Словарный запас на основе этих корневых групп охватывает практически все необходимые для полноценного общения понятия, включая, в частности, все глаголы действия и состояния, в том числе и т. н. «неправильные» глаголы (иначе – глаголы сильного спряжения). В Словаре находит свое законное место, в частности, подавляющее большинство общеславянских слов, традиционно относимых к этимологически трудным или неясным. Здесь же естественным образом определяется и место практически всех слов т.н. нецензурной лексики русского языка.
2. КАК УСТРОЕНА ЕВРОПЕЙСКАЯ ФОНЕТИКА
Этимологи сравнивают слова разных языков на предмет выяснения степени их родства «по созвучию и по сосмыслию». Созвучие, т.е. фонетическое соответствие, однокоренных слов в разных языках, воспринимаемое на слух и фиксируемое письменно, является одним из необходимых условий для решения вопроса о степени родства сравниваемых языков. Здесь, безусловно, определенную роль играют долгота, интонация и ударение, но главное качество звука определяется речевым аппаратом человека – т.е. тем, как образуется звук.
Рассмотрим, для начала, гласные звуки. Они классифицируются, прежде всего, по степени открытости. Произнесите на одном дыхании а-о-у-и – здесь наиболее открытый звук «а» последовательно переходит в наиболее закрытый (узкий) «и». При этом «закрытие» звука в последовательности а-о-у происходит одновременно с округлением губ. Если так же произнести а-э-е-и, то здесь «закрытие» звука в последовательности э-е-и связано с усилением напряжения языка и соответствующим сужением звука. Изменение качества звука пре переходах а-э или а-ы связаны не только с сужением звука, но и с изменением напряженности лицевых мышц.
Изменение напряжения определенных групп мышц, связанное с образованием нового звука, называется артикуляцией. Из физиологии известно, что чем выше темп речи, тем сильнее артикуляция «опаздывает» - мысль как бы «забегает вперед», и речевой аппарат готовится к следующему звуку, не успевая зафиксировать предыдущий. Отсюда и выпадение промежуточных согласных ( например, в просторечии произносится «скоко» вместо «сколько» , щас вместо сейчас и т. п.), и «проглатывание» окончаний, сужение и укорачивание ударных гласных, и сильное ослабление (редукция) безударных гласных.
Эти процессы присущи любому живому языку. Они происходили, происходят и будут происходить всегда, пока существует живая речь. И более всего темп речи влияет на качество гласных. Поэтому гласные звуки наиболее уязвимы для полноценной передачи и восприятия на слух корневых лексических различий.
В русском языке, например, колебания корневого гласного наблюдаются в корнях типа рас(ту)/рос(т). В этом случае изменение качества корневого гласного служит внутреннней флексией при образовании однокоренных слов – ср. также, например, англ. sing – петь, пою, sang - пел, sung – спел, певший, song – песня, русск. пёк - пеку, был – буду, вью – вил, брил – брею и т. д. Поэтому не случайно, что письменная фиксация гласных (огласовка) возникла только на новейшем этапе развития европейских языков с появлением азбуки, т.е.не ранее XI века. При этом становится вполне закономерной сокращённая форма записи слов (с пропуском большинства гласных) на раннем этапе азбучной письменности – для понимания текста во многих случаях было достаточно отразить на письме только согласные звуки слов и конечные гласные (включая Ъ), обозначавшие также и границу слова.
Анализ приводимого далее словаря, основанного на лексике пятнадцати языков, взятых в качестве достаточно представительной выборки, показывает, что придыхание, лабиализация (губное округление), умлаут (сужение) и аблаут (резкое изменение вокальной позиции) гласных звуков в европейских языках сами по себе не означают изменения корневой принадлежности. Это же касается и тона европейских гласных, который является неотъемлемым значимым признаком гласного в ряде других языков, например, в китайском и родственных ему языках.
Вспомните, чему учил профессор Хиггинс Элизу Дулитл в романе «Пигмалион». Профессор фонетики, обучая Элизу оксфордскому стандарту произношения, исправлял ее лондонское просторечие, т. н. акцент «кокни». Наиболее характерные отличия этого акцента от нормативной фонетики современного английского языка заключаются именно в произношении гласных (в частности, произношение «аi» вместо нормативного «еi») и «антинормативном» употреблении начального придыхательного h, который в “кокни” не произносится там, где пишется, а, наоборот, произносится там, где не пишется. При этом, несмотря на различие в произношении гласных и придыхания, герои романа прекрасно понимают друг друга.
