Из статьи http://sciteclibrary.ru/rus/catalog/pages/12993.html:

Первую встречу Н. И. Вавилова с неизвестным никому селекционером Т. Д. Лысенко относят к 1928 году.

Николай Вавилов очень хорошо знал историю науки, которая дает огромное число примеров того, что истинные открытия часто совершают «невежественные самородки».

Именно такого «самородка» он увидел в Трофиме Лысенко. К тому же Николай Вавилов, наверное, почувствовал в Трофиме Лысенко качество, которое, видимо, отсутствовало у него самого – безграничную любовь к природе и даже способность чувствовать жизнь в каждой былинке.

И Николай Вавилов начинает «выдвигать» Трофима Лысенко. В 1932 году он рекомендует Лысенко для избрания в члены Всеукраинской академии наук, а в 1934 году он же выдвигает Лысенко в члены-корреспонденты Академии наук СССР. В обоих случаях инициатива Вавилова не увенчалась успехом: власти не торопились давать Лысенко «кредит доверия». (См. Марк Поповский «Дело академика Вавилова»)

Но к 1935 году «звезда» Н. И. Вавилова стала постепенно бледнеть на общественно-политическом «небосводе» СССР. Политическая ситуация в стране резко изменилась.

Ужасы коллективизации и неимоверно выросший культ личности Сталина вызвали в партийной среде глухое недовольство и широкую молчаливую оппозицию, которые грозили расколом партии и могли перерасти в новую гражданскую войну. Назрела насущная потребность перейти от партийного управления страной к государственному.

Да и надежды властей на возможности ученых помочь быстро поднять экономику страны не оправдалась. Поэтому идеи, которые высказывал Т. Д. Лысенко, оказались кстати.

Появилась надежда, что его предложения помогут восстановить сельское хозяйство, а имея надежду, можно вынести любые трудности. И по мере того, как гасла «звезда судьбы» Николая Вавилова, стала набирать яркость «звезда судьбы» Трофима Лысенко.

Нужно сказать, что Трофиму Лысенко удалось очень много сделать для сельского хозяйства страны в предвоенные и военные годы. Это зачастую вынуждены были признавать его противники и враги.

НО И НАУЧНЫЕ УТВЕРЖДЕНИЯ Т. Д. ЛЫСЕНКО НАСТОЛЬКО ОПЕРЕДИЛИ ВРЕМЯ, ЧТО К ПОДОБНЫМ ПРЕДСТАВЛЕНИЯМ УЧЕНЫЕ НАЧИНАЮТ ПРИХОДИТЬ ТОЛЬКО СЕЙЧАС.

Вот какие слова слышал Юрий Жданов от Лысенко: «Человек – не животное. Он не произошел от обезьяны, а развился скачкообразно.» (Ю. А. Жданов «Во мгле противоречий», Вопросы философии, 1993, №7)

Можно вспомнить высказывание Лысенко по поводу наследственности:
«Неправильным будет любое утверждение, говорящее о том, что свойство наследственности связано с каким-то особым, отдельным веществом, в какой бы части организма или клетки оно ни было помещено. Любая живая частичка или даже капелька тела (если последнее жидкое) обладает свойством наследственности, то есть свойством требовать относительно определённых условий для своей жизни, роста, развития.» (Т. Д. Лысенко «О наследственности и её изменчивости», (1943), журнал «Агробиология»)

Но у Трофима Лысенко была куда более важная и трудная миссия. Он должен был продолжить то, что начал, но не успел сделать Николай Вавилов: закончить строительство «храма науки». Правда, Лысенко пошел другим путем.

Вместо того чтобы набирать способную молодежь в учебные заведения, он отправил «науку» в деревню, к колхознику на поля. При активном участии Т. Д. Лысенко по всей стране в колхозах создавались так называемые «хаты-лаборатории». Эти хаты-лаборатории стали той «первой ступенькой», с которой началась научная деятельность для многих крестьян, затем посвятивших свою жизнь труду на «ниве» науки.
Благодаря этим двум великим людям, и «кухаркин сын», и «неотесанная деревенщина» отныне знали, что путь на «Олимп» научной мысли и экспериментально-теоретического творчества для них открыт, достаточно иметь желание и готовность трудиться.

