Тема происхождения "татар-кыпчаков-тюрок-турок" обсуждалась кажется со многих сторон, как в историческом так и лингвистическом, их отношении к славянорусам, болгарам, монголам и др народам.

Но я всё-таки решил предложить её рассмотреть именно в таком ракурсе.

Я в других постах и по другим случаям вступал против самого западного понятия "тюрки-турки" в пользу их арийского, то есть единого со славянорусами древнего происхождения. Отсюда и "тюркизмы" в русском и славянских языке, которые на самом деле есть, извините, "ариизмы".

История Пахимера доказывает, что они (ат-арии - торхары) существовали и в 13 веке, их не покорили и не "ассимилировали" выдуманные "тюрки" к 10 веку и тем более какие-то арабы из Аравийской пустыни. Ромеи не знали тогда турок, с которым вошли в контакт, пока западники всем не разъяснили после 15 века.

В традиционной истории замечательно признаётся их выход\происхождение из Восточной Европы, дальнейшее движение в Центральную Азии и возврат в Персию с Востока (смотри "генетическую" историю и движение ариев.).

в последней цитате мы находим факты их связи с Ногаями и союз с болгарами против ромеев.

ВИЗАНТИЙСКИЕ ИСТОРИКИ, ПЕРЕВЕДЕННЫЕ С ГРЕЧЕСКОГО ПРИ САНКТПЕТЕРБУРГСКОЙ
ДУХОВНОЙ АКАДЕМИИ САНКТ ПЕТЕРБУРГ.
В ТИПОГРАФИИ ДЕПАРТАМЕНТА УДЕЛОВ. 1862

ГЕОРГИЯ ПАХИМЕРА ИСТОРИЯ О МИХАИЛЕ И АНДРОНИКЕ ПАЛЕОЛОГАХ
ТРИНАДЦАТЬ КНИГ
Том 1. ЦАРСТВОВАНИЕ МИХАИЛА ПАЛЕОЛОГА 1255—1282.
ПЕРЕВОД под редакциею профессора Карпова.*

Книга 2.

24. Тогда же Персию, будто реки, наводнили тохарцы, которых в просторечии называют атариями, и которые умертвили калифа, влив ему в горло распущенное золото.
В это время дела Персии находились в худом состоянии; так что не свободен был от страха и сам султан Азатис. Этот народ — персы трепетали и, ни на что не смотря, старались — каждый, как мог, спасти сам себя.

Книга 3.