Единственное качественное различие гласных, которое практически почти удваивает количество общеевропейских корневых основ, связано с изменением состояния носоглотки как резонатора звука – назовем его окраской. Прежде всего, это назализация, т.е. перекрытие носоглотки, вызывающее «гнусавое» произношение гласного. Мало кто обращает внимание на хорошо известный медикам-отоларингологам факт, что перекрытие носоглотки немедленно увеличивает интенсивность дыхания, вызывая одновременно и придыхание, и лабиализацию (губное округление), и сужение гласного.
Попробуйте зажать нос и воспроизвести фразу из детской книжки – «У бедя дасборг» вместо «У меня насморк», и сами почувствуете справедливость этого наблюдения. Заодно Вы ощутите и существенное изменение качества всех согласных звуков.
С другой стороны, сходное изменение резонансных параметров носоглотки вызывает прикрытие рта полусжатыми губами при произнесении гласного звука, поскольку часть воздушного потока при этом также направляется через носоглотку, вызывая частичную назализацию звука. Эти два рефлекторно взаимосвязанных процесса и дают эффект «окрашенного» гласного.
Естественно, в живом языке степень «окраски» гласного колеблется, однако этими колебаниями вполне можно пренебречь в тех случаях, если принадлежность к «окрашенной» ( или «неокрашенной» (ъ) корневой группе в современных языках может быть определена независимо по области значений – т.е. семантически.
Например, “неокрашенный” корень (в)ъх в значении “точно определенный, быстро истекающий срок” дает русск. век, лит. veikti “подвизаться”, русск. вечер, лит. vakaras; англ. week “неделя”, нем. Woche, швед. veck, норв. uke; ит. vigilia “канун”, фр. veille, англ. eve; норв. æve «вечность», а «окрашенный» корень (в)õх со значением «запах, вонять, привлечь, половые отношения, вязать» дает русск. вякнуть (“подать голос, привлечь внимание”), словен. vekаti “позвать, пожаловаться”, англ. wink “подмигнуть, привлечь внимание”, нем. winken, швед. vinka, норв. vinke. В нынешних однокоренных с ними русск. веко, лит. vokas и лит. voka «крышка» носовой окраски нет, но достаточно привести однокоренные венец, венок, восходящие к тому же значению корня.
Следует еще раз подчеркнуть, что даже “окраска” корневого гласного не всегда является однозначно определяющим признаком корня, поскольку она зависит от смежных согласных. Тем не менее, как видно из приведенного примера, “окраска” гласного может приводить к образованию самостоятельной корневой группы. При этом для правильного восприятия корневой основы на слух (с точки зрения передачи информации гласным звуком) необходимо определить, “окрашен” он или нет.
В пользу модели двухуровневой градации гласных свидетельствует и “телеграфный” язык. Известно, что при телеграфной передаче информации возможно сокращение текста без потери минимально необходимой информации не более чем на треть, что отражает 50%-ный уровень информационной избыточности любого языка, как следует из криптологических исследований.
Следовательно, модель “двух гласных” должна дать три типа корневых групп. Действительно, анализ Словаря показывает, что порядка 90% общего числа корневых групп составляют примерно поровну “окрашенные” и “неокрашенные”, а остальные группы безразличны к окраске гласного.
Из вышесказанного, в частности, следует, что в корневой основе имеет значение только один гласный звук (ъ или  , находящийся под ударением, поскольку качество безударного гласного не несет дополнительной информации о принадлежности слова к данной корневой группе.
Европейские языки объединяет также принцип открытого слога, т.е. изначальное строение слога по схеме СГ: согласный + гласный. Полногласие в восточнославянских языках (борода, молоко) является отражением именно этого изначального принципа, а не вторично, как это обычно представляют.
Действительно, при увеличении темпа речи реализуется следующая схема: редукция (сокращение) безударного гласного в исходном открытом слоге – образование закрытого слога и появление смежных согласных – выпадение по крайней мере одного из смежных согласных – образование нового открытого слога - … Отметим, что выпадению подвержены все согласные, кроме тех сонорных р и л, которые при редукции гласных способны выполнять их роль и остаются слогообразующими: например, l в англ. ta-ble, где конечный гласный звук полностью редуцирован и не произносится. Полногласный вариант этого слова представлен ит. tavola, порт. tabela.
Другая сторона этого процесса – образование дифтонгов или «долгих» (удвоенных) гласных при выпадении промежуточного согласного. Это отражается письменной фиксацией смежных гласных, одна из которых, в свою очередь, оказывается безударной и далее редуцируется.
Этот процесс бесконечен: ср., например. англ. rain «дождь» и норв. regn, нем. Regen при однокоренных русских извергнуть, рыгнуть, ср. также ворошить, ит. versare «лить, пролить, вылить», фр. verser.
