Магомету, первому между пророками! Съ утра сего дня и до вечера шелъ великій споръ, и наконецъ Магометъ принудилъ Моисея къ молчанію, сказавъ: „Я пришелъ послѣ тебя и моимъ ученіемъ замѣнилъ твое". И Моисей, признавъ себя побѣжденнымъ, склонился предъ нашимъ пророкомъ, который тутъ же подозвалъ меня и такъ мнѣ повелѣлъ: „Повѣдай, Абдалла, народу и халифу въ Дамаскѣ мою волю: всѣ, исповѣдуюіціе ученье Моисеево, должны принять мое; отказавшіеся же—да будутъ преданы смерти"... Такова воля пророка; и пусть всѣ правовѣрные — отъ малаго до стараго— соберутся завтра передъ дворцомъ, чтобъ требовать исполненія ея.
Халифъ не былъ въ душѣ склоненъ къ насилію, но совѣтники его—одни изъ низкаго угодничества передъ шейхомъ, другіе изъ ненависти къ іудеямъ, третьи изъ страха за себя и свое имущество въ случаѣ народнаго бунта—въ одинъ голосъ настаивали на удовлетвореніи требованія народа, говоря, что и войско на его сторонѣ.
И былъ объявленъ халифскій указъ: всѣмъ, исповѣдуюіцимъ законъ Моисея, принять магометово ученье; ослушники же должны быть преданы смерти...
Плачъ и стенаніе въ частяхъ города, гдѣ живутъ израильтяне: одни изъ нихъ пытаются,—но тщетно,—скрыться изъ предѣловъ Дамаска, другіе готовятся къ неминуемой смерти, третьи ходятъ изъ дома въ домъ въ надеждѣ услышать спасительный совѣтъ, — но нѣтъ и искры надежды. Самъ халифскій совѣтникъ, богачъ Гюршумъ молилъ халифа на колѣняхъ объ отмѣнѣ указа, но тотъ съ гнѣвомъ сказалъ, что воля его неизмѣнна и всѣ ослушники черезъ семь дней будутъ отданы въ руки палачей.
Мрачный сидитъ Гюршумъ въ своемъ богато украшенномъ покоѣ. Онъ не думаетъ о томъ, чтобъ измѣнить вѣрѣ отцовъ ради спасенія жизни,—хитрый шейхъ Абдалла не ошибся въ расчетѣ. Тяжела для Гюршума мысль о приближающейся смерти, — но еще тяжелѣе ему вспомнить, что услышалъ онъ отъ своей жены, молодой красавицы Шуламиты.
— Ты не примешь законъ мусульманскій?—сказала она, усмѣхаясь—Ну, чтожъ, тѣмъ лучше: умри—и дай мнѣ свободу... А я ужъ была у халифа и объявила ему, что готова стать правовѣрной, и сына воспитывать буду въ законѣ пророка Магомета...
Въ горницу, гдѣ сидѣлъ Гюршумъ, погруженный въ тяжелую думу, тихо вошла жена его, кроткая Авигаиль. Вошла она и, ставъ передъ мужемъ, спросила его:
— Какъ намѣренъ ты поступить, господинъ мой, чтобъ избѣжать грозящей бѣды?
— Для тебя и для нашего сына на морскомъ берегу готовъ корабль, который отвезетъ васъ въ безопасное мѣсто,—отвѣчалъ ей Гюршумъ.—Я же умру здѣсь вмѣстѣ съ другими: мнѣ, старшинѣ народа, бѣжать не пристало.
— Къ чему умирать самому и другихъ отдавать на смерть?—сказала ему Авигаиль.—Послушай еще разъ, господинъ, меня, глупую женщину: быть можетъ, любовь къ тебѣ внушила мнѣ нe совсѣмъ худую мысль.
И она разсказала Гюршуму, что придумала. Выслушалъ ее Гюршумъ, и просвѣтлѣло его лицо; и, вставши, онъ возложилъ на себя придворную одежду, и пошелъ во дворецъ.