25. Теперь следует рассказать о султане Азатине, который был жестоким бичом для македонян и фракиян, и явно осуществил то, что предвещала комета. Прожив долгое время в Константинополе и непрестанно ожидая, что возвратится восвояси с большою силою, Азатин, наконец, потерял всякую надежду на успех; ибо видел, что царь занят другими делами и знал о тайных его условиях с Апагою, по которым надлежало оттянуть его возвращение на родину. Поэтому, воспользовавшись удобным случаем, когда царя не было дома, он вступил в сношения с одним из своих родственников,— человеком, на северных прибрежьях Эвксинского Понта весьма славным, и тайно просил у него помощи против царя, который держит его безоружным и прикидывается другом, тогда как ничем не отличается от врага. Если захочешь помочь мне, прибавлял Азатин, то можешь сойтись с Константином и убедить его тоже к нападению на римлян; а я между тем буду увиваться около Михаила и, находясь с ним, выкину его прямо в ваши руки, особенно если с тобою будут — не только Константин болгарский, но и тохарцы. Как скоро царь та{209}ким образом будет захвачен, — нападение для вас совершенно облегчится; а не то,— вы соберете по крайней мере, богатейшую добычу и овладеете царскими сокровищами: ты же из той добычи получишь самое лучшее; только помни родство и прежнюю славу. Но если мало и этих двух причин, чтобы спешить,— мало родства и надежды отважиться на дело великое; то одно уже желание помочь родственнику и сжалиться над ним, стóит то-го, чтобы оно осуществилось надлежащим содействием. Переписываясь таким образом тайно со своим дядею и получая письменные уверения от него самого, Азатин стал прикидываться, что сильно желает видеть царя, и говорил, что даже писал к нему об этом и просил позволения — быть у него, потому что ему тяжело столько времени не видеть лица царского. Даст он, или нет, позволение, прибавлял Азатин, и без того поеду к нему; потому что нудит и мучит меня сильное желание. — Узнав об этом, царь (мог ли он тут подозревать какое коварство?) сам писал к султану и позволял ему приехать к себе, тем более, что он будет иметь случай видеть страны запада, которых, живя на востоке, никогда не видывал. Получив такое дозволение, султан поспешил отъездом и, оставив все свое богатство, даже жен, детей, сестру и мать, частью — чтобы устранить от себя подозрение, частью же, чтобы беспрепятственнее совершать свой путь, выехал из города с одной при{210}слугой и направился прямо к царю. Между тем, упомянутый дядя его, отправившись к царю болгарскому, Константину, открыл ему, или лучше, его супруге, о намерениях султана против царя и успел склонить их к тому, к чему они давно были готовы. После того, чрез послов призывает он к себе множество тохарцев, обещая им добычу, если они соединятся с ним самим и с болгарами. Этот народ в то время управлялся еще самовластно; так как не совсем пока подчинил его себе Ногай, который начал первый низвергать деспотов. Живя с тохарцами дружелюбно и обходясь запросто, он вместе с ними и при их содействии завоевывал области не в пользу хана, который посылал его, как они думали, но все, что приобретал, усвоял себе и им. Услышав о таком приглашении, тохарцы немедленно бросились с жадностью собак опустошать лучшие области. Это было еще до родственного союза, в который царь вошел с Ногаем; ибо незаконнорожденная его дочь Евфросиния выдана была за Ногая уже впоследствии. В то самое время, когда царь, по окончании дел на западе, возвращался в свой город, — они вдруг сошлись с Константином и, всею своею массою пробираясь чрез ущелья Гемуса, остановились там лагерем. Впрочем, эти толпы не составляли одного строя и стояли не в одном месте, но рассеиваясь отрядами по многим холмам, выскакивали вместе с другими из {211} засад и таким образом производили ужасы,— грабили, умерщвляли, уводили в плен, причиняли всякого рода зло. Естественно, что слух об этом скоро достиг до ушей царя; ибо они совершали свои нападения не тайно и не с осторожностью, но быстро обхватили всю страну, наподобие свирепеющего огня. При первой вести об этом, сердце Михаила затрепетало, и он увидел себя в крайнем затруднении. К сражению он был вовсе не готов (войска были распущены по домам), и возвращался домой с немногими дворцовыми слугами; а между тем тохарцы известны были римлянам, как народ непобедимый. Невозможно было и бежать; потому что враги, заняв и кругом обложив проходы, без страха бегали всюду во множестве, и одних убивали, других отводили к варварам в жалкое рабство; так что, куда бы кто ни обратился, нигде не мог надежно спасти свою свободу. Окружив таким образом все место, они едва не схватили державного; ибо, судя по тому, как успевали доносить вестники о варварстве неприятелей, между ними и царем не было расстояния и на полдня верховой езды; так что вечером они останавливались лагерем там, откуда царь выступил утром, или,— сегодня располагались там, где тот был вчера. Впрочем, шли они в таком беспорядке, что не были распределены на фаланги, но рассыпались повсюду, с надеждою на добычу, и эта надежда была у них выше всякого страха. {212} Тут же, между прочим, ехал в колеснице и Константин, который, сломив себе когда-то ногу, с тех пор не мог владеть ею надлежащим образом,— шел ли пешком, или ехал верхом. Окруженный болгарами, он тщательно осведомлялся, где находится царь, и надеялся схватить его, когда он останется один; ибо все окружавшие царя,— слуги и домочадцы, опасаясь каждый за себя, без оглядки бежали, кто куда, и, предоставляя царю заботиться о своем спасении самому, скрывались. Теперь каждый имел в виду только личную безопасность и не думал уже о своем ближнем: одни управлялись благоразумным страхом, другие — излишней трусостью; иные притом влеклись необходимостью,— что если, то есть, не позаботятся о себе, то должны ожидать плена; а некоторые, не понимая беды сами, смотре-ли на других и, приходя к той же мысли, удалялись, кто где надеялся спастись. Соединиться и в боевом порядке принять врагов они не могли; ибо и сам предводитель их испуган был этою нечаянностью и думал, куда бы уйти. И действительно, имея при себе немногих, особенно приближенных и верных людей, царь пробирался теперь с ними по глухим путям и, устраняясь от одних ужасов, наталкивался на другие; так что, избегнув опасности там, подвергался ей здесь и, спасшись от первого зла, впереди ожидал другого, еще большего. Объятый несказанным страхом, он и вершины гор нередко при{213}нимал за вооруженных воинов. Даже всякая весть представлялась ему страшною; ибо не было никого, кто, встретившись с ним, или подошедши к нему, не рассказал бы каких-нибудь ужасов. Поэтому, когда кто говорил, что он был вблизи неприятелей с намерением узнать, сколько их и где они идут, — находившиеся с царем, имея в виду только спасение, не верили такой отваге. Наконец, благодаря ночной темноте и разным обходам, царь кое-как достиг горы Гана, а прочих оставил спасаться, где могут. Что же касается задних, то в них он совершенно отчаялся и считал их в плену. Между тем эти имели на своих руках царскую казну, и с ними ехал султан Азатин. Взошедши на гору, посылает он гонцов,— одних для наблюдения за врагами, наказав им быть осторожными и тщательнее скрывать свое бегство, других — для скорейшего пригнания к горе легкой трииры; а сам, пере-ходя с места на место, искусно укрывался от неприятеля, когда этот показывался. Узнав же, что триира приготовлена, он сошел с горы вместе с прочими и, севши на нее, благополучно прибыл в Константинополь. Из его спутников, рассеявшихся по всей Фракии, иные взяты были в плен, а другие сверх всякого чаяния спаслись. Что же касается до тех, которым вверена была общественная казна, и с которыми находился султан, то они, с трудом избежав рук неприятельских, укрылись в кре{214}пости Эн 1 и таким образом миновали опасность. Но недолго отдыхать удалось им в крепости: враги, узнав о султане и о том, что он находится в Эне, немедленно соединились с Константином и, окружив город со всех сторон, стали осаждать его самым ужасным образом и грозили разрушить до основания. Стены его каждый день были разбиваемы и жителям предстояло величайшее бедствие, если они не сдадутся. Видя, что беда над головой и что избегнуть ее нельзя, если неприятель наступит всеми своими силами, которые не вдруг и сосчитаешь,— равно предугадывая, что полуразрушенная крепость не выдержит осады и тотчас падет, как скоро придвинуты будут стенобитные машины, осажденные пришли в крайнее затруднение. При всем том они не упадали еще духом настолько, чтобы не думать о своем спасении. Особенно были в сильном раздумье державшие у себя общественную казну, не зная, как сохранить им такое множество сокровищ, заключавшееся частью в монете, частью в разных вещах. И о собственном спасении заботились они больше в той мысли, что если падут сами, то ужасна будет потеря государственного имущества, и потому всячески старались сберечь его. С этою целью сняли они с цар{215}ских одежд драгоценные камни и жемчуг и, положив это скрытно, вместе с царскими регалиями, спрятали таким образом все, что было при них лучшего и богатого; а сами, вместе с другими, приняли участие в сражении и, вооружившись, как могли, действовали из крепости луками и пращами. Но полного успеха получить им было нельзя; потому что враги, подступив во множестве и подставив лестницы отваживались лезть на самые стены. Их сильно подстрекала надежда овладеть многочисленным богатством, какое находилось у них почти под руками,— и они рвались, как собаки. Но так рвалась большею часть толпа, которая ничего не желала, кроме насущной добычи. У начальников же была другая мысль. Имея уже много награбленного в той стране и даже больше, чем сколько нужно было для удовлетворения их жадности, они размышляли теперь, что будут смешны, если не выполнят предположенных своих условий; поэтому отправляют к осажденным посольство — объявить об ожидающем их бедствии и сказать, что хотя нетрудно одолеть их и завладеть всем, но теперь они удовольствуются выдачею одного султана и требуют его вместе со свитою и деньгами, и на этом условии обещают им безопасность. Выслушав такое предложение, осажденные разделились в своих мнениях на две партии: одним казалось, действительно, лучше выдать добровольно одного султана {216} и чрез то обезопасить прочее, если не хотят вместе с ним потерять все, да и сами подвергнуться опасности; а другие представляли, что гораздо больше нужно бояться царя, и советовали держаться. Царь не замедлит, вероятно, говорили они, прислать к нам войско (ужели же не позаботится он спасти столь огромное богатство?) и, подав помощь с моря, избавить нас от беды. А не то,— мы отрубим султану голову и бросим ее со стены неприятелю:— тогда он должен будет либо совсем отступить, либо на-пасть на нас с местью смерти, и мы, следовательно, будем иметь случай, при помощи Божией, или победить, или пасть жертвами верности царю. После долгих совещаний, одержало верх второе мнение:— положено терпеть еще и ждать помощи, но не отнимать у врагов надежды на сдачу, а между тем всемерно заботиться о себе и благоустроять свои дела так, чтобы продержаться, как можно, долее, если не будет помощи. Когда же опасность дойдет и до высшей степени, головы султану все, однако ж, не рубить и не бросать неприятелю; потому что такая жестокость свойственна только людям безрассудным и отчаянным: гораздо благоразумнее выдать его на условиях. Остановившись на этом последнем мнении, они тотчас же отправляют послов и обещают, посоветовавшись, исполнить то, чего от них требуют. Однако ж отсрочка была да-на только на один день,— долее враги ждать не хотели, но, окру{217}жив крепость со всех сторон, еще более усилили свои нападения, а осажденные должны были отражать их. Борьба с обеих сторон была ужасная, но защитники крепости, наконец, почувствовали свое бессилие и видели гибель над головою; поэтому выслали послов — согласиться на выдачу султана, если только осаждающие дадут клятву пред Богом и святынею, что оставят их в покое (это посольство было отправлено к Константину). Отправив посольство и получив согласие неприятелей, они обратились к местному своему епископу. Епископ, возложив на себя священные одежды и взяв святые иконы, вышел со всем клиром и направил путь к Константину. Когда Константин произнес клятвы пред Богом и иерархом, архиерей возвратился в крепость, и осажденные не-медленно выдали султана со всею его свитою и имуществом. Взяв его, враги тотчас удалились и не требовали ничего другого; ибо поклялись довольствоваться выдачею одного султана и ничего больше не делать. Но видно судьба сильна; сколько ни умудряйся противиться ей, определения не избегнешь. Спустя день—два после того, на море являются царские трииры. Не успели они еще войти в пристань, как жители крепости раскаялись уже в своем поступке. Однако ж теперь нечего было сделать, раскаяние опоздало и вовсе ни к чему не вело. Поэтому, не могши возвратить того, что уже сделано, они начали думать по крайней мере о сохранении {218} денег, боясь, как бы и тут не ошибиться; потому что страна наполнена была еще множеством рассеявшихся неприятелей. Поставив против города трииры и по обеим сторонам пути к морю протянув войска, они вынесли царские сокровища и положили их на суда, а потом и сами сели на них и поплыли. Когда прибыли они в Константинополь и возвестили царю о всем случившемся, царь, раздраженный такими вестями, вдруг пришел в неудержимый гнев и вы-ходил из себя. Епископ был вытребован пред суд Церкви, обвинен и едва не подвергся особому наказанию за то, что принял участие в этих делах; слуги были высечены и, в посрамление, одетые в женские платья, прогнаны с царских глаз; жена, дочь, мать и сестра султана, равно как дети его и вся прислуга, заключены в крепких тюрьмах; а все его сокровища, деньги серебряные и золотые, богатые покрывала, одежды и пояса, также жемчуг и драгоценные камни, — словом, все предметы персидской роскоши, как называли их, сданы в общественное казнохранилище.