В приведенном примере появление начального (т.н. протетического) «в» также отражает принцип открытого слога, поскольку начальный гласный общего корня ър( г представляет собой неполный слог, состоящий только из гласного, а огубление начального гласного с последующим появлением «в» снимает такое вырождение. Фонетической альтернативой этому является полная редукция начального гласного (ъ): ср. англ. wrong «ошибочный» и русское отвергнуть, причем начальное английское w пишется, но не произносится.
Суммируя вышесказанное, можно еще раз констатировать, что при любом количетве слогов в корне существенное значение может иметь качество только одного корневого гласного, причем оно проявляется только под ударением.
Естественно, что корневая группа может быть безразлична к окраске гласного и в том случае, если для передачи смысла достаточно определенного сочетания согласных.
Отметим, что за вычетом группы носовых (м, н), определяющих окраску гласных, существует всего четыре группы согласных, качественно различающихся в интервокальной позиции – т.е. в зависимости от соседних звуков, а именно: 1) губные (б, п, в, ф), 2) альвеолярно-зубные (д,т, англ. th, исп. z, греч. δ, θ, сюда же относятся сложные согласные типа русских ц,ч), 3) сонорные плавные (л, р) и 4) щелевые (с, з, ш, ж, х, й, h, мягкое (палатальное) «г» типа украинского г, греческого ^ .
Взрывные (г, к,) образуемые резким смыканием гортани, в интервокальной позиции неустойчивы по артикуляционным причинам, рассмотренным выше, поэтому они не образуют самостоятельной группы корневых согласных, а включены в группу щелевых.
Для максимальной слуховой информативности корневые согласные должны максимально контрастировать друг с другом, поэтому максимальное число корневых согласных не превышает четырех. Однако корнем не исчерпывается состав слова, и для образования разного сорта формантов (аффиксов, к которым, например, относятся приставки) и флексий (падежных окончаний и.т.п) рядом с корнем должен находиться по крайней мере один звук, не принадлежащий ни к одной из групп уже занятых в самом корне слова.
Из этого вытекают важные следствия:
1) Корневая основа слова не содержит более трех согласных, причем если их три, то они принадлежат, как правило, к разным интервокальным группам (например, стър, блъд и.т. п.);
2) Если присоединенный к трехсогласному корню формант приводит к образованию нового корня, то один из прежних корневых согласных становится неустойчивым, например, корень (х)вър(б): воробей, чеш. vrabec, укр. горобець, лит. žvirblis, латыш. zvipuris, англ. sparrow, нем. Sperling, швед. sparv, норв. spurv, польск. wrobel - англ. warbler “певчая птица” – нем. Schwirl “птица сверчок” - свербеть , англ. swirl “кружиться”, нем. quirlen – нем. Wirbel «вихрь», англ. whirl, швед. virvel, норв. hvirvel – англ. squirrel «белка», фр. écureuil - сверло, чеш. svrdlo, нем. Quirl “мешалка” – лит. skverbeti “продырявить” - скворец и т. д.
3) Среди корневых основ, содержащих два согласных, существуют вырожденные, в которых оба согласных одинаковы, поскольку эффект аллитерации двух одинаковых корневых согласных только акцентирует внимание слушателя (например, корень лъл – ср. русск. лелеять, люли, люлька(ть), болг. лелям, лелея, серб. лелиjати, лељати, чеш. lulati, lilati, польск. lulać, лит. leliuoti , англ. lull, нем. lullen, швед. lulla - “баюкать”; англ. lullaby, lilt – “колыбельная”; ляля – швед. lullen (lullan), англ. loll – “малыш” и.т.д., ср. также мама, папа). При этом любой смежный с корнем (формантный) согласный в словах данной корневой группы, естественно, не принадлежит к той же группе.
Изложенные соображения позволяют понять, почему любой корень европейского слова содержит не более трех слогов.
Теперь рассмотрим систему фонетических соответствий в различных современных европейских языках - наследниках языковой общности XI века.
Начальный согласный «б» в балтийских и славянских языках, в основном, передается аналогичным звуком b в германских языках: ср., например, русск. блеклый, англ. bleak, нем. Bleiche, швед. blek. Редкие исключения в славянских языках связаны с ассимиляцией «б» последующим глухим согласным: например, ср. русск. пчела, болг. бчела, чеш. včela, лит. bite, нем. Biene, англ. bee, ит. peccia, ape, фр. abeille, исп. abeja, порт. abelha, а также англ. beetle (жук), русск. букашка, или с частичным оглушением, в частности, перед l из-за его веляризации (нёбного смягчения) – русск. болото, чеш. blato, лит. bala, швед. blöt, англ. blot “грязь” при русск. полынья, ит. paluda “болото”, англ. pool “лужа”, нем. Pfuhl, швед. pöl.
