|
В "Деле Cудьи Ди" Хольма ван Зайчика нынешнее этническое состояние французского государства представлено следующим комическим образом:
"Сановник снова повернулся к Богдану.
- Я-то, дурень, думал, она в Тибете и впрямь астрофизике обучается... - начал он.
- А то нет! - перебила Рива.
Мокий Нилович и бровью не повёл.
- То есть обучается, конечно, зимнюю-то сессию без единой помарочки сдала, что да, то да. Директор училища при обсерватории весьма девочкой доволен, звонил мне... Но образовался, вишь ты, у неё помимо прочих успехов и отличных оценок ещё и верный рыцарь, да не наш, не ордусянин, а из иноземных. Как его... Абу... Али... кто-то ибн чей-то...
- Вадих Абдулкарим аль-Бакр бен Белла,- без запинки, не то что список увечностей, отбарабанила Рива.
- Во-во. И как только запомнила...
- Папенька! - с неподдельным возмущением воскликнула Рива. - Ну разве же можно быть таким дремучим националистом?!
- Ишь, слов каких нахваталась, - сварливо произнёс Раби Нилыч, но глаза его искрились от гордости за дочь: какая взрослая! какая самостоятельная в мыслях и поступках!
- Он француз...
"Опять француз",- уныло подумал Богдан." (стр. 52-53)
"Нет, не было тут знакомых.
Несколько мест в переднем конце салона вовсе пустовали, как не страннно. Назади чинно размещались несколько великобританцев: три неопределённого возраста сухопарые дамы и их утомлённые пожилые спутники - очевидные туристы-гокэ, увешанные фотоаппаратами и видеокамерами; Александрию осмотрели, теперь летят восточнее, может, до самого Ханбалыка, может, нет, просто по Ордуси путешествуют. Чуть впереди через проход прочно сидели два сильно упитанных смуглых араба в дорогих, украшенных узорчьем чалмах и халатах с тёплой набивкою; пальцы их при малейшем движении множественно перемигивались и пересверкивались цветными вспышками перстней. "Новые французские,- подумал Богдан. - Там сейчас много таких..." (стр. 77)
Когда я был школьником, ко мне попала невзрачненькая коллекция французских марок шестидесятых с девизом "Мавритания - колония Франции". Ишь,- думал,- колонизаторы какие, империалисты! Откуда ж это проистекло? Насколько понимаю, традики учат детей, что Франция в посленаполеоновскую эпоху вплоть до де Голля, вела активную колонизаторскую политику, завоевав часть Африки и Азии, и вот,- дескать,- теперь бывшие порабощённые хлынули в метрополию, стерев в значительной степени европейский характер её культуры. (посмотрите на французских политиков, артистов, учёных - самый европейский вид из них имеют только чистокровные евреи, а прочие сильно походят на сирийцев, армян, азербайжанцев, папуасов, вдобавок и кушают какую-то гадость некошерную, как китайцы). Это замечают даже совсем незамысловатые люди со стороны. Вот в новогоднем номере нашей университетской газеты "Вестник" (№ 52 от 31 декабря 2004 г.) помещено интервью с одной из университетских красавиц - "Вице-мисс УлГУ" Александрой Нецепляевой:
"Вестник" и его читатели по праву могут гордиться своей мисс. Саша успешно учится сразу на двух факультетах - культуры и искусства и лингвистики и международного сотрудничества. А в перерывах между лекциями по журналистике и постижением английской и французской грамматики делает телепрограмму "Универ". Долгое время Саша жила во Франции, где работал её папа.
- У француженок научилась искусству красоты?
- Это они у нас должны учиться. То, что француженки очень красивы и изысканны,- миф. Когда они сжигали ведьм на кострах, сожгли самых красивых женщин, поэтому генофонд у них не очень. Француженки грубоваты, похожи на мужчин, а их любимая одежда - джинсы и майки больших размеров, косметикой они не пользуются. Во Франции считают очень красивыми русских женщин, и это правильно."
По всей видимости, высказанное выше мнение о причинах изменения генофонда не вполне верно, хотя что-то достоверное в нём присутствует (надо лишь выяснить кого же уничтожали во Франции, Италии, Испании, Швейцарии под видом колдунов и еретиков, кто и зачем это делал?) - но "некрасивость" здесь означает всего лишь принадлежность к иному расовому типу (и опять же, - не вполне понятное явление, - что наиболее острые формы красоты принадлежат не чистым представителям своей расы, а полукровкам). И теперь легче можно заметить, что неевропейскость, причём в чистом виде, французской нации гораздо ранее, чем последние 200 лет обозначилась. Я предполагаю, что это явление - косвенное свидетельство либо разрушения "Империи", либо наследие Империи иной, чем пишут Фоменко и Носовский. Напомню, что согласно открытиям Новой Хронологии, все известные Римские Империи, вплоть до империи Габсбургов, до 16 века - являются фантомными дубликатами Великой Татарии. Однако здесь как-то сбоку присутствует и Турция, как осколок Римской империи, выпавший хронологически из вышеуказанных параллелизмов, но будто бы являющаяся традиционным противником "германской" империи и впоследствии русского государства. И в тоже время в Европе 15-16 века у Римской империи обозначается некий упорный соперник в виде Французского государства, что нерпосто списать на чистую литературу. Тем более, что в литературе 16 века эти две силы частенько сближаются.