Теперь "общие знания традиков", которые замечательно описывают арийское происхождение торхар, но поскольку придумали "тюрок-турок", то ат-ариев - торхар приходится "убить" к 10 веку.

Тохары,
1) народ, обитавший во 2 в. до н. э. — 1-м тыс. н. э. в Средней Азии (см. Тохаристан).

2) Название народа, носителя индоевропейских тохарских языков. Первоначально (3—2-е тыс. до н. э.) жили в Восточной Европе, не позднее середины 1-го тыс. н. э. — в Центральной Азии.

Тохаристан, историческая область Средней Азии и Афганистана, охватывавшая юг современной Узбекской ССР,Таджикскую ССР и север Афганистана. На С. ограничивалась Гиссарским хребтом, на Ю. — Гиндукушем, на З. доходила до рр. Мургаб и Герируд, наВ. — до Памира. Своё название получила от тохаров, сокрушивших во 2 в. до н. э. Греко-Бактрийское царство. Персо-таджикские и арабские авторы 9—13 вв. пользовались термином "Т." с 5 до 13 вв. Т. в 1—4 вв. н. э. входил в состав Кушанского царства,будучи его первоначальным ядром. После гибели Кушанского царства Т.распался на отдельные владения. В начале 7 в. в Т. было 27 отдельных княжеств. В 5—6 вв. княжества Т. подчинялись эфталитам,в 7 в. — тюркам.

В 1-й половине 8 в. Т. был завоёван арабами. Позднее Т. входил в государства Тахиридов, Саффаридов, Саманидов, Гуридов. В начале 13 в. Т. подвергся монголо-татарскому нашествию. Т. был крупным экономическим и культурным центром Среднего Востока, поддерживавшим оживленные связи с др. среднеазиатскими областями, Индией, Ближним и Дальним Востоком. При кушанах и в раннее средневековье Т. играл важную роль в развитии и распространении буддизма, а также манихейства в Центральной Азии.

Тохарские языки , близкородственные вымершие языки, составляющие самостоятельную ветвь в индоевропейской семье языков (их принадлежность к индоевропейским языкам была доказана в 1908 немецкими учёными Э. Зигом и В. Зиглингом). Т. я. были распространены (6—7 вв.) в Восточном Туркестане (провинция Синь-цзян). Их название условно (перенесено с названия тохаров, говоривших на одном из восточно-иранских языков). Самоназвание носителей Т. я. неизвестно. Поэтому один из двух Т. я. принято называть "тохарский А" ("восточнотохарский"), другой — "тохарский Б" ("западнотохарский"), реже они называются так же, как главные города, в которых обнаружены их памятники: карашарско-турфанский или соответственно агнео-кучанский (кучанский). Рукописи и некоторое число надписей (5—8 вв., переводы буддийской литературы) записаны особой разновидностью индийского слогового письма брахми.

Оригинальных документов обнаружено мало. Т. я. характеризуются изоглоссами,связывающими их с записью индоевропейскими языками. В Т. я.индоевропейские звонкие и глухие согласные совпадают в одной серии глухих, сильная разветвлённость глагольной системы, развитие многопадежной агглютинативной парадигмы (возможно, под влиянием местного субстрата),групповая флексия в имени, наличие в именной системе, кроме единственного числа и множественного числа, двойственного числа,парного числа и плюратива; у прилагательных отсутствуют степени сравнения. Много заимствований из индийского и иранского языков. К 9—10вв. носители Т. я. были ассимилированы тюрками-уйгурами. Первые памятники изданы в 1892 С. Ольденбургом в России, Хранящиеся главным образом во Франции и ФРГ памятники опубликованы не полностью.


А теперь несколько идей и домыслов о связи истории с политикой.

Давно уже убедился, что исторические идеи, концепции, учения получают официальное признание, если они соответствуют определённым политическим целям и задачам.

Западная идея "тюркских" народов яркий тому пример и направленность её видна очень даже ясно: противопоставить "мусульман-ариев" и "ариев - русославян - православных". Как всегда, к сожалению, религиозное противопоставление братских народов.

Сегодня в молодых головах особенно опасно бродят идеи о "Великом тюркском каганате" не месте и вместо России.

Чем это может закончится? - братоубийственной войной арийских народов.
Кто в выгоде - Запад, который исторически всегда стремился направить "мусульман" против "православных".

А вот если мы все вместе вспомним о своих общих арийских корнях, да еще с ариями из Ирана-Персии и Индии, то тогда такой Арийский Союз будет действительно влиятельной силой в Евразии, так что и китайцы будут спрашивать разрешения чихнуть.

Про коптов и скифов сам удивляюсь, но тогда понятны успешные попытки читать коптские письмена и их православие.
А была ещё инфо, что скифы сдали Египет арабам в аренду!!!??
ну, как тут не смеяться "научникам" над "глупостью народной и народными выдумками"

Ну так Пахимер.

Думаю как раз про рабов можно опустить выдумки, а в остальном!

Книга 3.
3. Устроив дела хорошо и по своему желанию, царь начал отправлять и дальние посольства, именно, к правителю тохарцев, Халаву, и к эфиопскому султану. Персидский же султан Азатин был при нем и жил в городе распутно, проводя время в разврате и пьянстве на перекрестках; ибо, так как город был еще пуст и перекрестки уподоблялись пустыням, то он, бес-стыдно садясь там с большою толпою приближенных, предавался дио-{159}нисовым оргиям и пьянству. Итак, к тем царь отправлял посольства и обратно оттуда принимал послов. За Халава выдавал он побочную свою дочь Марию, рожденную от Дипловатацины, и посредником при этом назначил монаха и священника Принкипса. Принкипс, бывший тогда архимандритом обители Вседержителя, сопровождал означенную девицу великолепно, роскошно и вез с собою разнообразное богатство, имея при себе и походный храм из толстых покровов, также изображения святых, обделанные золотом, скрепленные крестами и шнурками, и священные драго-ценные сосуды для употребления при святой жертве. Но между тем как это бракосочетание приготовлялось с таким великолепием, Халав скончался прежде, чем прибыл к нему Прин-ипс,— и девица, опоздавшая приездом к отцу, сочеталась с его сыном Апагою, который остался преемником власти. Эфиопского же султана войти с царем в переговоры побуждала дру-гая нужда. Этот султан происходил из команов и, быв одним из отданных в рабство, имел похвальную причину домогаться союза со своими родичами.

Люди на севере вообще несмысленны и едва ли разумные существа: у них нет ни правил словесности, ни естественных наук, ни познаний, ни рассудка, ни экономии в жизни, ни искусств, и ничего другого, чем люди отличаются от бессловесных; они имеют только наклонности воинственные и, будучи стремительны, всегда готовы вступить в бой, тотчас бросаются, лишь бы кто подстрекнул их. Отношение их друг к другу какое-то дерзкое и вакхическое, и они служат Арею.

По-этому эфиопляне и прежде вы-{161}соко ценили скифов, когда приобретали их для рабских услуг, или когда пользовались ими, как воинами: теперь же и самая власть находилась в руках скифа; так скифы с большим радушием были там принимаемы и составляли вспомогательное войско. Но им, нанявшись, не иначе можно было туда переправиться, как чрез пролив Эвксинского моря; а делать это без согласия царя было трудно. Посему к царю нередко присылаемы были послы с подарками, чтобы находившимся на кораблях он позволил войти в Эвксинское море и, за большие деньги наняв скифских юношей, отправиться с ними обратно домой. И это, как мы знаем, делалось часто: оттуда присылаемы были к царю подарки, а отсюда плавателям открывался свободный путь к султану.