Немецкое pf отражает процесс дальнейшего ослабления взрывного звука, в конечном счете приводящего к появлению начального f, которого не было в исходных корневых основах: русск. блоха, польск. pchła, англ. flea, нем. Floh. Начальное b может оглушаться не только перед l, но и перед r: брать, ит. prendere, фр. prendre; брат, ит. fratero, фр. frère; борозда, англ. furrow, нем. Furche, швед. fåra, норв. fure. В ряде случаев в романских языках существуют и фонетические параллели “звонкий b – глухой p”: благо, фр. plaisir “удовольствие” и blaser “пресыщать”, а также b – f (см. ниже p - f): ит., фр., англ. bile «жёлчь», ит. fiele, фр. fiel, исп. hiel, ср. также блевать и греч. βλενα “слизь”.
В интервокальной позиции русскому «б» соответствуют звуки той же группы - b, р, v (w), f, например, русск. ребро, англ. rib, нем. Rippe, швед. rev(ben); русск. любить, англ. love, нем. lieben, швед. ljuvlig и т. д. После первоначально носового гласного, перешедшего в “m”, “b’ может быть ассимилировано в “m” ввиду артикуляционной близости, например русск. дыб (большой палец), англ. thumb, (b не произносится!), нем. Daumen, швед. tumme.
Начальный “п” в балтийских и славянских языках имеет два ряда соответствий в германских и романских языках: п = p и п = f, например, русск. пята, англ. foot и pad, нем. Fuss и Pfote, норв. fot и pote, при ит. piede «нога, ступня», фр. pied, исп. pie, порт. pé, греч. πατούχα, πόδι; фр. patte “лапа”, исп., порт. pata; Ещё более разительный пример: полный, лит. pilnas, ит. pieno, folto, фр. plein, исп. рleno, llano, порт. pleno, cheio, греч. πλέριος, англ., швед., норв. full, англ. plenty «множество», фр. foule.
Каким образом появились эти фонетические p-f параллели? Ведь совершенно очевидно, что, например, ит. pieno и folto представляют собой фонетические варианты одного и того же слова, означающего “полный”. Такие параллели могли появиться только в том случае, если в двух ветвях одного и того же языка процесс ослабления p проходил с разной скоростью, причем в германской ветви этот процесс уже закончился, и начальный звук p уже полностью перешел в f , в то время, как в романской ветви, точнее в ее восточной, греко-романской части еще звучало изначально общее p, а в западной части процесс ослабления p - f – h был в самом разгаре, и именно в этот момент фонетические варианты получили письменное закрепление. Именно введение латиницы вызвало разнобой в графическом отображении одного и того же слова.
Это подтверждается целым рядом фактов: 1) в германских языках нет сильных глаголов с аблаутом (чередованием) корневого гласного, начинающихся с p, но имеется целый ряд таких глаголов с начальным f; 2) практически все немецкие слова, начинающиеся с p, (но не с pf!) заимствованы из латыни, романских или славянских языков в средние века; 3) в части исконно немецких слов для передачи начального звука f используется латинское v; 4) в германских языках не встречается начальное сочетание sf, но распространено sp, где начальное приставочное s стабилизировало корневое начальное p, воспрепятствовав его ослаблению до f.
В романских языках ослабление начального “п” из-за влияния иудеоэллинского языка оказалось ещё сильнее, вплоть до полной вокализации: пырнуть, ит. ferire, исп. herir (h немое).
Еще более яркий пример: плакать, ит. piangere, фр. pleurer, исп. llorar, порт. chorar (корень плõг). Здесь на ослабление исходного “п” накладывается и веляризация “л”, и вокализация последующего палатального “г”. Во французском слове сохраняется pl, но частично вокализуется g, давая картавое “язычковое” r. В итальянском из-за преобладания веляризации l вокализуется до i ( = j, й), а взрывное g переходит в аффрикату (дж).
В испанском, напротив, вокализуется начальное p (ll = lj), поскольку в этом языке веляризация l выражена гораздо слабее, а в португальском одновременно ослаблены и p, и l, что приводит к образованию начального ch (= мягкое ч, хь) вместо исходного pl. При этом в двух последних языках g также вокализовано, а его место занимает аналог раскатистого русского «р», заменивший французский ( язычковый) вариант r.
При вокализации последующего согласного (исчезновении промежуточных палатальных г, х) в романских языках возможно и озвончение начального p до b: ит. bere, фр. boir, исп., порт. beber при русск. пить, греч. πίνω, ср. также англ. pour «лить» (корень пъх). В интервокальной позиции русскому «п» чаще всего соответствуют ит. p, исп., порт. b и фр. v: отпереть, ит. aprire «открыть», фр. ouvrir, исп., порт. abrir, ср. также греч. αβερτος «открытый», ит. aperto. Во французском языке интервокальное p может вообще выпадать: тёплый, ит. tiepido, фр. tiède, англ. tepid.