— Повелитель!—сказалъ онъ халифу вставъ на колѣна.— Я, построивъ тебѣ дивный престолъ царя Соломона, награжденъ тобою все-таки выше заслуги. Позволь мнѣ отдать тебѣ долгъ: отъ моихъ предковъ ко мнѣ перешли части Соломоновой короны, которую началъ дѣлать для себя этотъ мудрѣйшій изъ земныхъ царей, нo нe успѣлъ окончить. У меня же хранятся чертежи этой короны, составленные мудрымъ царемъ. Доконченная по тѣмъ чертежамъ корона обладаетъ великою силой: царскій родъ владѣльца ея никогда не умалится; потомки царя, завладѣвшаго этой короной, будутъ вѣчно царями царей. Дай мнѣ время докончить эту корону, и для того отстрочь свой указъ только на мѣсяцъ съ днемъ: въ двѣ недѣли я успѣю спѣшно доѣхать до Мекки, гдѣ хранятся части короны; день мнѣ нужно, чтобъ докончить ее, и двѣ недѣли уйдутъ въ обратномъ пути... А чтобъ не было ропота въ народѣ на то, что ты отсрочилъ исполненіе воли, пророка, — прикажи объявить о причинѣ по всѣмъ площадямъ и мечетямъ города.
Халифъ, несказанно обрадованный мыслью получить дивную корону, согласился отсрочить указъ, и когда вѣстники его прокричали народу на всѣхъ городскихъ площадяхъ объ обѣщаніи почтеннаго богача еврея Гюршума,— народъ прославилъ мудрость халифа: ради такого чудеснаго талисмана можно отсрочить...
Ровно черезъ мѣсяцъ, въ день наканунѣ Пятницы, Гюршумъ предсталъ передъ халифомъ и поднесъ ему... половину чудной золотой, украшенной перлами и лалами короны.
— Здѣсь одна половина короны,—сказалъ халифъ, —гдѣ же другая?
— Прости, повелитель, — молвилъ Гюршумъ, — другая половина этой разъемной короны осталась у мастера въ Меккѣ: у меня не достало денегъ чтобъ заплатить за всю работу. Но срокъ, тобой мнѣ данный, еще не истекъ. Завтра Пятница, и твой шейхъ Абдалла, какъ всегда, будетъ въ Меккѣ. Я дамъ ему деньги и скажу, гдѣ отыскать мастера, работавшаго корону. Завтра же шейхъ принесетъ тебѣ и другую ея половину.
— Хорошо!—вскричалъ халифъ.—Пусть будетъ такъ... Это ладно! Слышалъ ты, шейхъ Абдалла! Завтра ты принесешь мнѣ изъ Мекки вторую половину короны и этимъ не только угодишь мнѣ, но и прославишь себя. А я сейчасъ пошлю объявить повсемѣстно народу объ этомъ...
Въ ночной тишинѣ осторожпо постучалъ шейхъ Абдалла у двери еврея Гюршума. Его ждали, ввели къ хозяину, и шейхъ увидалъ на столѣ вторую половину Соломоновой короны.
— Что желаешь ты, любезный Гюршумъ, получить за нее?—спросилъ шейхъ Абдалла.
— Только вѣру отцовъ для моего народа.
Торгъ былъ скоро оконченъ; и гость и хозяинъ остались довольны: могло, вѣдь, быть много хуже.
На другой день, во время полуденной молитвы, въ главной мечети Дамаска раздался громкій голосъ шейха Абдаллы, только что возвратившагося изъ Мекки. Такъ говорилъ мудрый и весьма святой шейхъ:
— Внимайте, правовѣрные! Нынѣ великій пророкъ нашъ Магометъ почтилъ меня, слугу своего, милостивымъ словомъ. „Вѣрный мой шейхъ,—сказалъ мнѣ пророкъ,—послѣ спора моего съ Моисеемъ, Аллахъ утвердилъ мою побѣду, признавши, что законъ мой, конечно, выше и лучше стараго закона Моисеева; но сказалъ, что и вѣра евреевъ почтенна. Посему, не должно принуждать ихъ къ принятію Ислама: это грѣхъ. Объяви о волѣ Аллаха народу моему и халифу въ Дамаскѣ". Такъ сказалъ мнѣ нашъ великій пророкъ. Я же добавлю: пусть евреи гибнутъ, живя въ своей вѣрѣ, — намъ, правовѣрнымъ, будетъ болѣе мѣста въ раю Магомета, лишь для насъ уготованномъ.
— Ну, слава Аллаху и пророку его! — молвилъ добросердечный халифъ, выслушавъ просьбу шейха и народа объ отмѣнѣ указа, грозившаго смертью всѣмъ израильтянамъ, которые остались бы вѣрными закону своему.—Большое бремя свалилось съ моей души. Объявить сейчасъ по всѣмъ городскимъ площадямъ, громко и съ трубными призывами объявить объ отмѣнѣ мною указа... A гдѣ же другая половина Соломоновой короны, шейхъ Абдалла?