Это делал царь, по-видимому, для пользы нашим. Действительно, в видах сохранения мира, пропуск эфиопских кораблей был полезен: но с другой стороны такое распоряжение приносило и величайший вред; потому что при частых переселениях юношей с севера, составившееся из них эфиопское войско с {163} течением времени сильно возвысило дух эфиоплян; так что, прежде довольствуясь сохранением домашней своей безопасности, они стали теперь выходить из своих пределов и вторгаться войною в среду 1 христиан. Тогда как итальянцы занимали поморье всей Сирии, владели Финикиею, господствовали над самою Антиохиею, и настойчиво состязались за места Палестины, славившиеся святостью по той весьма справедливой причине, что там жил, страдал и устроил наше спасение Спаситель,— эфиопляне, надеясь на составившиеся из скифов войска, выходили из своих мест, и всю землю, по пословице, делали мидийскою добычею до тех пор, пока мало-помалу (ибо итальянцы не вступали с ними в мирные условия, так как они были и назывались врагами честного креста), не стали нападать даже на самые большие города и не сравняли их с землею. В таких развалинах лежит и теперь славная Антиохия, в таких — Апамея; разрушены Тир и Берит; то же испытал и Сидон; а с другой стороны стонет Лаодикия; Триполис же и Птолемаида, великие города итальянцев, считаются как бы несуществующими; да уничтожен и прекрасный Дамаск, некогда бывший пограничным городам Римской империи к востоку; и решительно ничто {164} не осталось целым, кроме тех мест, которые платят дань армянам. А многочисленное население всех этих городов рассеяно по всей земле, исключая павших или на войне, или в мученических пытках за несогласие отречься от веры.

Вот какую, благодаря нашему неблагоразумию, или злоумышлению, нашим произвольным стремлениям и желаниям, христианство получило пользу от эфиоплян. Между тем, дерзость тохарцев мы еще удерживали — не мужеством войск, а дружественными, или лучше сказать, рабскими пожертвованиями,— вступали с ними в родственные связи и посылали им подарки, иногда превосходные и величайшие. Таков был второй по времени союз, заключенный с западными тохарцами, которые вышли неизвестно откуда и с огромными силами занимали северные страны под начальством своего вождя Ногая. Царь выдал за него вторую свою незаконную дочь, по имени Евфросинию; отчего и случилось, что дружелюбно получили они то, чем едва ли овладели бы посредством самой трудной войны.

поскольку тема не пошла, может потому что цитата большая, а мысль не ясна изложена, то прежде чем вставить другую новую цитату, дам популярно и кратко вышеизложенное:

Пахимер писатель рассказывает о торхарах в 13 в:

торхары по народному ат-АРИИ.

Они никуда не делись, не исчезли, их не покоряли тюрки, ни арабы.

по ТХ и ТИ они - арии вышли из Восточной Европы (3-2 тыс. до н.э.), в сер. 1 тыс. н э. - в Средней Азии и начинают своё движение на Запад (под именем тюрок и татар по ТИ) и на Юг (Великие Моголы).

Что соответствует генетической карте расселения ариев и курганной археологической культуре, и культуре повозок.


Многие русские и славянские историки утверждали, что татары - народа скифского.

Отсюда так много общего в языках ариев - славяноруссов и ариев, которых с 19 века стали звать тюрками.

Ат-Арии (Торхары) покорили Персию и Северное Причерноморье, где были Ногайской ордой.

Ромейские писатели не знали ни турок, ни тюрок.

В Египте были войска из куманов и царь из команов, но похоже именно в большей мере из христиан.

тут на сайте дали замечательную инфо: Татарская, Ногайская Орда состояла на 2\3 из христиан и на 1\3 из мусульман.

Арьи в Азии - славяне?

http://www.rojdenierus.ru/rojdenie/forum/viewtopic.php?f=3&t=931&start=0

Сообщение Arlin » Сб дек 26, 2009 16:02
Осмелюсь предложить объяснение происхождения арийцев :lol: (картинки смотри по ссылке в конце темы)

Арийцы - это последователи культа Арея/Ареса, что в переводе с древнегреческого означает "одно из наименований меча". Ну или как он более известен, как бог войны.

Несколько интересных исторических фактов про Арея из разных источников

Согласно Гомеру ("Илиада", песнь 25, 38-40) на стороне троянцев сражаются :

«К ратям троян устремился Арей,
шеломом блещущий,
Феб, не стригущий власов,
Артемида, гордая луком,
Лета, стремительный Ксанф и
с улыбкой прелестной Киприда.»

Небольшое отступление про Артемиду

Изображение

Изображение

Изображение

Изображение
Оброчна плочка от светилището при Глава Панега, Луковитско. Изображения на Тракийския херос и Диана (Артемида), а между тях дърво, около което се вие змия

Изображение
Тоже Артемида

Изображение
Изображение богини Артемиды на греческой вазе (700 лет до н.э.)

Изображение
Слева изображение богини Артемиды на греческой вазе (700 лет до н.э.). Справа фрагмент русской вышивки


