Несколько лет назад, когда только-только начинал вглядываться в текст «Слова о полку Игореве» с дерзкой целью – понять смысл великой поэмы, естественно, не мог пройти мимо другого творения. Которое, по утверждению официальной истории, было создано почти одновременно со «Словом» и находилось в Ипатьевской летописи – «Летописной повести об Игоревом походе» (далее ЛП). Поч-ти сразу же возникло чувство, что кто-то просто морочит головы потомкам данным убогим псевдо-историческим описанием, представлявшим собой откровенное словоблудие, изукрашенное религи-озными сентенциями из Ветхого Завета и вполне современными церковными проповедями. А когда присмотрелся к другим «Повестям древней Руси», что находились в сборнике: «Сказание о Борисе и Глебе», «Поучения и Хожения Мономаха», «Слово о князьях», «Повесть об убиении Андрея Бого-любского», «Слово Даниила Заточника»,…, то не мог не отметить, что и все эти «древние» повести писаны словно под копирку, и являются образцом невежества и маразма. Читать про то, как некий Даниил наблюдал расплавленное олово, что «гинеть - гинеть» да никак не сгинет, или упивался волшебными звуками «серебряного органа» в XII веке, когда, дай Бог, привелось услыхать берестяной рожок или деревянную дудку, не было никаких сил. По крайней мере, текст «Слова», всего с двумя религиозным словами: «христьяне» и «Богородица», выглядел созданным душевно здоровым автором, а не за воротами клиники. Единственное, что их объединяло – это связь с творче-ской бригадой «переводчиков» поэмы в составе: Мусина-Пушкина, Бантыш-Каменского, Малиновского и Карамзина, которых академик Д.С.Лихачев называл «лучшими на тот момент знатоками русских летописей». Эти-то «знатоки» первыми и объявили о нахождении ими всех упомянутых «Повестей древней Руси» в ворохах старинных рукописных источников.

Собственные ощущения – слабый аргумент в любом исследовании – нужны доводы посерьезней. Тогда-то и вспомнил про статью А.Т. Фоменко об Авторском Инварианте (АИ), принципы подсчета которого разработали его родители – Тимофей Григорьевич и Валентина Поликарповна. Хотя раз-меры каждой из повестей содержали значительно меньше 16 000 слов, что требовалось для уверенного сравнения текстов, взялся за поиски компьютерного способа подсчета. Найти подходящую программу долго не удавалось, и уж было решил оставить затею, но неожиданно, играя с Word-ом, нашел достаточно простой способ вычисления параметров АИ. И хотя это требовало затрат времени и некоторых усилий, но припоминая как родители Анатолия Тимофеевича без вычислительной техники героически считали служебные слова, устыдился своей требовательности. Подсчет АИ любого текста после приобретения некоторой сноровки составлял 10-15 мин.
Используя функцию «Сервис», легко подсчитывалось общее число слов (в более поздних версиях текстового редактора это происходит автоматически). Далее, в разделе «Редактирование» следовало выбрать команду «Заменить» и последовательно служебные слова менять на какие-нибудь значки, которых не было в тексте. Здесь была тонкость. Каждое слово нужно было отделить с двух сторон пробелом, а каждую строчку текста на один пробел сдвинуть, чтобы учитывать служебные слова, с которых могла строка начинаться (это и занимало большую часть подсчета). Так последовательно за-менялись все предлоги, к примеру, на «%», затем, когда все они из текста испарялись, одним махом менялось «%» на «%%». В результате, находилось общее число предлогов в тексте. Далее подобные манипуляции проводилось с союзами и частицами. В итоге все три числа слагались и делились на количество слов. Это и был АИ. После этого все манипуляции отменялись, чтобы не испортить текст, а для удобства и безопасности использовался специальный технологический файл, куда помещался исследуемый материал. Из него выбрасывались названия, ссылки, сноски…, в общем, осуществлялась своеобразная «нормализация». Таким образом, были подсчитаны АИ всех «древних» повестей. Но первый блин оказался – комом! Все надежды, что их АИ будет ниже 20%, т.е. приблизится к расчетному значению для текстов Карамзина 19,44%, не подтвердились. Везде АИ был значительно выше – около 23%. На время расчеты были прекращены, и стало очевидным, что надо как-то изменить методику, ибо вычисление АИ оказывалось очень грубым способом оцен-ки.