— Вотъ она, милостивый халифъ; вели принести первую, чтобъ я могъ предъ твоими глазами соединить обѣ половины, — сказалъ Гюршумъ, вынувъ изъ-подъ полы вторую половину драгоцѣнной короны. И потомъ, наклонясь близко къ уху халифа, прибавилъ:—Шейхъ лживъ, хитеръ и власть его надъ народомъ чрезмѣрно велика; поэтому осторожность съ нимъ необходима.
— Да, возвратившись изъ Мекки, я отослалъ половину короны еврею, чтобъ онъ соединилъ ее съ первою частью: это ремесло, а ремесломъ заниматься мнѣ низко,—сказалъ гордо шейхъ Абдалла, и солгалъ: по совѣту мудрой Авигаили Гюршумъ условился отдать вторую половину короны только—когда шейхъ добьется отмѣны указа.
— Истинно,—сказалъ себѣ халифъ.—Этотъ шейхъ слишкомъ хитеръ и власть его надъ народомъ чрезмѣрно велика!
И скоро, въ одну изъ Пятницъ, шейхъ Абдалла, унесенный невѣдомыми силами въ Мекку, —не вернулся оттуда. „Пророкъ оставилъ его при храмѣ Каабы, чтобъ святыя его молитвы возносились непрестанно къ престолу Всевышняго!"—говорилъ народъ. И слава святости шейха Абдаллы утвердилась еще болѣе среди простыхъ мусульманъ.
Свободно вздохнули сыны Израиля въ Дамаскѣ... А такъ какъ нѣтъ тайнаго, что когда-нибудь не стало бы явнымъ,— со временемъ Дамасскіе іудеи узнали, какъ сдѣлалось все это дѣло, и какъ мудро поступилъ почтенный Гюршумъ, чтобъ спасти себя и народъ свой отъ гибели. И уваженіе къ нему единовѣрцевъ стало еще сильнѣе.
А Гюршумъ образумился; и давъ женѣ своей, молодой Шуламитѣ, разводную запись, предоставилъ ей свободу выйти замужъ за военачальника халифа, при чемъ онъ удѣлилъ ей часть своихъ богатствъ, а она оставила ему сына.
Такъ, по милости Божіей, устроилось все благополучно для почтеннаго купца Гюршума, кроткой и разумной супруги его Авигаили и сына ихъ Цефани. Отпустивъ молодую жену, отъ которой ему пришлось претерпѣть столько невзгодъ, Гюршумъ вновь приблизилъ къ себѣ Авигаиль и дожилъ съ нею свой вѣкъ счастливо.
Халифъ, при которомъ Гюршумъ былъ старшимъ и наиболѣе уважаемымъ совѣтникомъ, покровительствовалъ іудеямъ; поэтому въ Дамаскъ, спасаясь отъ гоненій, со временемъ собрались многіе знаменитые мудрецы, ученые толкователи Моисеева закона. Въ ихъ собраніи однажды Гюршумъ разсказалъ о своемъ второмъ бракѣ, о бѣдствіяхъ, имъ вслѣдствіе того перенесенныхъ и о мудрой помощи, которую оказала ему первая его жена, пренебреженная имъ Авигаиль.
Разсказавъ все подробно и правдиво, Гюршумъ спросилъ собраніе ученыхъ раввиновъ: какъ объяснить, что Моисей, въ своемъ мудромъ законѣ нe воспретилъ многоженства, пагубность котораго столь очевидна?
Обсудивъ вопросъ всесторонне въ теченіе многихъ дней, ученое собраніе дало Гюршуму такой отвѣтъ устами мудраго равви Натана:
— Вспомни, двоеженецъ, читая писаніе: какому развращенному и неразумному народу былъ данъ Законъ Моисеемъ! И если ты рѣшился признать себя передъ всѣми развратнымъ и безумнымъ—бери себѣ многихъ женъ. Мы же, здѣсь собравшіеся, восклицаемъ: пусть падетъ отлученье и проклятье на того, кто, имѣя жену, беретъ себѣ еще другую!
Съ того времени нѣтъ многоженства между правовѣрными израильтянами.

Здесь какой-то сокращенный вариант:
https://subscribe.ru/archive/culture.world.gorevrei/200107/01000504.html Две жены рабби Гюршума