"Повсюду в Аркадии — в Мегалополисе и возле Акакесия — существовали памятники, свидетельствовавшие о раннем поклонении Аресу в этом регионе. С этим фактом следует сопоставить утверждение Арнобия, слыхавшего легенду о том, что Арес провел в Аркадии тринадцать месяцев в рабстве. Общее толкование всех свидетельств указывает на то, что культ Ареса Угощающего женщин возник в крайне древние времена.
В Греции существовали две легенды о пребывании вооруженных женщин, локализованные подобно истории о тегейках на Пелопоннесе. Находившееся в Аргосе изваяние Ареса считалось посвятительным даром одержавшего победу над спартанцами отряда женщин во главе с поэтессой Телесиллой. Другая легенда относится к самой Спарте. Здесь женщины запечатлели свою победу над мессенцами, основав храм Афродиты Ареи. Самая очевидная интерпретация его требует производить этот эпитет от Ареса и толковать его как «Воинственная» (или как Афродита Меча :!: - прим. мое -Arlin). Он использовался в отношении Афины в трех союзных клятвах, предполагающих непримеримый характер богини. Афиняне построили в Платеях храм Афины Ареи, воспользовавшись добытыми при Марафоне трофеями. После оправдания ареопагом, как говорят, Орест посвятил алтарь Афине Арее. Этот эпитет явным образом связан с наименованием холма, на котором располагался суд и который сами греки — как бы ни ошибались они в своей этимологии — вне сомнения связывали с Аресом. Подобное использование эпитета подкрепляет предположение о том, что он являлся производным от имени Ареса. Можно возразить, что Афродита Арея представляла собой разновидность богини, считавшейся хранительницей государства. В этом своем аспекте она куда чаще почиталась в Спарте, чем в остальных областях Греции. Скорее всего, ее и изображали вооруженной. Таким образом, полисной богиней Спарты являлась восточная Афродита, именуемая Уранией. Стоит подробнее исследовать тот факт, что одна из групп вооруженных женщин особо почитала Ареса, а другая — Афродиту Арею. То, что оба божества оказались в известной мере связанными, может указывать на нечто общее между Аресом и анатолийским культом воинственной Матери, которую почитали амазонки.
Соотношение между Аресом и Воинственной Афродитой не кажется нам слабым. В Фивах совместный культ обоих божеств как супружеской пары был установлен достаточно рано; утверждали, что от этого союза пошло семейство Кадма и, следовательно, Диониса. Через брак с Гармонией, дочерью Ареса и Афродиты, Кадм получил престол и, воспользовавшись зубами священного змея Арея, вырастил свой знаменитый урожай воинов.
В Лаконии, где Воинствующая Афродита, или Урания, почиталась особо, культ Ареса имел более достойный характер и явным образом был древнее, чем в других областях Греции. Говорили, что Эпихарм считал этого бога спартанским. Под именем Эниалия его почитали спартанские эфебы. Каждый из двух отрядов, на которые были разделены юноши, приносил ему в жертву щенка, исполняя этот обряд ночью в Фебеуме возле Ферапне. Весь обряд несет на себе отпечаток первобытных времен. Наиболее удивительной его деталью является жертвоприношение псов, которому Павсаний не знает другого примера, кроме жертвоприношения Энодии или Гекате в Колофоне. Впрочем, существуют и другие примеры подобной практики43, которые указывают на то, что этот обряд связан с Гекатой. Арес почитался под его собственным именем в Терапне — в храме, который Павсаний называет одним из самых ранних в регионе. Храмовая легенда гласила, что почитаемый кумир был привезен из Колхиды Диоскурами. Бог имел здесь странный эпитет — Теритас, явным образом произведенный от имени его няни Теро. Подобная этимология настолько не удовлетворила Павсания, что он предположил: слово это было вывезено из Колхиды и потому не поддавалось осмыслению греками. Вполне разумна гипотеза Вайда44, считавшего, что культ имеет беотийское происхождение. Мнение основано на существовании слов, родственных эпитету Теритас. Тем не менее культ может оказаться весьма ранним и местным, поскольку, как показали раскопки, Терапне безусловно был крупным населенным пунктом в предорийское время. Особыми почестями отмечались здесь Диоскуры, а Елена почиталась с прежних времен как богиня природы. Павсанию говорили, что город получил свое имя в честь дочери Лелега. Отсюда вполне можно предположить, что культ Арея Теритаса имел лелегскую принадлежность. Храм его являлся одним из самых старых в регионе, где было особенно сильным влияние предорийского населения. Установившие этот культ люди, таким образом, должны были находиться в родстве с куретами Этолии и Акарнании. В пользу теории свидетельствует связь с Диоскурами.
Существует еще два примера почитания Ареса в Лаконии. В качестве Эниалия ему была поставлена статуя в Спарте возле Дромоса, изображавшая его в оковах. В Древней Деревне, небольшом селении, находившемся возле Геронто, располагались его священная роща и храм. Здесь проводился ежегодный праздник, к участию в котором не допускались женщины.
В целом, без особого риска ошибиться, можно заключить, что в Лаконии Арея почитали в ранние времена. Культ его, возможно, являлся природным среди предшествовавшего дорийцам населения, или же был занесен из Беотии, где его почитали вместе с Афродитой. Возможно, Скованный Арес из Спарты связан со Скованной Афродитой, находившейся в том же городе. Оба типа могли породить предание, подобное аркадскому о рабстве Ареса, и «песня Демодока» в Одиссее могла быть связанной с подобным мифом. Легенды о существовании вооруженных женщин в Тегее и Спарте соотносят аркадийского Ареса с Афродитой Арейей из Спарты.
Следов почитания Ареса в Греции осталось немного. Мифические генеалогии северной части страны связывают его с минойскими Орхоменами, минойской Фессалией, Куретидой и Этолией, а также упомянутыми Фивами. В Афинах утверждали, что он являлся отцом Алкиппа от Аглавры, примитивной богини. Генеалогические легенды Пелопоннеса связывали его с Тегеей в Элиде и Тритеей в Ахайе. Нельзя придавать сколько-нибудь значительный вес подобным мифам, не поддержанным последующими свидетельствами, поскольку среди греческих авторов всех времен существовало стремление видеть в каждом знаменитом воине героического века сына Ареса. Подобное утверждение относится также к таким воинственным племенами, какфлегии, упомянутые Гомером и другими поэтами.
Наше исследование почитания Ареса в Греции дает два важных результата: во-первых, оно свидетельствует о том, что этот бог возносился примитивными временами, и, во-вторых, указывает на связь между ранним восхвалением Ареса и восточной Афродиты в Фивах, а в свидетельствах аналогичной связи в Аркадии и Лаконии угадывается намек на контакты с амазонками, почитавшими богиню, похожую на эту Афродиту. Отсюда возникает вопрос о возможности определения того периода, в котором соединенный культ возник в греческих землях.
Фарнелл считает, что восточную богиню занесли в Фивы с востока «кадмейцы», в то время как Арес являлся древним богом этой земли. Он предполагает наличие «фиктивного брака», который соединил культ богини с древними верованиями края. Такие легендарные подробности, как враждебность, проявленная Кадмом по отношению к священному змею Ареса, и гнев бога, направленный против героя, подкрепляют эту теорию. Кадм, похоже, поздно появился в этих краях, потому что его имя не упоминается в Гомеровых поэмах, где основателями Фив названы Амфион и Цетос. Кажется также, что в Элиде вариант поклонения Восточной Афродите сочетался с местным культом Арея. Здесь свидетельством почитания Ареса является не только генеалогический миф: доказательством его служит также алтарь этого бога, находившийся возле стадиона в Олимпии. Предание указывает на то, что Пелопс был женат на Гипподамии, внучке Арея. Гезихий идентифицирует его с Афродитой, а Пелопс, подобно Кадму, воспринимался как пришелец с востока. Параллель эту практически можно считать точной. В случае Пелопса легенды, связывающие его с Лидией и Пафлагонией, более правдоподобно интерпретируются как память о поселении эллинов в Малой Азии, чем о пребывании азиатской колонии возле Олимпии. Поэтому культ Афродиты Гипподамии кажется скорее попавшим в Элиду через религиозное влияние оттекавшего на восток потока эмигрантов. Таким образом, элейская параллель подкрепляет мнение Фарнелла. Тем не менее аттический миф о Тесее подкрепляет противоположную точку зрения. Эта сага, безусловно, сохранила память о доминирующей роли Крита в Эгейском регионе. Таким образом, Афродита-Ариадна, вероятно, принадлежала к доэллинскому населению Аттики. В качестве гипотезы можно заявить, что в очень ранние времена Ареса также почитали и в Афинах. Свидетельствами сего являются его связь с Аглаврой, похоже, первобытной богиней; обращение к Аресу и Эниалию в клятве эфеба, которая связывает этого бога с Аглаврой, аттическими Харитами и Гегемоной; хорошо развитый культ Ареса в V веке у подножия Ареопага. Особую ценность представляет собой связь с Гегемоной, если только этот эпитет принадлежит Афродите и Артемиде, аналогичной Астратее.
Пока единственная дошедшая до нас информация о почитании Ареса амазонками исходит из Афин. И в этой связи уместно уделить непосредственное внимание преданию о Восточной Афродите. Однако мы не имеем прямого указания на то, что она была связана с Аресом в присущем ему качестве покровителя амазонок. Решение проблемы, возможно, удастся найти в древней связи, соединяющей Ареса и Энио. Богиня Энио была вполне очевидным образом отождествлена с вооруженной каппадокийской богиней, носившей имя Ма. *Последняя, в свой черед, идентифицировалась с Кибелой как Матерью Богов. Афродита-Ариадна и Вооруженная Афродита в известной мере представляют собой формы Матери. Приравнивая друг к другу оба типа богинь, получаем, что Афродита становится идентичной Энио, спутнице Ареса. Можно собрать воедино существующие свидетельства связи между Аресом и амазонками. (1) Эсхил упоминает их привычное поклонение этому богу во время осады Афин; (2) Плутарх пишет, что в то же самое время Тесей приносил жертву Фобосу, сыну Арея; (3) Павсаний видит в храме Ареса в Трезене трофей победы Тесея над амазонками; (4) в нескольких местах усматривается связь между Аресом и Афродитой и аналогичная связь между Аресом и Энио, причем обе богини идентифицируются с Матерью, которую почитали амазонки, а также ряд не слишком очевидных признаков принадлежности этого бога к обрядовой системе Матери; (5) существуют веские основания предполагать в Аресе раннего, доэллинского бога. Накопленные свидетельства указывают скорее на косвенную, чем на прямую связь между Аресом и амазонками. Однако к перечисленным признакам можно добавить удивительный факт. Где бы ни располагались погребения амазонок в Греции — в Афинах, Трезене, Мегаре, беотийской Херонее, эвбейской Халкиде или в Фессалии — в каждом из этих районов имеются признаки существования культа Ареса в ранние времена.
Существует еще два комплекса упоминаний о культе Ареса применительно к амазонкам. Первым из них является группа древних именований амазонок детьми Арея. Еврипид называет их *Areiaz koraz(Девы Ареса)45, и слова эти отразились в латинском эпитете Mavortia, приложенном к одной из них. Термин этот не имеет особого значения с точки зрения культового отношения к Аресу( кроме как подчеркивания_ что амазонки - Девы Меча, - прим. мое - Arlin), он бесцветен как обычные эпитеты, прилагаемые в эпосе к воинам, однако в других местах амазонки рассматриваются в качестве подлинных дочерей бога. Обыкновенная генеалогия этого племени делает амазонок детьми Ареса и Гармонии, в то время как прямым потомком этой пары называется Отрера (Otrere). Имя Гармонии легко отождествить с Аресом, поскольку в Фиванских легендах она фигурирует в качестве его дочери. Поэтому в матери племени хочется видеть богиню Афродиту. Однако невозможно слепо следовать сюжету. Связь между ними стереотипная, сочиненная логографами. Более того, имя матери не всегда остается Гармонией. Иногда она именуется Арменией
Изображение
, из чего можно заключить, что выбор названия был обусловлен географическими соображениями и форму Гармонии оно приобрело по ошибке. Арктиний называет Пентесилею фракийкой и дочерью Ареса. Возможно, само утверждение о том, что все это женское племя являлось рожденным Аресом, было порождено или этим предположением или какой-нибудь другой поэмой Цикла. Если бы амазонки не являлись откровенными воительницами, и если бы именование отряда таковых женщин дочерями бога войны не являлось столь откровенной фигурой речи, было бы много легче судить, являются ли эти утверждения чисто поэтическими или же передают точку зрения генеалогов.

