Сборник статей по Новой хронологии
Официальный сайт научного направления НОВАЯ ХРОНОЛОГИЯ
Мультимедийный музей
новой хронологии представляет:
Встречи с авторами Новой Хронологии
Фонд поддержки исследований и популяризации НХ:
Вебинары с участием Г.В.Носовского
Живое общение, ответы на вопросы
НОВЫЙ ФОРУМ НАХОДИТСЯ ПО АДРЕСУ https://forum.chronologia.org


ПОИСК ПО ФОРУМУ:

Копия для печати
Начало Форумы Свободная площадка Тема #2387
Показать в виде дерева

Тема: "" Предыдущая Тема | Следующая Тема
А. Верёвкин01-04-2004 15:36

  
"Н.А. Морозов: Речь человека, которой не слыхали"


          

10. КАК МЫ ВОСПРОИЗВЕЛИ РЕЧЬ ЧЕЛОВЕКА, КОТОРОЙ НИКОГДА НЕ СЛЫХАЛИ, И ЧТО ИЗ ЭТОГО ВЫШЛО

В кафе Грессо было только что получено письмо от Клеменца из Берлина, и вся редакция нашего "Работника", кроме меня, вместе с новопринятым в неё Саблиным, была в полном сборе и в большом волнении.

- Знаешь!- крикнул мне Саблин, раньше, чем я успел поздороваться,- Клеменц пишет, что в Петербурге судили недавно рабочего Малиновского за социалистические убеждения и приговорили к семи годам каторги за то, что он осмелился высказать их перед судом.

-Да,- торжественно сказал Жуковский.- Теперь дело наше стало на прочную почву. Заговорила рабочая масса! Это не то, что горсть учащейся молодёжи! Мы уже поручили Рулю (так фамильярно здесь звали Ралли) написать по этому поводу передовую статью для "Работника".

- Завтра утром будет готова,- ответил Ралли своим обычным нервным голосом.

Он, очевидно, был возбуждён и польщён порученной ему задачей.

- Ты ничего не имеешь против этого? - спросил он меня.- Может быть, хочешь написать сам?
- Нет! Нет! Что ты! - запротестовал я.- Это твоя специальность.
- Да! - ответил Жуковский.- Никто лучше Руля не напишет чувствительной статьи. Это мы уж испытали по опыту. Ты ведь читал наши общие книжки: "Парижскую коммуну" и "Сытые и голодные"?
- Как же, читал. "Коммуну" ещё в России, а "Сытых и голодных" - как только приехал сюда.
- Правда, что там есть и юмористические, и трогательные, и объективные страницы?
- Да.
- А знаешь, как эти книги были написаны?
- Знаю: тобой, Эльсницем и Ралли вместе.
- Тут мало сказать, что вместе,- вмешался Ралли,- а важен метод. Прежде всего мы втроём поручили Эльсницу собрать материалы и изложить фактическую основу книги. Он это всегда прекрасно делает. Затем рукопись поступила к Жуковскому, едкий юмор которого ты уже знаешь, и он подпустил туда комических соображений насчёт буржуазии.
- И рукопись увеличилась вдвое!- перебил его Саблин, многозначительно подняв вверх палец левой руки и как бы наставляя им меня на путь истинный.
- Ну, я,- скромно заметил Жук,- делал, что мог. Только я завёл разговор об этих книгах не для себя, а чтоб подчеркнуть совсем другое. После Эльсница и меня рукопись поступила к Рулю, чтоб он подпустил туда чувства.
- И она разрослась от этого втрое!- опять перебил Саблин, обращаясь ко мне с тем же серьёзным, поучающим мою неопытность жестом левой руки.
- И ты верно сам заметил,- продолжал сам Жуковский, морщась, но как бы не слыша саблинских вставок,- что в наших коллективных сочинениях есть и фактичность, и юмор, и особенно много чувства.
- Да, да,- опять перебил его Саблин, не способный удержаться от острот ни при каких обстоятельствах.- Эти книги производят поразительное впечатление. В читателе против его воли перемеживаются все чувства. Читая место Эльсница, он делается страшно серьёзен и глубокомысленЮ потом, перебежав на строки, вставленные сюда Жуком, хватается за бока от неудержимого порыва смеха, а затем, попав на строки Руля, вдруг чувствует, что слёзы умиления ручьями льются из его глаз. Так чтение это перебрасывает его всё время от одного ощущения к другому.

