Стр.67.
В Тобольске, где протопоп остановился зимовать на второй год своего возвратного путешествия, он начал было ходить в соборную церковь, где богослужение совершалось по исправленным служебникам, и стал уже несколько привыкать к такой службе: “что жалом, духом антихристовым и ужалило было ”. Но однажды после такого посещения церкви ему во сне послышался голос: “блюдися от мене, да не полма растесан будиши!” В ужасе проснулся протопоп и пал перед иконой ниц, восклицая: “Господи, не стану ходить, где по новому поют!” Так, по мере того, как сглаживалось первое радостное впечатление свободы, все резче выступал наружу непримиримый фанатизм Аввакума, все больше он становился самим собою, человеком, не желавшим иметь никакого общения ни с кем, кто только в чем-либо расходился с ним. Как раз в то время, когда он, возвращаясь из ссылки, зимовал в Тобольске, в этом городе жил другой знаменитый ссыльный, хорватский патриот и своего рода славянофил по убеждениям , Юрий Крижанич, приехавший в Москву и из нее попавший в Сибирь. Казалось эти два человека, которые испытали почти одинаковую судьбу, в убеждениях которых национальные начала равно занимали первенствующее место, могли найти много точек соприкосновения друг с другом; на деле все их сношения ограничились одним коротким свиданием, при котором даже не состоялось настоящего разговора. Предоставляем рассказ об этом свидании самому Крижаничу: “Аввакум – говорит он – послал за мной и вышел ко мне на крыльцо; когда я хотел ступить на лестницу и взойти, он сказал: “Не ходи сюда, стой там и скажи какой ты веры”. Я сказал: “Благослови отче!” А он отвечал: “не благословлю, - исповедуй прежде свою веру! Я верую во все, что верует святая апостольская церковь, и священническое благословление принимаю в честь и прошу его в честь. И о вере готов объясниться с архиереем, а пред тобой, путником, который и сам подвергся сомнению веры, нечего мне широко о вере говорить и объясняться.
Стр. 68.
Если ты не благословишь, благословит Бог! Оставайся с Богом!” Но если резкая нетерпимость Аввакума отпугивала от него людей с несколько более широким умственным кругозором, то тем большим успехом пользовалась его горячая проповедь среди масс. На всем обратном пути, продолжавшемся около трех лет, толпы народа в городах и селах собирались слушать поучения протопопа. Эти поучения, полные энтузиазма, освященные кровью проповедника, производили сильное впечатление на народные массы, и немало людей, благодаря им, отшатнулось от церкви, немало подражателей и пособников примкнуло к Аввакуму из числа ревнителей благочестия. Между прочим, в Устюге встретился протопоп с одним из частых тогда подвижников-юродивых, неким Федором, который и летом и зимой ходил без верхнего платья, в одной рубахе, днем юродствовал на людях, а ночи проводил в усердной молитве, стремясь таким путем достигнуть спасения. Занятый своим подвигом юродства, он не обращал внимания на исправление книг, да, вероятно, сам не мог и заметить его особенностей, а споры, поднявшиеся по этому поводу среди духовенства, до него еще не доходили. Аввакум, познакомившись с ним, рассказал ему о новизнах в церкви и силой своего слова довел до того, что Федор, схватив, имевшуюся у него псалтирь новой печати, “тотчас и в печь кинул, ди и прклял всю новизну”. Вслед затем он отправился с Аввакумом в Москву и сделался одним из ревностнейших его приверженцев и учеников. Распространяя по пути свое учение и всюду почти приобретая учеников и сторонников, протопоп прибыл, наконец, в Москву, из которой выехал около десяти лет тому назад в ссылку. При этом въезде в столицу он был уже не тем малоизвестным священником, каким он жил в ней некогда: его сопровождал ореол мученичества, дорогой ценой добытый в Тобольске и Даурии и привлекавший на него теперь внимание даже тех, кто его не знал или мало знал.
Продолжение следует.