Вскоре возникла потребность продолжить работу по подсчету АИ, хотя и несколько с другой це-лью. На сайте Проза Ру была опубликована статья: «О мистификациях Пушкина, Ершове и Коньке-Горбунке» Е.Н. Егоровой, из которой следовало, что существует немало литературоведов, кто счита-ет автором «Конька Горбунка» - А.С. Пушкина! И хотя задача усложнялась, ибо в данном случае подлежали анализу рифмованные тексты, за подсчет взялся, но решил начать с изменения методики. Еще при первых опытах обратил внимание, что имеются служебные слова, чей вес в АИ значитель-но больше других, а есть и такие которые почти или вообще не используются. Да и вряд ли авторы при работе задумывались: предлог используют, союз или частицу. И поэтому решил подсчет лю-бых наиболее употребляемых слов ограничить числом 10, а остальные 45 просто не учитывать. Впрочем, вскоре методика была доработана – возникла идея как бы разложить АИ в ряд из 12 членов, назвав их «факторами», где Ф(i) = Ni/Nслов*100%. Самый первый и самый значимый оказался одинаковым в подавляющем списке любых авторов – Ф(И) и его планировалось рассматривать особо. Далее следовали 10 Ф(i), а все остальные слова сводились в один общий – Ф(Р) (фактор разнообразия). Таким образом, АИ приобретал вид эпюры из 12 столбиков, площадь которой была его точным числовым значением. Но главное, он приобретал свой индивидуальный спектр, который предположительно и должен был отличать одного автора от другого. Таким образом, была получена формула:

АИ = Ф(И) + СуммаФ(2-11) + Ф(Р), где Ф(Р) = Сумма Ф(12-55).

Прежде чем браться за А.С. Пушкина, было решено испытать методику на Л.Н. Толстом («Воскресе-ние») и И.С. Тургеневе («Отцы и дети»). В упомянутой статье А.Т.Фоменко, было отмечены их близкие по величине АИ. Упрощенные расчеты (строки не сдвигались) показали, что данные авторы различались достаточно сильно даже по первому фактору. Ф(И) Толстого составил 4,2 %, а Тур-генева – 3,3 %, т.е. отличался на целый процент. Это не говоря о том, что и структуры эпюр были совсем разными, т.е. произведения писателей наглядно значительно отличались друг от друга, не-смотря на близость их АИ. Окрыленный успехом, работу продолжил. Беглое и упрощенное иссле-дования нескольких произведений А.С. Пушкина: Сказка о царе Салтане (ЦС), Руслан и Людмила (РЛ) и Евгений Онегин (ЕО) показали, что первые 11 членов практически не изменяются и представляют собой плавно и монотонно убывающий ряд факторов служебных слов приведенных ниже.

И; В; НА; С; НЕ; А; ЗА; К; КАК; ЧТО; НО.

В качестве типичного образца была выбрана «Сказка о царе Салтане» и найдены все параметры дан-ного произведения. Подсчет оказался еще проще, чем прозаических текстов, т.к. был найден вариант, в котором строки отступали от начала страницы, и их не нужно было сдвигать.

Ф : И; В; НА; С; НЕ; А; ЗА; К; КАК; ЧТО; НО; Ф(Р); АИ*; АИ;

ЦС: 3,8; 3,3; 1,9; 1,8; 1,5; 1,5; 0,7; 0,6; 0,6; 0,5; 0,15; 4,5; 15,1; 19,6;

Примечание: АИ* - инвариант первых 11 членов ряда, т.е. АИ = АИ* + Ф(Р).

После этого подсчета было решено взять за основу стилистику А.С. Пушкина (в чем, надеюсь, никто не будет возражать) и сравнивать параметры ЦС с «Коньком Горбунком» (КГ), а заодно и с двумя более поздними произведениями П.П. Ершова – «Сибирским казаком» (СК) и «Сузге» (С).
Результат получился такой:

Ф : И; В; НА; С; НЕ; А; ЗА; К; КАК; ЧТО; НО; Ф(Р); АИ*; АИ;

ЦС: 3,8; 3,3; 1,9; 1,8; 1,5; 1,5; 0,7; 0,6; 0,6; 0,5; 0,15; 4,5; 15,1; 19,6;

КГ: 3,2; 2,5; 1,6; 1,1; 1,9; 0,8; 0,6; 0,8; 0,6; 0,8; 0,3; 7,8; 13,4; 21,2;

СК+С: 3,6; 2,4; 1,7; 1,4; 1,5; 0,6; 0,4; 0,8; 0,4; 0,3; 0,5; 8,4; 12,6; 21;