Возьмём для начала мемуары Филиппа де Коммина. В книгах 7 и 8, там где описывается завоевание Италии французским королём Кардом VIII, неоднократно встречаются непонятные сближения интересов Франции и Турции и их династические разборки:
"В Италии три державы, которые мы считаем могущественными, и одна из них, Милан, заодно с вами. Другая - Венеция - держится в стороне. Так что Вы имеете дело только с третьей - Неаполем, с которой некоторые из Ваших предшественников успешно воевали, когда объединялись со всеми нами. Если Вы доверитесь мне, то я помогу Вам стать более великим, чем Карл Великий, ибо мы легко изгоним Турка из Константинопольской империи, когда завладеем Неаполитанским королевством." (7:VII)
"А сам Альфонс бежал на Сицилию с королевой, своей мачехой (она была сестрой короля Фердинанда Кастильского, ныне живущего, которому и принадлежало королевство Сицилия), в один из её городов. Это была великая новость для всех, и особенно для Венеции, где я тогда находился, Одни говорили, что он отправился к Турку, другие - что он уехал, дабы облегчить положение сына, к которому в королевстве не питали такой ненависти, как к нему; а по-моему, он поступил так из одной трусости, ибо жестокие люди никогда не были смелыми, о чём известно из истории и о чём свидетельствует отчаянье Нерона и некоторых других." (7:XIV)
"
"Точно так же всякий мудрый человек мог бы наблюдать, как в короткое время этот славный и добрый поход обернулся поражением, хотя он мог бы принести много блага и чести всему христианскому миру, если бы люди поняли, что их вёл господь; ведь Турка, который ещё жив и является самым никудышним человеком в мире, так же легко было ниспровергнуть, как и короля Альфонса; к тому же в руках нашего короля был его брат, которого тот боялся больше всего на свете, но он не долго прожил после бегства кардинала Валенсии (говорят, что он был выдан королю уже отравленным).
А сколько тысяч христиан готово было восстать - никто и представить себе не может. Ведь от Оранто до Албании всего 60 миль, а от албании до Константинополя около 18 дней перехода по суше, как мне подсчитали те, кто часто проделывал этот путь; и на том пути нет ни одной крепости, кроме двух или трёх, ибо все остальные разрушены. Там три густоначелённые страны - Албания, Славония и Греция, и их жители постоянно ждали известий о нашем короле от своих друзей в Венеции и Апулии и сами писали им, ожидая лишь этого Мессию, чтобы восстать.
От имени короля к ним был послан епископ Дураццо, албанец; он разговаривал со множеством людей, с детьми и племянниками многих сеньоров и знатных особ этих областей: с родственниками Скандерберга, с сыном самого Константинопольского императора, с племянниками сеньора Константина, ныне правящего в Монферрате, которые были также племянниками или кзенами короля Сербии. Все они были готовы встать на сторону короля. Более 500 янычар перешло бы к нему; были бы взяты также благодаря сеньору Константину и его сторонникам (а он несколько дней прятался у меня в Венеции) и Скутари с Круей, поскольку Македония с Фессалией и Албанией составляли его патримоний, который некогда принадлежал Александру Великому; Скутари и Круя находятся рядом, и в своё время его отец или дядя заложил их венецианцам, но те потеряли Крую, а Скутари передали Турку по мирному договору." (7:XVII)
"Турок тоже прислал немедленно своего посла, которого я несколько раз видел; по наущению одного папского представителя он угрозами пытался заставить венецианцев объявить войну нашему королю." (7:XIX)
"По возвращении процессии были показаны мистерии и в лицах изображены Италия, а затем все короли и государи и королева Испанская. Тогда же они огласили договор у порфирового камня, где у них всегда происходят оглашения. За этим всем украдкой наблюдал из окна турецкий посол, который было уже отправился домой, но они пожелали, чтобы он остался и посмотрел это праздненство; а ночью он пришёл поговорить со мной при содействии одного грека и пробыл в моей комнате почти четыре часа; он очень желал установления дружбы между своим господином и нами." (7:ХХ)
Тут, напомню, говорилось о французском короле Карле VIII Слабом, 1483-1498 (как его прозвали традисторики), последнем из династии Валуа. Наибольшую же связь с исламским миром имела Ангулемская династия (1515-1589). Начиная с Франциска I (1515-1547), про которого Ностадамус писал (III центурия, стих 27):
Prince libinique puissant en Occident,
Francois d'Arabe viendra tant enflammer,
Scauans aux lettres sera condescendant,
La langue Arabe en Francois translater.