Более ценным представляется упоминание Фракии. Геродот свидетельствует о том, что культ Ареса играл там важную роль, заявляя, что фракийцы почитали трех богов — Арея, Диониса и Артемиду. Как уже было сказано, жертвоприношение собак в спартанском ритуале поклонения Эниалию находит единственную параллель в обрядах фракийской Гекаты.
Изображение
Геката
Изображение
Многие из современных специалистов полагают, что культ Ареса имел фракийское происхождение. Обряды Диониса, с которым он находился в родстве, также принадлежали к оргиастическим церемониям Фригии. В общем, как уже отмечалось, существует удивительная аналогия между обрядовой практикой Фригии и Фракии. Это объясняется в первую очередь почитанием Матери. Стоит отметить, что обряд жертвоприношения собак, — заметная и трудно понимаемая особенность поклонения Аресу и также Гекате — принадлежал к карийскому почитанию бога. Следует добавить, что в карийской Лагине оргиастический культ Гекаты отличался особенностями, характерными для культа Кибелы в Пессинунте и Артемиды в Эфесе. Таким образом, все свидетельствует о том, что почитание Ареса следует воспринимать как фракийско-фригийскую традицию, связанную с поклонением Матери.Отсюда следует, что доэллинский Арес материковой Греции представлял собой бога народа, доисторическая культура которого была близка к минойской.
Аполлоний Родосский представляет амазонок, занятых совершением ритуала столь же странного, как и жертвоприношение псов, характерное для Фракии и Карий. Он повествует о том, что они совершили жертвоприношение коней в храме Арея, расположенном в Понте на «острове Арея». Неявный намек на это был сохранен автором Схолий в строчке из аристофановской Лисистраты. Предание не упоминает божество по имени; оно просто комментирует легенду, повествующую о жертвоприношении коней амазонками. Нигде более, кроме этого отрывка из Аполлония, не упоминается о подобном почитании Ареса. Возможно, что даже в храме его обряд совершался скорее в качестве почитания Кибелы в бетилической форме, чем в акте поклонения Аресу. Объект жертвы редок среди греков и принадлежит Аполлону, Гелиосу, богам ветра и особенно Посейдону. Возможно, что слова Аполлония надлежит толковать как указание на связь между культами Арея и Посейдона Гиппия. В Трезене храм Ареса предварял Генетлиум, вероятно, являвшийся святилищем Посейдона; в Афинах рассказывали повесть об убийстве Галирротия (Halirrhothius), сына Посейдона; в Олимпии алтарь Ареса был посвящен Аресу Гиппию, Конному. Культ Посейдона Гиппия в Афинах был некоторым образом связан с почитанием доионических Семний или Эвменид, как в Колонос Гиппиус, так и на Ареопаге. Возможно, что трезенская легенда о смерти Ипполита предполагает взаимную ревность между Аресом, божеством амазонок, и Посейдоном, считавшимся отцом Тесея. Ритуальное жертвоприношение коня среди амазонок могло лечь в основу предания о том, что они являлись искусными всадницами.
Жертва коня Аресу зафиксирована в качестве обряда у скифов — народа, явно связывавшего это животное с погребальными жертвоприношениями.
Наилучший пример подобной жертвы в обрядах бога войны сохранился в Риме, где 15 октября на Марсовом Поле ежегодно совершались скачки парных запряжек, после чего одного из коней победившей пары приносили в жертву Марсу, а его кровью окропляли алтарь Регии. Возможно, кровь этого животного впоследствии смешивалась с ингредиентами священных пирожков. Обряд этот явным образом почитал Марса как божество плодородия. Первые римляне вне сомнения поклонялись ему не только как воину, но и как покровителю достатка.В таком случае поэтическая легенда о жертвоприношении амазонками коней Арею представляет этого бога в весьма примитивном аспекте хтонического божества плодородия. Как воин и податель приплода он напоминает Аполлона Карнейского.
Схолия предоставляет нам информацию, подкрепляющую предположение о том, что в своей примитивной форме он являлся богом природы. Она рассказывает о полузабытом обычае, предусматривавшем, чтобы во время войны знак к атаке давали жрецы Ареса, носившие название purojoroi, — носители огня, бросавшие Зажженные факелы между двумя армиями. Это напоминает нам оргиастические культы Фракии и Фригии, в которых факел играл видную роль. Этот предмет также был свойствен обрядам огненного почитания Марса в первые века существования Рима.
Даже в древние времена существовали противоречивые точки зрения относительно источника происхождения культа Ареса. Общее мнение было склонно видеть в нем древнего бога фракийцев, — племен, населявших Грецию прежде эллинов, — и народов, почитавших Матерь в Малой Азии и на Крите.
В качестве бога амазонок он как будто бы не имеет такого значения, как Матерь. Сведения о связи его с воительницами редки и отрывочны. Наилучшие из них, вне сомнения, предоставляют сохранившиеся саги о Тесее и амазонках, в которых фигурирует Арес, хотя точное положение его определить достаточно сложно. Предание это имеет особую важность в связи с его аналогией эфесскому повествованию о Геракле и Дионисе.

Амазонки поклонялись Кибеле, Артемиде под эпитетами Эфесия, Тавропола, Ликея и Астратея, Аполлону, носившему имя Амазонского и Аресу. Удивительной чертой этого списка является его однородность."
(отрывки из
Ф.М.Беннет, РЕЛИГИОЗНЫЕ КУЛЬТЫ, СВЯЗАННЫЕ С АМАЗОНКАМИ
АРЕС)

Теперь для сравнения приведу отрывок из книги С.С.Бессоновой РЕЛИГИОЗНЫЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ СКИФОВ, Киев,1983г, посвещенный культу Арея у скифов.