Тут, заметив, что лица обоих авторов начали сильно передёргиваться нервными гримасами, Саблин сказал им обычным естественным тоном:
- Не сердитесь! Я же шучу! Вы ведь знаете, уж такой мой язык. Конечно, обе ваши книги вышли очень хорошие!
Те промолчали.
- Так ты, Руль,- обратился он специально к Ралли,- смотри же, подпусти и теперь как можно больше чувства, чтоб слёзы лились рекою у читателя!

Ралли скромно взял письмо Клеменца и пошёл домой писать, не особенно, повидимому, довольный саблинской характеристикой "Парижской коммуной" и "Сытых и голодных". Но она до известной степени была верна: коллективное творчество редко придаёт однородность книге.

На следующее утро, едва собралась наша редакция, явился и Ралли с листком исписанной бумаги, нервничая до того, что у него по временам нехватало дыхания для окончания начатой фразы, и стал читать нам своё произведение. Начало его было составлено из обычных общих фраз, сделавшихся уже шаблонными в заграничной литературе. В середине было написано:

"Беззубые судьи стали спрашивать у Малиновского:
- Правда ли, что ты хотел убить царя?
- Неправда,- ответил Малиновский,- незачем мне было убивать царя. Не один царь причина народных страданий; не было бы царя, быре да купцы всё же продолжали бы властвовать над народом... Не царя убивать надо, а итти всякому да правдивому человеку на заводы да фабрики, в деревни, сёла и города сговаривать народ на общее дело. Надо думать с рабочим народом общую думу, надо думать о том, что надо делать, чтоб освободиться от сытых? Как вести это дело? Такова моя дума,- говорил Малиновский сенаторам.- Я заранее знаю, что в ваших сытых умах не найду честности. У сытых нет правосудия, потому что нет правды. Вашу честность я презираю! Судите меня по вашим законам, но, куда бы вы меня ни послали, везде и всегда я стану сговаривать голодных на борьбу с барами, царём и купцами!"
<См. "Работник", 1875, № 2 (в рукописном отделении Академии Наук).- Н.М.>

После этого была нарисована яркая картина остолбенения сенаторов от такой речи "простого рабочего" и сообщение, что суд приговорил его к семи годам каторги.

Я не успел ещё прочесть письма Клеменца, которое вчера тотчас же унёс с собой Ралли, но мне сразу показалось, что слова Малиновского сочинены здесь же, в Женеве.

- Речь сообщена Клеменцем? - спросил я, протягивая руку за его письмом.
- Конечно, нет! - ответил Ралли.- Она восстановлена мною.
- А что же пишет Клеменц?

Я взял письмо и прочёл место о Малиновском. Там было просто сказано:

"Движение вступило, наконец, на верную последнюю дорогу. За него взялись сами рабочие. Недавно в Петербурге при закрытых дверях особое присутствие Сената осудило на семь лет каторги рабочего Малиновского. Он держал себя твёрдо, никого не выдал. Вот они выходят на сцену истинные деятели, один из которых стоит тысячи наших интеллигентов!".

Это было всё. На меня напало сильное сомнение.
- Как же ты, Руль, мог восстановить речь на суде, когда тут не приведено даже её содержания? А вдруг малиновский говорил что-нибудь другое?
- Но что же другое мог он говорить? - возразил Ралли.- Ведь мы же знаем социально-революционные убеждения! Ничего другого он не мог сказать! Конечно, мы здесь не гонимся за соблюдением каких-нибудь "но" или "и", но содержание мы всегда можем восстановить с полной точностью.
- Конечно, и я говорю не о стенографической точности со всеми знаками препинания,- возразил я,- но вдруг и содержание было совсем не такое?
- Ну, что же, если ты недоволен моим изложением, напиши сам лучше,- совсем обиженно ответил он,- я сейчас же разорву своё.

