"В Средневековьи музыка была столь же научной, как живопись Ренессанса.

Необычайно место музыки в системе средневекового знания. В новоевропейской системе наук, упорядоченных по степени конкретности их предмета, сразу после абстрактной и безвидной логики идет арифметика числовых отношений, которая через наглядность геометрии выходит на конкретное естествознание (астрономию, физику, химию)<5>. Придавая числовым отношениям визуальную определенность, именно геометрия со времен Возрождения соотносит математику с астрономической и, далее, с физической картиной мира. Однако в Средние века арифметические абстракции математики конкретизировались – на первом шаге к чувственному миру – не в геометрии, а в музыке. Свою первичную наглядность математика находила в музыке, прямо переводящей вселенские ритмы в число <6>. Сначала она обретала акустическую и только затем визуальную внятность. Именно так представляли себе назначение музыки все средневековые теоретики: предмет музыки – от Августина до Царлино – это звучащее число<7>. Если в Новое время между математикой и собственно физикой размещается – наполняя эмпирическим содержанием чистые математические структуры – оптическая астрономия, то в Средние века «средней между математикой и естественными науками», по словам Царлино, была музыка <8>.

Таким образом, в средневековой систематике знания музыка приобрела примерно то же значение, какое Новое время отвело астрономии. Последняя входила (наряду с музыкой, арифметикой и геометрией) в состав квадривиума оставаясь притом прикладной дисциплиной, занятой разработкой календарей, – чистой «хронометрией». Доносить же истину космоса до каждого человека призывалась музыка. Музицировать значило «отображать» движение космоса (чья статическая форма являлась небесным глобусом) в звучание инструментов или в движения человека, настраивая его в лад с теми космическими ритмами, каким подражает лира. Неудивительно, что среди наук музыку ставили на первое место равным образом и Рабан Мавр, и Фома Аквинский: «она занимает первое место среди семи свободных искусств и является наиболее благородной отраслью человеческого знания»<9>.
...
Нужно видеть, как беспощадно расправляется с обломками этой партитуры Леонардо да Винчи. «Производит ли звук трение небес?» – так ставит он вопрос о музыке мира: это, оказывается, проблема трения. Совершенно гладкое тело, учит опыт, при трении не производит звука. Следовательно, если звездные сферы совершенно гладки, то они не звучат. Допустим обратное: сферы не идеально гладкие и трутся о «материю неба». Но трение, как известно, шлифует. Тогда за огромное время, прошедшее от сотворения мира, сферы должны отполироваться. Так что же вы мне рассказываете? Да если бы они даже издавали звучание, то как бы оно могло распространяться в безвоздушном пространстве эфира ?"
http://veer.info/57/19.htm