Таким образом, Николай Вавилов и Трофим Лысенко стали ведущими творцами «Мировой революции», которая изменила сознание людей. Их можно назвать «русской двойкой», разрушившей представления об элитарности «научного цеха». Эта революция, произошедшая в России, стала началом преобразования науки во всем мире.

Скажем еще несколько слов о «вине» Т. Д. Лысенко в аресте Н. И. Вавилова.
Вот характеристика Трофима Лысенко, которую дал в своем интервью И. А. Бенедиктов, бывший народный комиссар (министр) земледелия СССР: «Лысенко же даже под угрозой четвертования не оговорил бы ни себя, ни тем более других. У него была железная воля и стойкие моральные принципы, сбить с которых этого человека представлялось просто невозможным.»

Но Трофим Лысенко не мог писать никаких доносов на Николая Вавилова, не только потому, что это было противно его «крестьянской закваске»: его свидетельские показания НКВД не интересовали – он считался противником Вавилова. (Сам Николай Вавилов также никого не оговорил: он вынужден был признавать лишь те обвинения, которые были получены от его сотрудников и знакомых, как до ареста Вавилова, так и после.)

А вот свидетельство А. И. Ревенковой, находившейся одновременно с Николаем Вавиловым под следствием: «… “друзья” Вавилова много говорят, что его погубил Лысенко Т. Д., и больше всего кричат именно те, кто так немилосердно и иезуитски его топил. <…> следователь знакомил меня с большим количеством гнусных доносов на Вавилова, иногда касающихся и меня лично. И никогда мне не давали читать показания Лысенко Т. Д., и вообще о нём не упоминалось.» (Н. В. Овчинников «Академик Трофим Денисович Лысенко», Изд. ООО «Луч», 2010)

Именно те, кто косвенно был причастен к гибели Николая Вавилова и относил себя к его друзьям, создали миф, что Вавилова посадили по доносу Лысенко. Да и подлинная причина конфликта между Вавиловым и Лысенко кроется совсем не в их разных взглядах на генетику, а в противостоянии их сотрудников и подчиненных. (Верна молитва: «Господи, спаси нас от друзей, а от врагов мы сами спасемся!»)

Был, правда, еще один фактор, поддерживающий веру в то, что Николая Вавилова арестовали по доносу Лысенко. Т. Д. Лысенко был назначен на все посты, которые до этого занимал Н. И. Вавилов. Но здесь проявился иезуитский характер самой власти: если бы Лысенко перестал удовлетворять принятым в стране «правилам игры», то на него можно было бы списать и вину за гибель великого ученого.

Дополнение 4

Существует расхожее мнение, что основная вина за «разгром генетики» в СССР на августовской сессии ВАСХНИЛ 1948 года лежит на Т. Д. Лысенко, который стремился подавить все биологические направления, противоречащие «мичуринской биологии». Это мнение не соответствует действительности. Лысенко только защищался от нападок на него генетиков. (Одна из причин долгой «общественно-политической жизни» Т. Д. Лысенко состояла в том, что он не очень дорожил своими должностями и властными полномочиями, больше того, они его тяготили; по настоящему он дорожил только своим опытным хозяйством в Горках Ленинских.)
На самом деле, «история разгрома генетики в СССР» является хорошей иллюстрацией к словам Иисуса Христа: «… все, взявшие меч, мечем погибнут». (Евангелие от Матфея)

То, что генетики в СССР пользовались научной свободой (насколько это было вообще возможно), доказать несложно. Один из ведущих генетиков страны А. Р. Жебрак, в тридцатых годах проходивший стажировку в Америке, в лаборатории самого Томаса Моргана, в 1940 г. был избран членом Академии наук БССР, а в 1947 г. стал ее президентом.
Жебрак был заведующим кафедрой генетики растений Тимирязевской сельскохозяйственной академии; по совместительству в 1945-1946 гг. работал в ЦК ВКП(б) в должности заведующего Отделом сельскохозяйственной литературы Управления пропаганды и агитации. В 1945 г. в составе делегации Белорусской ССР участвовал в подписании Устава ООН.

