Двухтысячелетняя пропасть
Мы находимся в положении странников, перед которыми возвышается непреодолимый горный массив. Высокогорные плато перемежаются утесами, уходящими в заоблачную высь, неожиданные глубокие пропасти открываются за перевалами и величественными горными грядами.
Вон справа высится огромная горная цепь -она называется Мифология. Чуть в отдалении курится огнедышащее жерло полуразрушенной высокой горы — она называется Священное Писание. Еще дальше, теряясь в небесной высоте, сверкает снегом вершина — это Философия. Со всех сторон обступают нас горные цепи и гряды, которые называются История — где-то далеко за ними находится разыскиваемая нами Атлантида.
Чтобы преодолеть этот горный массив, мы не можем построить комфортабельной автострады, не можем мы и пробить тоннель в скальных породах. Мы должны пройти узкой, едва различимой тропинкой, руководствуясь интуицией, природными наблюдениями и приметами. Мы должны соблюдать осторожность, чтобы не оказаться перед непроходимой пропастью, чтобы не погибнуть пол внезапным обвалом.
Мы убеждены, что через этот горный массив можно пройти. Мы намерены воспользоваться тем нехитрым снаряжением, которое есть в нашем распоряжении. Мы ориентируемся по солнцу — имя его Платон. Он освещает нашу дорогу. Он дает немало указаний, полезных для нашего передвижения.
Для нас важно, что философ написал свои произведения, в которых содержится информация об Атлантиде, на закате своей жизни. Важно, что он прибег к сложной завуалированной форме рассказа. Важно, что он предусмотрел несколько степеней защиты этой информации — от любопытства непосвященных. Мы предполагаем, что в его время это любопытство было не только предосудительным и опасным, но и могло привести к гибели.
При разговоре об Атлантиде присутствовал Сократ — его чисто формальное присутствие свидетельствовало о том, что рассказанное — правда. Как его жизнь и смерть.
Атлантида была огромным централизованным государством военно-аристократического характера, подчинившим себе земли Европы, Азии и Северной Африки. Основал династию атлантов Посейдон.
Это очень важное указание. И хотя Платон по ходу диалога больше не возвращается к мифологии (только в конце — кратко, но упоминая Зевса), но это указание — как мы предполагаем — и является ключом к разгадке Атлантиды.
Мы рассмотрели образ Посейдона в мифографии и попытались реконструировать его жизнеописание.
...
Все-таки Афины достались в удел детям Зевса - Гефесту и Афине, сообщает Платон в «Критии».) ВОЗМОЖНО» он готовил на роль наследника престола Аполлона — внебрачного сына, красивого, мудрого, талантливого. Поэтому уже при жизни воздвигались храмы в честь Аполлона, и некоторые маги предрекали его царство. Хотя Аполлон при всех своих талантах никак не мог занимать высший пост в империи. Даже в отколовшейся ее части. Во-первых, он не принадлежал к роду первенца Посейдона, а во-вторых, он и Зевсом был рожден вне брака. Согласно Первому Ватиканскому Мифографу, сыном Зевса был и Тантал — но опять же «неудачным», от дочери Атланта.
Положение Адоллона было очень сложным. Недаром мифография донесла до нас сведения о том, что прекрасный внебрачный сын Зевса имел неплохие отношения с дядей, Посейдоном. Он даже вместе с ним возводил троянские стены. Он, вероятно, демонстрировал свои многочисленные таланты, надеясь на то, что всемогущий дядя отступит от закона имперского престолонаследия и оценит по достоинству его дарования — и на государственном поприще, и на политическом, и в деле развития искусств. Но, как сообщают некоторые источники, Зевс Аполлона убил. Таким образом, вопрос о том, кто унаследует «Зевесово» царство, остался открытым, и в борьбу вступили персонажи, в жилах которых тоже текла кровь громовержца, но каждый из которых мог завладеть верховной властью, имея на то равно недостаточные основания.
Обращаясь снова к диалогу Платона «Критий» и к нашей первоначальной интерпретации сведений об авторе и общественно-политической ситуа-
ции V-IV веком до нашей эры, мы видим, что действительно в борьбе за власть раздробленной на полисы-государства греческой части империи действовали разноориентированные партии, но все они так или иначе были связаны с именами Зевса, Посейдона, Аполлона. Борьба шла с переменным успехом, потому что и в самой огромной империи Посейдона дела, очевидно, шли по-разному — были периоды ослабления ее влияния на подвластные земли.
Мифология, как часть идеологического обеспечения, создаваемая по ходу борьбы, сохранила для нас туманные образы конкретных коллизий, что чувствовал и Ф. Бэкон.
Однако дело происходило, как мы предполагаем, в период распада огромной империи — и от нее стремились отделиться и обзавестись суверенитетом и собственным пантеоном небожителей и другие части огромной империи. Вероятно, среди мятежников была и Персия — она изнуряла Грецию войнами, затем — Македония, положившая конец греческой государственности... В этих условиях новая греческая идеология (мифология, исходящая из верховенства Зевса), послужила цементирующим материалом для объединения греков во время их подчинения македонянам.
Возникает закономерный вопрос. Могла ли Греция вернуться к «истинной мифологии» — истинной истории? Могла ли она отказаться от хорошо отредактированной версии суррогатной истории, обосновывающей главенство на земле Зевса? Могла ли она — в уже благоприятных условиях — восстановить истинную картину событий? Признаться, что она была лишь частью огромной империи,
вступившей на путь мятежа? Когда настали эти благоприятные времена и Греция обрела подлинную государственную независимость, огромной империи на земле уже не существовало. Остались лишь ее осколки — каждый со своим пантеоном богов. Признать, что это были боги-самозванцы, ложные боги — было невозможно. Исчезало обоснование верховной власти.