Нострадамоведус А. Пензенский (в первом научном комментированном переводе "Пророчеств" Нострадамуса,- М.: Эксмо, 2004) перводит этот фрагмент следующим образом:
Ливийский принц, могущественный на Западе,
Так воспламенит Франциска Аравией,
(Что тот), знающий толк в образованности, благосклонно позволит
Переводить с арабского языка на французский.
И таким образом комментируя его, справедливо полагая, что в этом фрагменте Нострадамус рассказывал о недавнем прошлом:
"Аравией во Франции 16 века назывались арабские и вообще мусульманские страны, а не только собственно Аравийский полуостров.
Беспрецедентный союз короля Франциска I с султаном Османской империи, а также с его вассалом - алжирским бейлербеем Барбароссой - вызвал настоящий скандал в христианской Европе. Интерес христианнейшего короля к мусульманскому союзнику не ограничивался лишь военными аспектами; в частности, во Франции был разработан арабский печатный шрифт, на базе которого начались публикации классических арабских текстов по медицине, астрономии и т.п. Кроме того, знающий толк в образованности Франциск (он сам владел несколькими языками, в том числе и древними) действительно собрал группу переводчиков для издания этих трактатов уже на французском языке."
Вот нам, пожалуйста, и источник литературной и научной античности - те самые древние трактаты, переданные, будто бы, через арабов. Они появляются в Европе лишь в первую половину 16 века! А на самом деле созданные незадолго до этого в Испании и Константинополе.
Наследующий Франциску I Генрих II (1547-1559) - современник Нострадамуса, впервые выпустившего свои центурии в 1555 г. Герб Генриха II приводится в книге Пензенского на стр. 304 (гравюра из книги "Героические девизы" Гийома Парадена 1551 г.) - он представляет собою три полумесяца, сплетённые по образцу колец Борромео. Замечательный герб для христианнейшего короля - не содержит ниодного креста, даже на короне (если пренебречь французскими лилиями).
А вот ещё одно интересное действующее лицо 16 века (по Пензенскому):
"Французский флотоводец Эскален де Ла Гард, барон дез Эймар по прозвищу "капитан Полен", адмирал Восточных морей, представитель Франции при дворе Сулеймана Кануни (Великолепного), руководивший флотом в ряде важнейших операций. Он был личным другом и покровителем Нострадамуса; известно, что он привозил с Востока прорицателю фимиам для магических ритуалов и подарил астролябию. ... Нострадамус посвятил ему свою "Парафразу Галена", в предисловии к которой именовал адмирала Нептуном. ... Видимо, Нострадамус видел в де Ла Гарде посредника между Западом и Востоком, покровителя торговли и т.п." (стр. 298-299)
"Антуан Эскален дез Эймар, барон де Ла Гард, адмирал Восточного флота Франции и личный друг Нострадамуса, просидел в тюрьме три года и был оправдан в 1552 г. Ему вменялось в вину истребление членов секты вальденсов в Провансе в 1545 г., когда де Ла Гард командовал карательными войсками. После смерти Франциска I (по чьему приказу это было сделано) его сын и наследник Генрих II под влиянием фаворитов инициировал судебное преследование де Ла Гарда, президента парламента Прованса Менье д'Оппеда и других участников акции." (стр. 286)
"... о "капитане Полене" (прозвище де Ла Гарда) ходили слухи, что он происходит из смешанной французско-восточной семьи. По рассказам Брантома, де Ла Гард владел восточными языками и общался с алжирскими корсарами и турками без переводчика. ... Султан Турции, связанный с Генрихом II союзническим договором, послал в поддержку Франции флот адмирала Драгута; однако Драгут фактически саботировал приказ своего суверена. В конце концов де Ла Гард, проявив личную инициативу, сумел добиться помощи от бейлербея Африки алжирского пиратского диктатора Салах-Раиса, однако масштабы её были невелики, и время было упущено. ... Вина за все просчёты была возложена на де Ла Гарда, из которого король под влиянием фаворитки Дианы де Пуатье сделал козла отпущения." (стр. 304-305)
"... Речь идёт о рейде французского флота под командованием адмирала де Ла Гарда летом 1545 г. ... Пройдя через Гибралтар, запертый испанцами ("красными"), на 26 галерах, де Ла Гард подошёл к Британскому острову и высадил там десант. Экспедиция имела большое психологическое значение - южный флот Франции прорвался в Атлантику, несмотря на господство сил Испании в регионе." (стр. 313)
Какой шустрый! И в Италии, и в Африке, и в Провансе, и в Британии успел. И даже привёз астролябию Нострадамусу (наверное отобрал у кого-то по дороге).
|