Приведенные примеры иллюстрируют также значение и место латыни в европейских языках. Книжная латынь, как искусственно созданный язык, лексически богата именно за счет фиксации фонетических параллелей, в частности p-f параллелей. Сравните, например, слова конфликт и комплекс. Это – однокоренные слова, причем корень в них тот же, что и в русском плести: плъ(х)ъ(т). Отвлеченные значения обоих латинских слов совершенно очевидно развились из исходного практического смысла, содержащегося в русском слове.
Начальный “в” во всех языках рассматриваемой общности является протетическим – т.е. возникшим при огублении (лабиализации) первоначально гласного. Здесь наблюдается однозначное соответствие русск., болг., серб. “в” – польск., англ. нем. “w”, хорв., словен., чеш., лит., швед., ит., фр., исп., порт. “v”. В норвежском языке – v, u. Приведем пример, подчеркивающий универсальность этого общеевропейского фонетического процесса острый, лит. aštrus, швед. vass, норв. hvass, ит. acuto, acre, фр. acéré, âcre, aigre, aigu, acide, исп., порт. agudo, англ. acute, греч. οξύς; заострить, навострить, англ. whet, нем. wetzen, швед. vässa, норв. hvesse, фр. aiguiser; острие, латыш. asmens “лезвие”; англ. axe “топор”, нем. Axt, швед. yxa, норв. øks, ит. ascia, фр. hache, исп. hacha.
Напомним, что еще в XVI веке буква V передавала и гласный звук u, поскольку латинской буквы U не было. В связи с этим книжная латынь зафиксировала фонетические параллели слов с протетическим в и без него, например: вилять, вихлять, ит. oscillare, vacillare “колебаться, качаться, вибрировать, осциллировать”. Эти два варианта одного и того же книжного слова являются прямым свидетельством средневекового происхождения латиницы, ибо иначе пришлось бы признать, что осциллограф появился раньше топора и остроги.
Консервативная орфография современного английского языка, практически не изменившаяся с XVII века, сохранила для нас еще несколько свидетельств неудовлетворительности традиционной хронологии.
Во-первых в начале исконно-английских (т.е. общих с балто-славянскими) слов звучал и звучит именно звук “w” (краткое неслоговое “у”), а не “v”, и пишется именно w, а в романских языках этого звука в начале слова не было и нет теперь (кроме позднейшего французского дифтонга oi). Зато этот звук прекрасно сохранился в славянских языках – украинском, белорусском и одном из лужицких.
Во-вторых, латинская буква “V” до XVII века передавала и современное «в», и «у» из-за поздней диссимиляции романских звуков b и v, которая еще не закончилась в современном испанском языке. Это результат влияния иудеоэллинского языка Старой империи, где эти звуки не различались. Поэтому все английские слова с начальным v латинизированы.
В интервокальной позиции балто-славянское «в» образовалось либо из окрашенного гласного, либо после вокализации интервокального г (х): ср. русское его (произносится ево), а также ковать (корень къг), ср. англ. hew “рубить, сечь”, нем. hauen, швед. hugga, норв. hogge, hakke, фр. houe «мотыга», cognée «топор». Из “окрашенного” гласного звук “в” образовался и в корневых сочетаниях типа гв-, дв, хв-: ссора, свара, ит., исп., порт. guerra “война”, фр. guerre, англ. war; тварь, англ. dwarf «карлик, урод», нем. Zwerg.
В европейских языках русскому интервокальному «в» соответствуют звуки той же группы – b, v, w, p, f: ловить, облава, болг. ловя, серб. ловити, чеш. loviti, польск. łowić, лит. lavyti, англ. lope “скакать”, нем. laufen “бегать”, швед. löpa, ловкий, лит. lavus.
Пóзднее развитие звука “ф” (f) в европейских языках вполне понятно. Глухие звуки, естественно, уступают звонким в восприятии на слух. А звук “ф” среди глухих согласных – наиболее слабый и поэтому наименее выразительный для слухового восприятия, не считая придыхательного h. Этот звук мог приобрести самостоятельное значение только после закрепления звонкого протетического в и образования новых корневых основ с этим звуком, которые четко отличили б от в в подавляющем большинстве европейских языков.
Такого явления не было в иудеоэллинском языке, чему красноречивый свидетель современный греческий язык. Здесь знаменитая «бета» β передает именно звук «в», а слова с корневой греческой β находятся в обеих общеевропейских группах Б и В. Это говорит о том, что β никогда не передавала взрывного звука «б», а передавала именно губной полугласный w.