Напомним кратко биографию Платона, автора диалога «Критий», в котором содержатся сведения об Атлантиде.
Платон родился в 428 году до нашей эры. В 404 году, когда ему было 24, закончилась длительная Пелопонесская война. Почти сразу же началось возвышение Спарты — с этим фактом афинянам приходилось считаться почти полвека. Но к концу жизни Платона обнаружилась новая угроза — возвышение Македонии. Престарелый философ, видя нарастающую угрозу, следил за действиями македонского царя Филиппа II — он вступил на престол в 359 году. Через два года началась Союзническая война, в результате которой еще через два года распался афинский морской союз. Противостоять внешней угрозе становилось все труднее. И после Херонейской битвы, где Афины и Фивы были разбиты наголову, Греция и Афины оказались под властью Филиппа. Напомним, что уже после смерти Платона его любимейший ученик Аристотель отправился на службу ко двору македонского царя.
Однако применительно к этому историческому периоду нам не известно о существовании какой-либо громадной всемогущей империи, из-под власти которой пытались бы выйти Греция и окрестные земли.
Таким образом мы оказываемся в положении путников, стоящих перед пропастью, на краю которой обрывается едва заметная тропинка, ведущая нас по твердыням горного массива. Перепрыгнуть эту пропасть мы не можем. Остается искать ответвления от тропинки, вернувшись немного назад.
Мы должны вернуться к началу платоновского диалога «Критий» и вспомнить загадочную фразу, отсылающую нас к теме христианства.
«Богу же, на деле пребывающему издревле, а в слове возникшему ныне, недавно, возношу молитву: пусть те из наших речей, которые сказаны, как должно, обратит он нам во спасение...»
Специалисты считают, что здесь речь идет о том демиурге, который упоминается в предыдущем диалоге «Тимей». Но нам трудно отделаться от ощущения, что в этой конструкции есть отблески христианского учения — и в частности, Евангелия от Иоанна. Напомним, что и Клемент Александрийский считал Сократа христианином. Наше ощущение подкрепляется и тем, что некие христианские мотивы видел в мифах и Ф. Бэкон, и тем, что апокрифическое «Сказание Афродитиана», прямо указывающее на сосуществование христианской традиции и античного языческого пантеона, было выведено из церковного употребления лишь в XVI веке. Мы предполагаем, что это было не единственное «отрешенное» сочинение. А если это так, то мы должны попробовать передвинуть время борьбы крупных европейских и азиатских территорий с огромной империей — уже в христианскую эпоху. Может быть, стоит рассмотреть период с I века от Р. X. до XVI века?
Увы, традиционная история не дает нам никаких сведений о том, что в этот период на обширных евроазиатских просторах существовала всемогущая империя, которой должны были подчиняться и Греция, и Персия, и Рим, и Македония. Империи, под властью которой находились бы земли Европы (по Платону — от Гибралтара до Тирре-нии), империи, которую основал Посейдон и которая получила название по имени его старшего сына — Атланта.
Где же искать эту империю, если на страницах истории не осталось никаких сведений о ней?
В традиционной истории мы эту империю не найдем. Но она существует в альтернативной истории — в версии всеобщей истории, разработанной академиком А. Т. Фоменко на основе новой хронологии. И называется эта империя Монгольская Русь, Русь-Орда.
Интересно посмотреть, как сочетаются наши логические результаты с теми результатами, которые были получены академиком А. Т. Фоменко, — с помощью математико-статистических методов он проанализировал громадный корпус исторических источников и конкретных фактов.
Но прежде скажем несколько слов собственно об исторической науке.

Апология средневековья
Удивительная получается картина — современный историк (в течение последних трехсот лет) как будто рождается с ощущением незыблемой истинности традиционной истории. Эту уверенность
подкрепляет обучение на университетских истфаках. И историка понять можно. Разве он может высказать сомнение в том, в чем были уверены блестящие авторитеты науки прошлого? Даже поставить вопрос о проверке исходных расчетов, производившихся средневековыми творцами единственно верной версии истории, историк считает некорректным. А почему? Потому что, вероятно, не имеет доступа к тем документам, с которыми работали творцы традиционной истории в XV— XVII веках на Западе. Считается, что все расчеты они произвели исключительно верно. И математические, и астрономические. Не подвергается сомнению их умение распознавать и атрибутировать исходные тексты. А между тем умение в этом искусстве, несомненно, прогрессировало к нашему времени. И, вероятно, проверка основ истории никому не помешала бы.
Эти основы не так уж устойчивы, как показывает время. Среди тех документов, на которые опирается традиционная история, было немало фальшивок, — к счастью, позднее разоблаченных. В то же время и те источники и документы, которые признаны официальной наукой подлинными, не так уж безупречны, сплошь и рядом обстоятельства их обретения, наводят на нехорошие подозрения. И это касается не только трудов Платона, но и многих других. В частности, еще в прошлом веке западными специалистами высказывались сомнения относительно подлинности трудов Корнелия Тацита, Квинтил-лиана, Валерия Флакка, Аскония Педиана, Нония Марцелла, Проба, некоторых трактатов Цицерона, сочинений Петрония, Плавта, Тертуллиана, Марцеллина.
...