Истинная причина «разгрома генетики» имеет совсем другие корни.
К концу Второй мировой войны «закрытость» СССР ослабла. Возобновились научные и культурные контакты между СССР и странами-участницами антигитлеровской коалиции. «Оттепель» продолжалась и после войны. Она породила ложные надежды как у партийных руководителей, так и у представителей науки и культуры.

Надежда вернуть свой былой престиж у «мирового научного сообщества» возникла и у ученых-генетиков. Стремясь поднять свой авторитет в глазах западных ученых, в своих статьях, публикуемых в советской прессе и за границей, генетики либо отвергали научные представления Лысенко, либо пытались отмежеваться от них.

Но в 1946 году «оттепель» закончилась, началась «холодная война».
В августе 1946 года увидело свет постановление Оргбюро ЦК ВКП(б) «О журналах “Звезда” и “Ленинград”», которое преследовало цель политически сориентировать писателей и поэтов. Затем критике подверглись композиторы и кинематографисты.

Ученые-генетики не поняли «намека». Уж слишком горько им было вновь расстаться с возникшей надеждой обрести признание «мирового научного сообщества». Публикации за границей, участие в международных научных конгрессах отодвинулись для них на неопределенное время.

И «морганисты-вейсманисты» решили хотя бы разгромить «мичуринскую биологию», которая была у них как бельмо на глазу. Мишенью выбрали, естественно, Т. Д. Лысенко и его научные взгляды.
Увеличилось количество статей в печати с критикой Лысенко. В адрес ЦК ВКП(б) стали поступать письма и обращения, преследующие цель
дискредитировать научную и административную деятельность Лысенко. В МГУ 21-26 марта 1947 года прошла 2-я генетическая конференция, которая пыталась перечеркнуть все выводы «мичуринской биологии».

Напряженность в научной среде нарастала. Эта напряженность передалась и высшим партийным инстанциям, которые не могли оставаться в стороне.

Но «холодная война» также набирала обороты.

В августе-сентябре 1947 года появились статьи в «Литературной газете» и «Правде», осуждающие А. Жебрака и Н. Дубинина за их «низкопоклонство» перед учеными запада.

Поводом послужили публикации А. Р. Жебрака и Н. П. Дубинина с критикой Лысенко в американском научном журнале «Science» еще в 1945 году. (Эти публикации, конечно, были согласованы со всеми возможными партийными инстанциями.)

Для А. Жебрака эта критика закончилась плачевно: он стал участником «суда чести»; ему пришлось со слезами на глазах каяться и признавать «свои ошибки» перед тысячной аудиторией Политехнического музея.

Генетики опять не почувствовали опасности. Ненависть к Т. Д. Лысенка их так «ослепляла», что они «на полных парах» мчались к своему краху.

К концу 1947 года генетики уже создали «единый фронт». «С одобрения Отдела науки ЦК партии 11 декабря 1947 года в Отделении биологических наук АН СССР было проведено обсуждение антидарвиновских взглядов Лысенко.» (В. Сойфер «Власть и наука (История разгрома коммунистами генетики в СССР)») На биологическом факультете МГУ 3–8 февраля 1948 г. прошла еще одна широкая конференция по основам дарвинизма, направленная против Лысенко.

Не надеясь только на себя, генетики заручились поддержкой Юрия Жданова – сына «всемогущего» члена Политбюро А. А. Жданова. (Ю. А. Жданов в этот момент был заведующим Отделом науки Управления пропаганды и агитации ЦК ВКП(б)).

В начале апреля 1948 г. Ю. А. Жданов выступил в Политехническом музее перед лекторами обкомов и крайкомов партии с «закрытым докладом», который был посвящен «ошибкам» Лысенко. Очень скоро этот доклад стал известен всем заинтересованным(Доклад, естественно, был согласован в аппарате ЦК, и Сталин не мог о нем не знать.)