Об этом свидетельствует и само слово алфавит, которое никак не может относиться к “древнегреческому” языку, и не могло появиться ранее XV века, поскольку здесь определенно читается альфа-вита, т.е. новогреческое название буквы β, а не латинизированное альфа-бета (alphabet). Об этом же свидетельствуют орфографические и фонетические варианты одних и тех же греческих слов с начальными β- и ευ- (эу-) даже в тех случаях, когда однокоренные с ними слова в других европейских языках однозначно имеют начальный звук “б”. Такие же варианты существуют практически для всех современных одних и тех же греческих слов, которые пишутся с буквосочетаниями φτ или πτ – здесь до сих пор неразличимы звуки «ф» и «п» перед глухим «т».
Это обстоятельство, кстати, вообще ставит под сомнение существование самостоятельных «древнегреческого» и «среднегреческого» языков. Современный греческий язык возник на основе того языка, который, конечно же, испытал сильнейшее турецкое влияние в средние века, как и болгарский, но не мог же он растерять за это время более половины общеевропейских корней – ведь этого же не произошло с болгарским языком!
Анализ списка ключевых слов Словаря показывает, что современный греческий язык сохранил несколько десятков ключевых слов, которые есть во всех европейских языках кроме романских. Знаменательно, что все эти слова передают не позднейшие отвлеченные понятия, а наиболее простые, относящиеся к повседневной жизни, например: дочь, коса, вишня. Они совершенно явно отражают существование балто-славяно-германо-греческой общности до латинизации Европы, т.е., по крайней мере, до XIII века. Эти слова не попали в латынь именно потому, что Европа уже была разделена, поэтому «древние» римляне не могли заимствовать их у «древних» греков и наоборот. А вот латинизированные слова обнаруживаются только в современном греческом языке, возникшем, как утверждают лингвисты, не ранее, по крайней мере, XV века!
Начальному балто-славянскому “д” в германских языках соответствуют звуки той же группы, графически отображаемые англ. d, t, th, нем. d, t, z, швед., норв. d, t: русск. дежа (квашня, тесто), англ. dough, нем. Teig, швед. deg; русск. дратва, англ. thread “нить”, нем. Draht, швед. tråd. Здесь опять наблюдается два ряда соответствия из-за колебаний “звонкий-глухой”. В интервокальной позиции к этому добавляется еще один ряд соответствий, производный от оглушенного «д» («т»), например, вода, англ. water, нем. Wasser, швед. vatt.
Начальное балто-славянское «т» отражается в современных германских языках звуками той же группы: русск. тешить, англ. tease, нем. täuschen, швед. tjusa; русск. тяжелый, англ. tough, нем. zäh, швед. tung; русск. тонкий, англ. thin, нем. dünn, швед. tunn; русск. таять, англ. thaw, нем. tauen, швед. töa.
Здесь проявляются те же ряды соответствий, что и для «д»: 1) русск. «т» = англ. th = нем. d = швед., норв. t; 2) русск. «т» = англ. t = нем. (t)z = швед., норв t. Ряд, содержащий немецкое z, отражает смягчение (йотирование) согласных, особенно характерное для польского языка, и совершенно отсутствующее в болгарском и английском. В русском языке процесс смягчения согласных в новых заимствованиях продолжается и сейчас (например, телевизор, телекс с мягким «т»). Для интервокальной позиции t в этих языках характерны те же закономерности, что и для d. В романских языках смягчение согласных приводит либо к переходу t (d) – s (на письме отражается как ss, c, z, g, j, x), либо вообще к выпадению d, t (кроме итальянского языка): кидать, ит. cadere «ронять, падать, попасть», фр. choir, исп. caer, порт. cair, ср. англ. cast «кидать», shed «ронять».
Перед окрашенным гласным возможно также колебание d – st: тепло, топить (корень тõп), нем. Dampf “пар”, англ. steam, норв. stim , но dampe “выпускать пар”, далее, изба, нем. Stube. Здесь опять-таки приставочное s стабилизирует глухой t (не d или th!).
Звуки группы (л, р) передаются совершенно аналогично в славянских, балтийских и германских языках в любой позиции. Обратим внимание читателя, что корневые группы Р и Л никогда не смешиваются.
В романских языках l сильно веляризовано, поэтому только в них наблюдаются переходы l – r, особенно ярко это проявляется в португальском языке: белый, ит. bianco, фр. blanc, исп. blanco, порт. branco. В итальянском языке после b, p (f) звук l полностью вокализовался и передается на письме гласной i. Все итальянские слова с невокализованным в этой позиции l – обратные средневековые заимствования. Другая сторона этого процесса – появление в определенных случаях вставочного l, развившегося из гласного, перед глухим согласным.
Во французском и португальском языках интервокальное l может быть полностью вокализовано: воля, ит. voglia, volentà, фр. vœu, исп. voluntad, порт. vontade, ср. также англ. will, греч. βουλι.