И он нервно приготовился рвать свой листок.

- Да полно же, Руль,- воскликнул я, хватая его за руку.- Разве я больше тебя знаю об этом? Я ровно ничего не хочу писать! Я только боюсь, как бы нам не промахнуться.
- Но промах тут невозможен,- поддержал Жуковский своего приятеля,- Руль ведь правильно говорит, что, будучи социалистом-революционером, Малиновский не мог по сущности сказать ничего другого. А мы гонимся здесь только за сущностью.
- Да! Да! Конечно! - воскликнули один за другим Саблин, Гольденберг и приглашённый на совещание Грибоедов.- Сущность речи здесь изложена превосходно, и, раз ты не можешь представить ничего взамен изложения Руля, мы должны напечатать его статью!

И статья была тотчас же отдана в набор. Она была помещена на первой странице под названием: "Слесарь Марк Прохоров Малиновский", и так как остальной набор был уже давно готов, то номер с нею вышел на третий же день и был направлен Зунделевичу в Кенигсберг для немедленной отправки в Россию.

<Крестьянин М.П. Малиновский (Ярославской губ.) с 15-летнего возраста работал в Петербурге в мастерской медника. С 1870 г. работал на Семянниковском заводе за Невской заставой, вёл среди товарищей пропаганду. В ноябре 1873 г. арестован и в октябре 1874 г. приговорён к каторжным работам на 7 лет. Умер в Белгородской каторжной тюрьме в 1877 г. - прим. ред.>

Прошли две недели.

Мы снова заседали вечерком в своей обычной задней комнатке кафе Грессо, как вдруг почтальон принёс письмо, адресованное в этот ресторан для Саблина.

- От Клеменца, господа,- воскликнул он с ударением, так как Клеменц тогда пользовался особенным уважением, и, распечатав, начал читать вслух:

"Пьяны вы что ли были все в редакции, или у вас всех одновременно случился припадок острого помешательства, когда вы печатали в "Работнике" целую речь от имени Малиновского? Что с вами было? Он на суде ровно ничего подобного не говорил, да и вообще не произносил речей. Когда первоприсутствующий спросил его: признаёте ли вы себя принадлежащим к социалистам-революционерам, он только ответил: "да", и этим всё окончилось. Он даже отказался от последнего слова. Откуда же вы всё это взяли? Кто вас так жестоко мистифицировал?"

Тут у Саблина запершило в горле, и он остановился.

Вот так ловко ВОССТАНОВИЛИ мы речь, которой никогда не слыхали! - мелькнуло у меня в уме.

Ралли сидел, красный до ушей.

- Но Клеменц сам виноват! - воскликнул, наконец, он.- Если Малиновский не говорил того, что мы напечатали, то как же мог он утверждать, что с этого процесса начинается новая эра социально-революционного движения, что один такой рабочий стоит тысячи интеллигентных? Он сам мистифицировал, а теперь сваливает вину на нас.
- Да, господа! - поддержал его опомнившийся только теперь Жуковский,- мы сейчас же должны всё написать Клеменцу наши упрёки. Разве стали бы мы восстанавливать речь, которой никто никогда не произносил? Клеменц написал нам так, что всякий, получив его письмо, подумал бы, что Малиновский высказал сенаторам свои убеждения, и я утверждаю, что в таком случае он сказал бы именно то, что мы напечатали!
- Да, да! - воскликнул Саблин,- надо сейчас же всё это поставить на вид Клеменцу! Так нельзя поступать с товарищами!

И они немедленно принялись писать укоризненный ответ, под которым заставили подписаться и меня. Но я вместо простой подписи написал фразу: "Как ты поживаешь?", под которой и начертил свою фамилию. Я не мог считать правыми и нас в этом трагикомическом qui pro quo что откровенно и высказал своим друзьям.

Однако это литературное приключение оказало мне большую услугу.