Генетики были уверены в своей победе, им казалось, что уже никто и ничто не сможет спасти Лысенко.

Но эта «политическая интрига» закончилась практически «в одночасье». И причина здесь не в том, что Сталин поддержал Лысенко, который написал ему письмо в апреле 1948 года с просьбой освободить его от обязанностей президента ВАСХНИЛ и создать возможности развивать и преподавать «мичуринскую биологию» в стране. (Важные письма, направляемые на имя Сталина, доводились до сведения всех членов Политбюро, а то и всех членов ЦК, и Сталин всегда действовал в соответствии с мнением большинства, даже если он был с этим мнением не согласен.) Просто к концу весны 1948 года «холодная война» сделала еще один виток – в апреле 1948 года вступил в силу «План Маршалла», который закрепил раскол Европы на два лагеря и резко обострил отношения между СССР и США.

Возникшее чувство «опасности» заставило властителей страны резко ужесточить внутреннюю политику в СССР и с еще большей твердостью подавлять любые поползновения к «свободе». Попытка генетиков установить монополию на «научную истину» в СССР в 1948 году провалилась.

Дать характеристику поведения ученых-генетиков лучше, чем это сделал сам Юрий Жданов, нельзя. Уже после «разгрома» генетики, «в последний день работы сессии <имеется в виду августовская сессия ВАСХНИЛ 1948 г.> произошло событие, открывшее всем глаза.

В то утро в “Правде” появилось покаянное письмо Сталину главного критика Лысенко Ю.А. Жданова». (Есть мнение, что это письмо было написано не Юрием Ждановым, а от его имени.) В письме были такие слова: «Я принял успехи генетиков, не понимая того, что это “дары данайцев”.» (В. Сойфер «Власть и наука (История разгрома коммунистами генетики в СССР)»)

Но генетиков можно обвинить не только в их непорядочном поведении как ученых. (За это им воздалось сполна.) Спровоцировав «научные дискуссии», они «погнали волну», которая качнула «лодку общественной жизни». Следствием этого стала смерть А. А. Жданова, а затем возникновение «ленинградского дела». (А. А. Жданов умер в санатории от болезни сердца через три недели после окончания сессии ВАСХНИЛ, и этим он отчасти защитил своего сына от репрессий.)

Косвенным доказательством связи «разгрома генетики» и «ленинградского дела» может служить свидетельство Юрия Лысенко, сына Т. Д. Лысенко, о ненависти А. Косыгина к Т. Лысенко. (См. Александр Меллер «Интервью с сыном академика Лысенко») Причиной такой ненависти, по всей видимости, было то, что Косыгин считал Лысенко одним из виновников начала репрессий в Ленинграде. (А. Косыгин и Ю. Жданов, уцелели только благодаря заступничеству Сталина. Жена Косыгина была родственницей А. Кузнецова – одного из главных обвиняемых по «ленинградскому делу»; их семьи дружили.) Так что не ошибемся, если скажем, что на генетиках, отчасти, лежит вина и за репрессии в Ленинграде.

У «истории разгрома генетики» в СССР есть и другой аспект – это скрытая от глаз посторонних работа самых разных «человеческих винтиков» государственной машины.

Власти СССР всегда были раньше всех и лучше всех информированы об ожидаемых публичных мероприятиях или готовящихся материалах печати и практически во всех случаях не только их контролировали, но направляли и корректировали. (Например, генетик Н. Дубинин не участвовал в августовской сессией ВАСХНИЛ: по всей видимости, ему «настоятельно посоветовали» взять отпуск и уехать отдыхать подальше от Москвы.)

Поэтому все, что происходило в СССР, на самом деле представляло собой «спектакли», «разыгрываемые» властями перед «публикой», состоящей из населения всей страны, а то и всего мира. Причем в этих «спектаклях» наравне с молчаливыми «статистами» играли свои «роли» и самые высокопоставленные деятели государства. Правда, не всегда власти могли предсказать финал, реакцию «зрителей» или участь «актеров».