http://pantoja.livejournal.com/47449.html#cutid1
--------------------------------------------------------------------
Ну что ж, начинаем нудятину


Поскольку я перечел опус Сулейменова по «Слову о полку Игореве», приступим.

Перед тем как перейти к собственно разбору позиции и аргументов С. по проблеме «темных мест» СПИ (а именно этому и посвящена, в основном, первая часть книги) и предлагаемых конъектур к тексту СПИ, несколько принципиальных замечаний.




Спасибо юзеру schriftsteller за высказывание Клейна о том, что «запальчивый спор с негодными аргументами приводит к банкротству». Поскольку книга С. так или иначе вступает в полемику с предыдущими толкованиями тех же самых «темных мест», при оценке аргументов С., которые ведут к той или иной трактовке «темных мест», мне достаточно было бы указать на «негодность» всего лишь одного основания, чтобы признать неверным то или иное толкование к ак таковое. Однако я буду стараться давать по возможности полный набор критических замечаний.

Поскольку конъектуры текста — дело «последнее», когда все остальные средства работы с текстом исчерпаны, считаю, что они могут предлагаться только к действительно «темным местам». Те части текста, которые убедительно читаются и понимаются исходя из древнерусс кого языка, нет никакой нужды «перетолковывать».

Третье: предлагаемые конъектуры должны быть «лучше» тех, что были предложены ранее, — иными словами, с меньшими «затратами » более четко объяснять текст, и при этом не противоречить древнерусскому языку и палеографии (как минимум; лучше же наличие прямых аналогий) в первую очередь.

Четвертое: рассматривая тот или иной аргумент или чтение С., я вовсе не собираюсь давать тому или иному отрывку СПИ собственное толкование.

Пятое: я исхожу из того, что СПИ — подлинный текст XII века. Сомневающихся отправляю к книге Зализняка, ссылка на которую — в одном из предыдущих постов.




Итак, глава «К истории СПИ».

Открывается она весьма краткой историей находки рукописи СПИ и ее утраты. Из текста С. мы узнаем, что она находилась в «сборнике XVI века», а также то, что «в обиход» приняты Екатерининская копия и первое издание СПИ 1800 года.

Сразу укажу на первую неточность: действительно, основные источники для работы с текстом СПИ именно таковы. Однако отдельные слова и выражения из СПИ имеются также в бумагах А. Малиновского, который вместе с Мусиным-Пушкиным и Бантыш-Каменским готовил издание; в «Истории государства Российского» Карамзина, который был прекрасно знаком со сборником, содержавшим текст СПИ, и приводил цитаты из других содержавшихся там сочинений (Т. 2. Комм. 333; Т. 3. Комм. 272); а также в сочинении И. Елагина «Опыт повествования о России» (этот текст был обнаружен после выхода в свет первого издания книги С.). Кроме того, имеет значение и перевод СПИ, сохравнившийся в бумагах Екатерины II, который не может восходить к Екатерининской же копии СПИ.

Иными словами, источников для работы с текстом СПИ значительно больше, не жели сообщает нам С., и этот факт будет иметь особенное значение при разборе одного из толкований С.

Далее у С. излагается общая канва полемики вокруг подлинности СПИ, с акцентом на работы Андре Мазона. Ничего лучше как привести цитаты одного из его оппонентов С. Лесного (известного своей защитой подложной «Влесовой книги») С., чтобы показать «несостоятельность» полемизировавших с Мазоном, не нашел. Увы, за рамками этой главы (и, видимо, за рамками кругозора С.) осталась работа Р. Якобсона, в которой все аргументы Мазона против подлинности СПИ были разобраны и отвергнуты самым тщательным образом (La Geste du prince Igor (1948) в Selected Writings. T. 4. P. 106-300). Собственно, после разбора Якобсона к аргументам Мазона никакого смысла возвращаться нет. Во всяком случае, утверждение С. о том, что «в трудах, созданных в форме ответа на высказывания французского словиста, книга его цитируется не по достоинству скупо и в такой форме, с такими побочными, не имеющими отношения к науке комментариями, что непосвященному читателю становится очевидной некомпетентность А. Мазона», не соответствует действительности.

Далее у С. приводится информация о «других списках СПИ», а также поддельных экземплярах текста. Информация, в общем-то известная и комментариев не требующая, еще и потому, что в системе аргументов С. не играет никакой роли. Однако утверждение С. о том, что запасы чистой бумаги XVI века «дошли до XVIII века в монастырских библиотеках», близко не соответствует действительности. Приведу цитату из статьи Милова, которая достаточно полно обрисовывает проблему «залежности бумаги»: «Крупнейшие палеографы на конкретном фактическом материале давным давно установили сроки так называемой „залежности“ бумаги в средние века. При всех спорах между учеными общая оценка залежности варьируется в сравнительно небольшом интервале. Так, Н. П. Лихачев считал основным сроком использования бумаги 5 лет, реже 10-11 лет, в редких случаях срок увеличивался. Знаменитый Шарль Брике также считал обычной длительность „залежности“ в 5 лет, т. е. минимальный срок. Средним сроком, по Ш.Брике, был период в 10 лет, а максимальным — 30 лет. Герхард Пиккар для Германии определил срок расхода обычной бумаги в 3-4 года, а большеформатной — до 2-х лет. Известнейшие русские палеографы В. Н. и М. В. Щепкины определяли общую „залежность“ для России в 10 лет (± 5 лет). Та же „залежность“ для России определена Т. В. Диановой и для бумаги XVII в. Для бумаги XVIII-XIX вв. срок использования бумаги одного отлива также в пределах пяти лет, хотя в отдельных случаях он мог увеличиваться до 25-30 лет». Разумеется, на этом фоне тезис С. представляется вопиющей несуразностью, и для его обоснования есть один путь: предъявить рукопись, написанную почерком XVIII века на бумаге века XVI — разумеется, таких рукописей нет в природе.

Итак, в познаниях по палеографии поставим С. один «минус», на память и для выводов.
--------------------------------------------------------------------