Как видно из таблицы два нижних произведения имеют вполне угадываемую корреляцию. И они значительно отличаются от ЦС. Ф(Р) А.С.Пушкина меньше П.П. Ершова почти вдвое. Это серьезное отличие. Видимо, таким образом проявляется т.н. «народность» стиля Ершова в сравнении со сдержанным и четким слогом Пушкина. Кроме того, на фоне плавного спада факторов у последнего, в двух нижних произведениях имеется всплески Ф(НЕ), Ф(НО) и провал Ф(А) и Ф(ЗА). Единственное отличие КГ от суммы СБ и С – значительное различие Ф(ЧТО), но они отличаются вдвое и у отдельно посчитанных КГ и С – 0,2 и 0,4 %, так что этот фактор у Ершова не вполне устойчив и его не следует учитывать.
Таким образом, получен вполне независимый ответ на вопрос: кто автор «Конька Горбунка»? Это П.П. Ершов. Но как стало понятно из последовавшей дискуссии с автором статьи – Е. Егоровой и некоторыми другими ее участниками, это мало кого заинтересовало. Каждый остался при своем мнении. Математические расчеты оказались бесполезны. Возможно, если бы я провозгласил, потрясая таблицами, что «Конька» написал Лермонтов или Некрасов, то сторонников данной гипотезы оказалось значительно больше, чем тех, кто заявил: «Это и так было понятно с самого начала…» или «Все равно «Конька» написал Пушкин, а это ясно и без всякой математики».
Общение с гуманитариями все-таки не было бесполезным. Оказалось, что «наше всё» - А.С. Пушкин, является настоящим сборником вполне конкретных нерешенных задач. В творении журна-листки Т. Щербаковой «Тайны, тайны, тайны Пушкина» их целая россыпь. И одна из основных: кто написал «Гавриилиаду»? Но эта задача уже значительно сложнее, чем первая, потому как в качестве возможных авторов богохульной поэмы назывались кроме А.С. Пушкин еще: Д. Давыдов, Д. Горча-ков, В.Л. Пушкин и П.Вяземский. Сама Т. Шербакова решительно назвала автором поэмы – Вязем-ского, и его же, кстати, посчитала создателем пасквиля, что привел к роковой дуэли.

За неимением у названных авторов крупных произведений было решено взять все их в стихи и вы-числить параметры суммарных текстов. Следует особо поблагодарить Е.Н. Егорову, которая любез-но помогла сделать подборки и подсказала где и какой для этого нужно взять материал, написанный в одном размере. Расчеты показали, что из всех авторов имеется единственный, кто почти точно «по-падает» в «Гавриилиаду» – это действительно П.А. Вяземский (В). А остальные не только рази-тельно отличаются от нее, но даже как-то не серьезно их творения сравнивать с А.С. Пушкиным.

Ф : И; В; НА; С; НЕ; А; ЗА; К; КАК; ЧТО; НО; Ф(Р); АИ*; АИ;

ЦС: 3,4; 3,3; 1,8; 1,7; 1,5; 1,5; 0,6; 0,6; 0,4; 0,4; 0,15; 4,4; 15,2; 19,6;

Г: 4,9; 2,5; 1,1; 0,9; 1,5; 0,2; 0,3; 0,5; 0,5; 0,7; 0,8; 4,8; 12,7; 17,5;

В: 4,9; 2,8; 2,0; 0,8; 1,0; 0,4; 0,4; 0,3; 0,5; 0,3; 0,8; 4,0; 14,2; 18,2;

В данной таблице вполне очевидно наблюдается явное отличие стилистики «Гавриилиады» от А.С. Пушкина и очень сильная ее корреляция с П.П. Вяземским. Шестикратное (!) устойчивое превыше-ние Ф(НО), провалы Ф(С), Ф(А), Ф(ЗА). Резкий переход от Ф(И) к Ф(В), более низкий АИ и пр. С этим подсчетом снова радостно обратился к литературоведам. И опять попал пальцем в небо. Е.Н. Егорова вроде бы сама заинтересовалась данным вопросом и просчитала ритмику произведений ме-тодом скандирования (так она назвала данный метод) и подтвердила отличие «Гавриилиады» от позднего Пушкина, но посчитала возможным ее написание поэтом в молодости или в компании с другими авторами – Вяземским, Горчаковым и пр. С этим уже я никак не мог согласиться, предста-вив, как усевшись кружком, Александр Сергеевич с приятелями подбирает рифмы для богохульной поэмы. Уверенности в этом прибавилась после знакомства с речью И. Бродского при получении поэтом Нобелевской премии:

«Многое можно разделить: хлеб, ложе, убеждения, возлюбленную – но не стихотворение, … . Про-изведения искусства, литературы в особенности и стихотворение в частности обращаются к чело-веку тет-а-тет, вступая с ним в прямые, без посредников, отношения».