"Арей. Среди прочих скифских культов, Геродот выделяет культ Арея, что уже само по себе свидетельствует о его особой роли. Именно этому божеству скифы сооружали «алтари», а жертвоприношения ему отличались особой пышностью и жестокостью. «В каждой скифской области по округам воздвигнуты такие святилища Аресу: горы хвороста нагромождены одна на другую на пространстве длиной и шириной почти в 3 стадии, в высоту же меньше. Наверху устроена четырехугольная площадка: три стороны ее отвесны, а с четвертой есть доступ. От непогоды сооружение постоянно оседает, и потому приходится ежегодно наваливать сюда полтораста возов хвороста. На каждом таком холме водружен древний железный меч.Это и есть кумир Ареса.Этому-то мечу ежегодно приносят в жертву коней и рогатый скот, и даже больше, чем прочим богам. Из каждой сотни пленников обрекают в жертву одного человека... Головы пленников сначала окропляют вином, и жертвы закалываются над сосудом. Затем несут кровь на верх кучи хвороста и окропляют ею меч... А внизу у святилища совершается такой обряд: у заколотых жертв отрубают правые плечи с руками и бросают их в воздух; затем, после заклания других животных, оканчивают обряд и удаляются. Рука же остается лежать там, где она упала, а труп жертвы лежит отдельно» (Herod., IV, 62).
О поклонении скифов мечу упоминают также Лукиан (исходит из другого нежели Геродот, источника), Помпоний Мела, Климент Александрийский, со ссылкой на Эвдокса, и повторяющий его Арнобий, Гай Юлий Солин <188, 1948, № 1, с. 303--308; 1949, № 1, с. 282; 1948, № 2, с. 281; 1949, № 3, с. 251>. Поздняя (после Геродота и Лукиана) письменная традиция мало что добавляет к нашим сведениям, к тому же термин «скифы» употреблялся в те времена в более широком понимании <188, 1948, № 4, с. 258, 262>. Сохранение этого культа у поздних скифов подтверждается археологически. На Усть-Альминском городище в Крыму найдена массивная плита с изображением меча <82>.
Геродот не приводит скифского имени этого божества. Возможны такие варианты: имя табуировано; его не было вообще, это было чисто фетишистское поклонение мечу, за которым еще не таилось представлений о каком-либо существе * <127, с. 35; 31, с. 77>; Геродот не называет имени из-за значительного функционального совпадения культов греческого Арея и скифского.
Каковы бы ни были причины умолчания Геродота об имени скифского бога, несомненно значительное функциональное совпадение культов греческого и скифского Арея. Может быть, именно этим и объясняется отсутствие имени скифского бога в рассказе Геродота (ведь имя, согласно понятиям древних, заключало в себе сущность божества). А сущность обоих богов, с точки зрения Геродота, была довольно близка между собой и общеизвестна. Это были преимущественно божества войны. Специальные божества войны выделяются сравнительно рано, на стадии сложения политеизма. Мистический военный дух древние приписывали влиянию божественных сил. Так, у древних индийцев и иранцев специальные божества войны были известны уже на индоиранской стадии <121>. Но чисто «военные» божества в истории религии, пожалуй, не известны. Военная функция обычно сосуществует с другими, менее ясно выраженными, но тем не менее существенными для общества. Так, для мышления древних индоевропейцев характерна ассоциация военной функции с производительной, и их божества войны в большей или меньшей степени имеют отношение к плодородию. _Что касается древнегреческого Арея, то, как предполагают, первоначально он был божеством ветров и бурь _<415, S. 486>. *Предполагается также его северное, фрако-фригийское происхождение <*412, v. 5, р. 399>. Ко временам Геродота Арей был известен в основном как необузданное и жестокое божество войны (в отличие от Афины как богини упорядоченной войны). В Афинах и на Лемносе в жертву Арею приносили сотню вра-
------------
* *В древнегреческом языке «арес» — одно из наименований меча *<111, с. 232>.
------------------
гов <412, v. 5, p. 405>.На холме близ Тегеи почитался Арей Афнейос («богатый», «обильный»), культ которого имел хтонический оттенок (Paus., VIII, 44, 7).
Таким образом, сущность культа скифского Арея — «бурного Арея номадов» (так он назван в боспорской эпитафии) <КБН, № 120 и ком.> — как бога войны в целом довольно близка сущности культа греческого Арея. Почитание на холмах, драматические мистерии с человеческими жертвоприношениями,— все это давало Геродоту полное основание назвать скифского бога войны Ареем.
Следы интересующего нас культа в образе Батрадза-меча из осетинского нартского эпоса прослеживаются также на Кавказе. Батрадз совершает наиболее славные подвиги нартов. Но особенно интересно для нас сказание о его восхождении на костер-жертвенник, сооруженный нартами по его приказанию из сотни возов древесного угля. Батрадз восходит на этот костер, а когда огонь разгорается, он мечом отрубает головы и запястья у людей, раздувавших этот огонь <119, с. 63—64>. Кроме того, в одном из недавно опубликованных сказаний содержится легенда о жертвоприношении мечу Хамыца, отца Батрадза. Батрадз велит сжечь лучшие одежды предполагаемых убийц его отца и этим пеплом засыпать меч Хамыца (очевидно, воткнутый в землю) <13, с. 228>. На основании этих эпизодов Ж. Дюмезиль справедливо заключает, что мифологическое содержание образа Батрадза, имевшего черты грозового божества, близко скифскому Арею, точнее, что Батрадз — это мифологическая (героическая) ипостась скифского бога войны <119, с. 63—64, 253—257>.
Из-за отсутствия лингвистических данных исследование культа скифского Арея можно проводить в основном на уровне ритуала, который в целом носит ярко выраженный военный характер и
может быть в какой-то мере соотнесен с ритуалом мужских союзов с характерными для них экстатическими моментами <*430, р. 78>. Не случайно вслед за описанием культа Арея Геродот сообщает о военных обычаях скифов. Среди них обычай пить кровь первого убитого врага и отрезать его голову — ритуальная черта, прямо перекликающаяся с ритуалом культа Арея.
Архаическая основа этого культа прослеживается прежде всего в устройстве «алтарей». Насколько достоверны сведения Геродота об их устройстве? С одной стороны, такие моменты в его рассказе, как размеры алтарей, скифо-осетинская мифологема о жертвоприношении богу на его гигантском жертвеннике, позволяют предположить мифологическую основу рассказа <198>. А с другой — такие подробности, как нахождение этих святилищ на территории каждого нома, употребление хвороста для ежегодного ремонта алтарей, само поклонение мечу, подтверждаемое археологически,— все это заставляет отнестись с доверием к этой части рассказа Геродота.
Заслуживают особого внимания такие детали алтарей Арея, как применение дерева для его сооружения и четырехугольная форма площадки на вершине жертвенника в сочетании с вертикально укрепленным на вершине мечом. Подобные сооружения находят многочисленные типологические параллели.
Четырехугольная форма характерна для древнейших ритуальных сооружений многих индоевропейских народов. Особенно хорошо четверичность исследована по отношению к древнеиндийскому ритуалу, где четыре столба или шеста, четыре служителя и т. д. наиболее характерны для ритуальных сооружений, функционально тождественных мировому дереву. Скифские «алтари» можно сравнить с ритуальными сооружениями народов Сибири, символизировавшими шаманское дерево во время крупных камланий <24, с. 199 и ел.>. На сходство алтарей Арея с шаманскими сооружениями народов Сибири обратил внимание еще А. А. Спицын <310>. В основе тех и других сооружений лежала одна общая идея общения с верхним миром посредством вертикального столба, дерева, мировой оси. Совпадают такие детали, как четырехугольность, доступ с одной из сторон, иногда использование мечей <166>.
Обычай изображения человеческих рук на святилищах также имеет многочисленные типологические параллели, в том числе древнеиндийские <138, с. 85—86>. В скифском ритуале отрубленные руки являются, прежде всего, жертвоприношением божеству и признаком позорной смерти для врагов-пленников.
Таким образом, четырехугольные алтари из хвороста с укрепленным на вершине мечом воспроизводили мировое дерево как наиболее сакральное место — центр мира. Через него проходит ось мира, в данном случае меч, соединяющий три мира и расположенный в средней мировой зоне. Тем самым скифский Арей относится к божествам средней зоны * — воздушной, что дает ключ к пониманию семантики этого образа, его исходных природных функций **. Сама принадлежность божества к воздушной ефере, связывающей землю и небо и играющей особо важную роль в космого-ниях <19, с. 42—43>, определяет высокий удельный вес его культа.
Если вопрос о соотношении Арея с воздушной сферой особых сомнений не вызывает, то отождествление его с одним из индоиранских божеств остается спорным. Одни исследователи видят в нем грозовое божество типа ведического Индры <409, р. 570—575; 119, с. 253—[br />-----------------
* Эта сторона культа Арея хорошо исследована А. Ю. Алексеевым <19, с. 41>.
** В традиционной классификации ведийского пантеона воздушная сфера считалась наиболее важной. С ней связывались божества Ваю, Рудра, Индра <65, с. 34, 37>.
257] или иранского Веретрагны <179, с. 60; 195, с. 185>, а другие — божество грозы, ветра и бурь типа ведийского Ваю или Рудры или иранского Вайу <125; 19, с. 43>.
------------------
Что касается генезиса скифских алтарей Арея, то они, возможно, восходят к почитанию священных гор, общему для индоиранского мира <66>, или к культовым сооружениям типа обоо или оваа тюркоязычных народов Сибири. Последние представляли собой кучи из камней или сухих веток, сооружаемые на вершине горы или около нее. Они служили местом почитания духов — хозяев горных перевалов, а также духов — покровителей рода и (на поздней стадии) общеплеменной территории <20, с. 73— 74, 304>.
«Алтари» Арея были в каждом номе. Грандиозность празднеств в честь Арея, также как и трудоемкость поддержания в порядке его «алтарей», свидетельствует, что номы в данном случае — крупные территории племен <309, с. 119— 120>. «Алтари» Арея были, очевидно, своего рода знаками основных воинских подразделений скифского царства и местом почитания божества — охранителя территории племен. Именно такой характер носило поклонение мечу у аланов. «У аланов голый меч вонзают в землю, по варварскому обычаю и поклоняются ему как Марсу, покровителю страны, по которой кочуют (Amm. Marc, Res Gestae, XXXII, 2, 23) <183, с. 46>.
Археологически святилища Арея не прослеживаются, но известны довольно многочисленные подтверждения культа оружия: это находки оружия в погребении в «рабочем положении», т. е. воткнутые в землю или поставленные острием вниз, реже вверх. Чаще всего в таком положении встречаются копья и дротики, затем мечи, редко — другие виды оружия. Магическое значение этой детали погребального обряда могло быть различными для охраны умерших от злых духов или для сковывания вредоносной силы «опасных покойников», для символического прокалывания врага, как жертвоприношение божеству и т. д.
Чаще всего эти находки встречаются в мужских погребениях. Вполне возможно, что культ оружия у скифов развился именно из погребального культа, из почитания оружия умерших воинов-героев.
В исследовании культа Арея наиболее сложным является вопрос о его происхождении. Был ли это древний обще-иранский культ войны или скифы заимствовали его после отделения от основного иранского массива? Данные сравнительной мифологии свидетельствуют, что уже на индоиранской стадии происходит выделение специальных божеств войны (ведический Индра, авестийский Веретрагна <121>. Существовала мифологема о боге или герое-громовнике, драконоубийце, воине, покровителе военной аристократии. Через осетинского Батрадза, который благодаря надежным лингвистическим и фольклорным параллелям считается воплощением иранского бога войны Веретрагны <179, с. 60; 195, с. 185> или даже ведического Индры <409, р. 570—575>, скифский Арей мог восходить в своей основе к этим божествам. Что же касается почитания меча как одного из важнейших проявлений этого культа, то ни в индоиранском, ни в общеиранском эпосе он не засвидетельствован. Единственным свидетельством является сообщение Климента Александрийского о почитании меча персами, индийцами и савроматами <188, 1948, № 2, с. 281>. Выше упоминалось о почитании меча североиранским племенем аланов. Миф о тождестве героя и его меча был известен также кельтам, и близость его с аналогичным осетинским мифом <119, с. 62—64> позволяет отнести его к центральноевропейским изоглоссам <119, с. 185>. Время образования этой изоглоссы неясно. Области Средней Европы и Северных Балкан были местом, где засвидетельствован в той или иной форме культ меча. Он был известен фракийцам <93>, иллирийцам <410, р. 145—149>, некоторым германским племенам <188, 1948, № 4, с. 262>.
Наиболее же ярко почитание меча проявилось в хетто-хурритском мире, где во второй половине II тыс. до н. э. существовал культ бога-меча. Находки мечей и кинжалов с антропоморфно оформленными рукоятями известны среди месопотамских древностей II тыс. до н. э. <420, р. 74, 106>, а также в Ассирии <393, р. 141>. По мнению П. Куссена, именно в Эгейском мире следует искать истоки культа меча <393, р. 141>.
Можно предположить, что эгейский мир и был тем центром, откуда миф о боге-мече распространился вначале в землю хеттов, а оттуда в русле культурных заимствований — через Кавказ или Балканский полуостров в Причерноморские степи .
В культе скифского Арея, как и фракийского, наиболее ясно отражена сущность племенного (в узком смысле слова) божества, являвшегося идеологическим отражением племенного строя. Это — бог-воитель, покровительствующий своему народу. Для народов-завоевателей в период военного могущества характерно превращение древних божеств, для которых военная функция не была исконной, в военные божества (божества ассирийцев, германцев, ведический Индра). Таковы, например, «аграрно-военный» культ Марса в древнем Риме и культ Яровита у балтийских славян <408, р. 162; 136>. В мифологии древних индийцев и иранцев воинственное божество или герой, покровитель военной аристократии покушается на
-------------------
* Следует подчеркнуть, что речь идет именно о мифе про божество-меч. Культ оружия вообще был известен многим народам древности, в том числе индийцам, урартам. древним грекам и римлянам <154, с. 47—48; 184, с. 53 и cл.>.
----------------
царскую власть и иногда оттесняет верховного бога на второй план (Варуна — Индра; Ахура-Мазда — Митра), что отражало важность военной функции в жизни этих обществ<121>.
Геродот называет Арея последним в числе семи скифских верховных богов, что вряд ли соответствовало удельному весу его культа в общественной жизни. Возвышение Арея вполне естественно в так называемую героическую эпоху скифской истории, когда идеалы воинского сословия приобретают общенациональный характер, когда «война и организация для войны... становятся регулярными функциями народной жизни» <3, т. 21, с. 193>. Если в древнейшую эпоху Арей как племенное божество-охранитель воплощал все три главные функции, то теперь он приобретает ярко выраженную «специализацию», становится божеством военной удачи и военной добычи, символом владычества над своей (и захваченной) территорией.
В пантеоне скифов военные функции имели и другие мужские божества — Аполлон и Геракл, воплощавшие, вероятно, разные аспекты этой функции, но в какой-то мере дублировавшие друг друга. Аполлон-Гойтосир по иерархии выше Арея, он следует за тройкой верховных божеств. Однако отождествлять Арея с Гойтосиром <19, с. 45—46> нет достаточных оснований. При таком отождествлении в скифском пантеоне остается только шесть богов, тогда как именно семибожие признается характерной чертой иранских пантеонов (и шире — индоевропейских) <9, с. 445—490>. К тому же, образ Аполлона-Гойтосира наиболее надежно отождествляется с общеиндоевропейским Митрой. Он лишь в незначительной степени связан с грозой и ветрами — обычной чертой индоиранских божеств войны — из атмосферных явлений он более всего имел отношение к солнцу."