Потом, уже через много лет, читая сочинения древних и средневековых авторов, работавших в ещё большем мраке, чем мы за границей, и находя в них целые речи древних греческих или латинских философов и деятелей, я, наученный собственным личным переживанием, ясно видел и в них "воспроизведения никогда не звучавших в воздухе речей" по тому же методу, по которому Ралли воспроизводил слова Малиновского. "Что другое мог произнести тот или этот святой или философ, кроме того, что я сейчас написал от его имени?"- рассуждал древний монах или историк, лишённый всяких источников при составлении его биографии или речей, для которых он слыхал только заголовки.

...

("Повести моей жизни", т. I, 1947, стр. 451-457)

  

Предупредить о нарушении Копия для печати | Ответить | Ответить с цитатой | Начало

Ответить
Виктор Русаков02-04-2004 13:29

  
#1. "RE: Н.А. Морозов: Речь человека, которой не слыхали"
Ответ на сообщение # 0


          


Н. А. Морозов написал:
<<...Однако это литературное приключение оказало мне большую услугу.

Потом, уже через много лет, читая сочинения древних и средневековых авторов, работавших в ещё большем мраке, чем мы за границей, и находя в них целые речи древних греческих или латинских философов и деятелей, я, наученный собственным личным переживанием, ясно видел и в них "воспроизведения никогда не звучавших в воздухе речей" по тому же методу, по которому Ралли воспроизводил слова Малиновского. "Что другое мог произнести тот или этот святой или философ, кроме того, что я сейчас написал от его имени?" - рассуждал древний монах или историк, лишённый всяких источников при составлении его биографии или речей, для которых он слыхал только заголовки...>>

===================

Речь, как я понимаю, идёт о еврейской диаспоре в Германии, способом жизни который было выколачивание средств для не безбедного существования, "вылавливая рыбу в мутной воде", не имея возможности использовать политико-информационную конъектуру в России. Во второй половине XIX века было позволительно евреям использовать европейскую т.н. демократическую свободомыслящую платформу. Философское наследие Платона о Великом Софисте Сократе дало исторический толчок некой свободной поэтико-прозаической, литературно-художественной интерпретации текущих политических и исторических событий.

Все, без исключения, европейские издательства принадлежали масонам-"тамплиерам" и поэтому вопрос об издании еврейской ереси и информационном вбросе её в лакуну неграмотной толпы не стоял. Имея некий материал, написанный представителями еврейских "политических" общин, якобы, русской интеллигенции, основной задачей которой была задача исследовать, искать и найти посадочную платформу субэтносу. Т.е. обетованную землю, с целью размещения капитала семитов на новой территории, с инфильтрацией во власть своих так называемых социал-революционных представителей, с организацией впервые в истории государства Израиль.

Еврейский капитал, награбленный «тамплиерами» за последние столетия, был собран в банках Швейцарии, площадь которой была недостаточна, чтобы во времени разместить на её незначительной по размеру территории, кочующее по земному шарику еврейское население. Да и объективный опыт подсказывал, что «спальные еврейские районы» необходимо размещать вдали от банков, на значительном удалении, на случай периодических еврейских погромов, что не минуемо повторяется во времени объективно. Поэтому и учредили нейтральным территорию Швейцарии, защитив таким образом еврейский банковский анклав, переживший две мировые войны и почивающий на лаврах спокойно до сих пор.

Я в своей жизни достаточно много вращался среди евреев, с детских лет, проявляя славянское терпение и терпимость, благодаря чему научился очень многому. Их тексты я читаю, как некий, наложенный текст на сокрытый симпатическими чернилами, который научился видеть, не используя специальный еврейский способ чтения между строк, замаскированный циничным обычным текстом, как правило. Я всегда помню об этом и сразу вижу пред собой объективную картину истинных мыслей в целях и задачах авторов.

Н. А. Морозов, как выдающийся учёный, обладал ещё более глубокой способностью читать между строк(!) не только современные тексты, но и исторические, художественно-литературные произведения библейского толка иудохристианского "наследия". Поэтому я не удивляюсь, что в "Повести моей жизни" Н. Морозов включил конкретные, лично отслеженные житейские повседневные сцены жизни еврейских политических общин в Европе, их логику, способы мышления и вытекающие из них реальные действия. Я предполагаю, что Н. Морозов был крайне шокирован, но в память записал.