Носовые согласные «м» и «н» по способу образования являются назализованными вариантами, соответственно, «б» и «д» и передаются во всех рассматриваемых языках практически одинаково: ср. русск. молоко, англ. milk, нем. Milch, швед. mjölk; русск. нагой, англ. naked, нем. naken, швед. nackt, фр., англ. nude. Однако, часть этих согласных в современных языках отражает результат диссимиляции «окрашенного» гласного õ, поскольку в большинстве современных европейских языков отдельных букв для передачи носовых гласных нет. В германских языках перед взрывными g, k бывший «окрашенный» гласный перешел в задненебный носовой согласный ŋ (носовое взрывное г).
В современном русском языке, например, первоначальный носовой гласный в корне большей частью передается буквами «я» и «у» в зависимости от вокальной позиции: русск. (с)тягивать, англ. tangle, tongs, нем. Zange, швед. täng(e); русск. луг, лог, англ. lea, lawn, нем. lenge, швед. låg(land), lund.
Часто используемые как доказательство носового или неносового произношения гласного церковнославянские источники не могут быть признаны в качестве однозначного критерия прежде всего потому, что «древнеболгарский» вариант праславянского языка, положенный в основу искусственно созданного церковнославянского, к тому времени практически уже утратил назализацию.
Отсюда и путаница в передаче носовых и неносовых гласных буквой «юс», возникшая в XIII -XIV вв. Отсюда и т. н. «вторичная назализация» в позднем средневековье. Это привело к тому, что даже Митрополит Московский Макарий, один из образованнейших людей своего времени, в середине XVI (!) века в титульной подписи «Митрополит Всея России» в слове Россия писал вместо «о» именно юс («большой»), хотя носовых гласных в русском языке по традиционной хронологии уже давным-давно не должно было бы быть, тем более в слове Россия.
Наиболее разнообразные фонетические соответствия наблюдаются в группе щелевых согласных, получившихся из изначальных х и щелевого («мягкого») г, включая их взрывные варианты к и г (kh, gh). Произнесите мягкое “хь”, постепепенно смещая напряжение к кончику языка - вы получите ряд “х – ш , (щ) – ч – ц – с”. Теперь произнесите то же самое с голосом – получится ряд “й – ж – (дж) – (дз) – з”.
Неустойчивость начального г (взрывное или щелевое) проявляется и сегодня в русском языке под влиянием украинского. В чешском языке существуют оба звука, передаваемые, соответственно, буквами g и h, причем все слова с g – новейшие заимствования. В немецком языке изначальное “г” наиболее устойчиво и сохраняет взрывной характер, однако существуют два варианта глухого щелевого “х” и “хь”, причем в говорах первый часто переходит во взрывное “к” (например, берлинское “ick” вместо “ich”), а второй – в звук, близкий к “ш” и даже “ч” – например, слово durch произносится почти по-английски. В английском же языке проявляется прямо противоположная тенденция: частичная потеря взрывного характера – ср. lunch нередко произносится в русской транскрипции “ланш”, вместо “ланч”, change –“чейнж” вместо “чейндж” и.т.п.
Это еще одно доказательство одновременности и однотипности процессов, происходивших и происходящих в рассматриваемых языках.
Рассмотрим сначала группу звонких щелевых. Во всех балто-славяно-германских языках можно найти проявление устойчивости передачи начального взрывного «г», например, русск. годиться, годный, англ. good, нем. gut, швед. gott; и неустойчивости щелевого мягкого (палатального) «г», приводящую к реализации ряда «й - г- (д)ж- (д)з»: русск. желтый, англ. yellow, нем. gelb, швед. gul, русск. зиять, зевать, англ. yawn, нем. gähnen и т. д.
Отметим, что русским начальным ж, з и англ. y в немецком языке всегда соответсвует начальное “g” перед гласным.
В интервокальной позиции щелевое “г” вокализовалось (исчезло) полностью в английском и норвежском языках, частично в немецком и шведском, с образованием удлиненных или сдвоенных гласных – дифтонгов, но сохранилось в славянских языках – ср. русск. богатство, англ. boot(y), нем. Beute, швед. byte.
Еще разнообразнее процессы, связанные с неустойчивостью начального глухого щелевого “х”. К моменту введения латиницы в романских языках начального «х» уже не было, оно либо вокализовалось, что формально на письме отражается немым h во французском, португальском и испанском языках, либо перешло в es, с дальнейшим выпадением s во французском (начальное  , либо в k (передаваемый при этом не буквой k, а c или qu !), либо в g, например: холодный, чеш. chladny, польск. chłodny, лит. šaltas, англ. cold, нем. kalt, швед. kall, норв. kald, ит. gelato, исп. helado, порт. gelado; охладить, англ. cool, chill, нем. kühlen, швед. kyla, норв. kjøl(n)e, svale; ит. gelare “мёрзнуть, заморозить”, фр. geler, исп. helar, порт. gelar.