А теперь отрывок из
Питер Голден
"Тюрки-хазары - гулямы на службе у халифов"
ХАЗАРЫ
Евреи и славяне Том 16
Гешарим / Иерусалим
Мосты культуры / Москва
2005:

"...ayyar (из которого Закери склонен также выводить араб. 'ayyar > др.-перс. ady-ava-bara («оказывающий помощь, поддержку») > новоперс. adyawar >adyar > ayyar > yar («помощник, друг»). Термин ayyar изначально означал «спутников или сопровождающих великого царя либо высших чиновников во время царских путешествий... Также он означал сообщество свободных воинов, которые ритуалом клятвы добровольно брали на себя обязательство оставаться верными своему господину, подчиняться и следовать за ним"

Исходя из всего выше приведенного можно предположить, что мадьяры - "помощники" матери))
хазары -"помощники" Кази, татары - "помощники" Теты, болгары -"помощники" Болги (Волги), сувары - "помощники" Сувы(Кувы) и т.д. - все названия, оканчивающиеся на -ар - это военные отряды или подданые определенного царя (скорее всего женского пола)))
Воткнутый в землю меч- символизирует помощника плодородия, а острием вверх - помощика в войне.

P.S. http://www.slavianin.ru/oberegi.html

обереги славянские, в том числе меч острием вверх и вни

В тему или не в тему, но черновая гипотеза - название монеты "ногата" не от меха и не от "отборный", а от Ногайской орды.
Насколько я знаю, неизвестно, какие монеты на Руси называли ногатами.
Ногаты встречаются в берестах, в Русской правде. И имеют достаточно высокую покупательную способность. Это говорит о БОЛЬШОМ ВЕСЕ(ЛИКВИДНОСТИ, НАДЕЖНОСТИ) ИХ ЭМИТЕНТА. Ногайской Орды?