После осознания характерных только евреям сущности ментальных черт, эта, т.н. зарисовка, художественно(!) была внесена им в повесть, правда без философских диалектических выводов о принадлежности нарицательного Способа Жизни(!) субэтносу, да и без вычленения этнической закономерно-исторической характеристики фразы на Всемирное Осознание: еврей - Вор! - к великому сожалению. Знать были на это некие причины... Я так понимаю, что воспитание, внутренняя культура и реальность не позволили ему выразить эту объективность в то время. Европа и без Н. Морозова это прекрасно знала, тем более Германия.

"Однако это литературное приключение оказало мне большую услугу", - сказал Н. Морозов.

И я ему - верю! Поэтому он и вписал своё имя в Русский исток Новой Хронологии!

Виктор Русаков

  

Предупредить о нарушении Копия для печати | Ответить | Ответить с цитатой | Начало

А. Верёвкин02-04-2004 18:24

  
#2. "Морозов любил евреев"
Ответ на сообщение # 1


          

Русскую границу он пересёк, переодевшись еврейской девушкой (тогда у него ещё не было бороды - в 18 лет). Вот как он это описывает (обратите внимание - идиш он называет "жаргоном"):

"На станции нас, т.е. меня, Саблина и Грибоедова, встретил высокий рыжий круглоголовый еврей. Он поговорил о чём-то с Зунделевичем на жаргоне, а затем повёз нас в ближайшую деревню и угостил там в еврейской избе очень вкусными национальными блюдами и какой-то контрабандной хлебной водкой, обладавшей чрезвычайно приятным ароматом, так что хотя я и не охотник до этого напитка - водка мне всегда больно обжигает горло,- но всё же выпил рюмку её с большим удовольствием и даже попросил другую.

Затем еврей сказал нам:
- Здесь три линии объездчиков на двадцать пять вёрст от границы. Если я повезу вас так, как вы есть, то заподозрят и непременно спросят паспорта.
- У нас их нет! - перебил его Саблин.
- Сам знаю, да и всё равно, паспорта не помогли бы, если из дальних губерний. А я уж всё придумал, как вас хорошо перевезти! Мы вас,- обратился с хитрой улыбкой к Саблину и Грибоедову, сильно жестикулируя,- переоденем простыми евреями и пейсы привяжем! Мы так часто делаем! Но объездчик увидит и скажет себе: почему так много евреев, и все мужчины, и едут к границе в санях? Верно, что-нибудь затевают! Поеду за ними, пока идёт моё место, а потом передать ехать другому! Тогда нам будет невозможно отвязаться. А если объездчик увидит, что едут в дровнях вместе евреи и еврейка, то он скажет себе: вот еврейская семья собралась к своим в гости! Не поеду за ними! Подожду других!
- Но нас одних уже будет пятеро в повозке! - сказал Саблин.- Расставаться мы не хотели бы; куда же ещё женщину посадим?
- Зачем женщин сажать!? Разве я говорил: ещё женщин сажать! - воскликнул контрабандист, явно радуясь его недоумению.- Мы из себя женщину сделаем! Вот из этого господина,- он указал на меня,- совсем хорошая еврейка выйдет!

Мы весело рассмеялись.
Когда, переодетый, я взглянул в зеркало, я даже сам себя не узнал: на меня глядела оттуда какая-то незнакомая еврейская девушка!

- Никто даже и не подумает! - сказал контрабандист, с удовольствием рассматривая меня. Затем он устроил пейсы Саблину и Грибоедову, превратив их сразу в двух типичных евреев... Я просто удивлялся тому, как мало нужно, чтоб изменить национальный облик человека!" (т.I, стр.379-380)

  

Предупредить о нарушении Копия для печати | Ответить | Ответить с цитатой | Начало

Начало Форумы Свободная площадка Тема #2387 Предыдущая Тема | Следующая Тема
География посещений
Map



При использовании материалов форума ссылка на источник обязательна.
Участники форума вправе высказывать любую точку зрения, не противоречащую законодательству РФ, этическим нормам и правилам форума.
Администрация форума не несет ответственность за достоверность фактов и обоснованность высказываний.