Диссимиляция начального «х» происходила под явным воздействием иудеоэллинского языка, поскольку праславянское и иудеоэллинское «х» относятся к совершенно различным корням. В связи с этим начальное «х» потеряло информативность и в ряде случаев полностью исчезло и в германских языках: ср. русск. хлеб, англ. loaf, нем. Laib. В некоторых случаях оно частично ослабилось до «h», например, холм, англ. hill, нем. Holm; англ. holm, швед. holmе –“островок”, но швед. kulle – «холм». В большинстве же случаев эволюция первоначального «х» привела к реализации ряда – (х) – ш – (ц) – с – (с)к – (щ) – ч: ср., например, русск. щит, защита, а также скит (отдельное прибежище), англ. shut, нем. Hut и Schutz, швед. skydd, англ. hut “хата, прибежище”, швед. hytt – «отдельное помещение, каморка».
Из приведенного примера видно, что в современных германских, как и в славянских языках, существуют параллельно ряды однокоренных слов, ( в данном примере, ск-/щ- = h-/ sk-, sh, sch), происходящих от начального «х».
Во французском языке общероманскому начальному взрывному звуку k, передаваемому буквой c, соответствует щелевой аналог русского “ш”, передаваемый буквосочетанием ch: щенок, ит. cano “собака”, фр. chien, при англ. kennel “конура”.
В английском языке бывшее начальное “х” иногда передается на письме буквосочетанием wh : русск. целый, англ. whole, нем. heil, но русск. целить, англ. hеаl, нем. heilen; русск. колесо, англ. wheel, швед. hjul.
Вообще говоря, все слова с начальным «х» в русском языке традиционно считаются наиболее трудными для этимологии. В предлагаемой концепции эти слова занимают свое законное место.
Все лингвисты отмечают “неустойчивый” (иначе “подвижный”) начальный звук “s” в большом числе корневых основ (“древний индоевропейский s-mobile”): ср. русск. короткий, краткий, англ. short и curt, нем. kurz, швед. skörd. При этом они же не в силах объяснить начальное корневое «х» в славянских языках – это противоречит «индийской» природе происхождения европейского праязыка. Однако существование «подвижного» s легко объясняется неустойчивостью изначальной приставки «хъ», передававшей завершенность действия (ср. пел – спел, рубить – срубить), которая впоследствии дала балто-славянские приставки с-, ис-, (и)з-, итальянскую s, нем. ge-, латинскую ex- и т.д.
Это s в дальнейшем и стабилизировало глухие начальные корневые p, t, а также начальное взрывное k, образовав распространённые балто-славяно-германские сочетания sp-, st-, sk-. В романских языках полностью вокализованное начальное “х” теперь часто передается начальным гласным (обычно a или e).
Неустойчивость щелевых звуков проявляется также и в том, что для них характерна легкость взаимных переходов звонкий – глухой: ср. русск. голый при англ. callow, нем. kahl, швед. kal; русск. искать, укр. шукати, англ. keek и seek, швед. kika, при нем. gucken и suchen, где начальный согласный - звонкий.
Из сказанного, в частности, следует, что ко времени создания Азбуки (примерно XI в.) в европейском праязыке уже шел интенсивный процесс диссимиляции (разделения) неустойчивых г, х, одним из результатов которого было появление шипящих согласных (в том числе и взрывных - аффрикат) ш, ч, ц и т. п. Результат этой диссимиляции и отражен в Словаре в виде существования двух самостоятельных корневых групп К и С вместо группы “Х”. Это отнюдь не означает, что в словах, принадлежащих теперь к группе К, в начале не может звучать с, а в словах, принадлежащих группе С – к, поскольку на процесс диссимиляции х наложился процесс стабилизации приставочного с, развившегося из того же звука х или его звонкого аналога.
Отсутствие параллельной группе С группы “З” становится вполне понятным и лучше всего иллюстрируется на примере немецкого языка. В начале немецких слов вообще не звучит “с” – вместо него звучит либо “з” перед гласным, либо “ш” перед согласным, зато всегда сохраняется начальное “г” именно потому, что начальный звонкий палатальный г в этом языке перешел только во взрывной г, а не в ж, з или й.
Глухой же начальный палатальный звук х развивался под влиянием последующего согласного при переносе ударения на второй слог и выпадении безударного гласного первого слога. Если второй согласный был также глухим то развивался звук “ш”. Тем самым современное немецкое начальное “ш” (передаваемое как sch или s перед p, t) представляет собой не что иное, как фонетический вариант изначального палатального х(ь). По