Общение с Т.Щербаковой вовсе превратилось в комичное действо. После ознакомления с подбор-кой стихов Дмитрия Горчакова, она вдруг признала именно в нем автора поэмы, потому как ранее имела в виду, оказывается, совсем другого Горчакова – Александра, а от Вяземского почему-то ре-шительно отвернулась, несмотря на свою начальную версию, хотя и уверенно заявляла, что: «Углуб-ляясь в них, все же понимаешь: тайны авторства "Гавриилиады", как и тайна пресловутого "дипло-ма" едва ли будут раскрыты…». На мой вопрос: как она может сравнивать Пушкина с Горчаковым, услышал, что в Лицее был такой талантливый преподаватель поэтики – Н.Ф. Кошанский, что его учеников вообще всех можно друг с другом перепутать! На такое заявление, признаюсь, я не нашел-ся, что и возразить (спутать с кем-то Пушкина!!!), тем более что в Лицее Дмитрий Горчаков не учил-ся. В своем заявлении она неожиданно снова упомянула и Ершова:

«Прочитала. Признаюсь - впервые. Ну что сказать - один к одному - "Гавриилиада". То есть, тема, стиль, приемы художественные, использование образов священных животных. Удивляюсь до край-ности - о чем там было спорить? И тени сомнения у меня нет по поводу авторства князя Горчако-ва. Недаром так метались Горчаковы и Толстые. А что касается технических приемов измерения размера, то это не показатель. У любого автора есть самые разные размеры, ритмы, рифмы, ко-торые зачастую вообще не совпадают. Кстати, после смерти Пушкина столько было приписано ему стихотворений, что и сегодня споры идут. Даже по поводу сказки о попе. Ведь Жуковский ее опубликовал после смерти Пушкина. Через шесть лет, кажется. Кто подтвердит авторство? Так и осталось за Пушкиным. А "Конек-горбунок" Ершовский - один к одному - Пушкин. А все-таки чис-лится за Ершовым. Слепушкину Пушкин еще помогал, там тоже можно найти что-то. В общем-то, дело даже не в точном авторстве, поскольку поэму, ходившую в списках много лет, могли пра-вить и переписывать. Дело в том, какой исторический оборот это приняло в связи со следствием. И какие были последствия, на мой взгляд, для Пушкина они были просто катастрофическими. Ведь и Бобринские были близкие родня Горчаковым. И Софи Бобринская активно участвовала в травле по-эта незадолго до его смерти. Вот в чем дело-то…».

Любопытным оказался якобы сам факт признания Пушкиным авторства. Известно, что в процессе расследования царь вроде бы назвал после разговора с поэтом с глазу на глаз «все делом кончен-ным», но мнений на этот счет существует множество, причем, вполне научных и взаимно противоположных. Пушкин не писал, но признался; написал и признался; не писал, но признался, чтобы кого-то выгородить; не писал, но почти признался; почти написал, но боялся повешения и не признался…. Секретарь по фамилии Толстой, якобы сделал стенограмму беседы, но ее никто не видел, хотя и все ссылаются, потому, как «она была уничтожена» (как он мог составить записку, если разговор поэта с царем был тет-а-тет?). Будто бы имелось личное признание Пушкина, которое якобы видел своими глазами Вл. Ходасевич, но когда стали выпытывать подробности, оказалось, что письменное признание спер некий пушкиновед, и куда он пропал вместе с письмом – никому не ведомо, в том числе и Ходасевичу, который не смог назвать даже его имени. Т.е. на поверку оказалось, что нет никаких серьезных документов, доказывающих авторство поэта в написании «Гавриилиады»! Как это хотя бы приблизительно все объяснить, эти очень осведомленные дамы так и не смогли. Мои дальнейшие исследования им вовсе показались не интересными, несмотря на то, что стала неожиданно логически разрешаться основная «тайна», сформулированная Щербаковой – кто главный виновник гибели А.С. Пушкина. По-видимому, это связано с тем, что многие гуманитарии не способны допустить кардинальных изменений в своих гипотезах, но главное, конечно, не могут позволить себе усомниться в правдивости традиционной истории. Мне надоело переливать из пустого в порожнее противоречивые факты, ибо заинтересовала другая тема: насколько самого Пушкина допустимо использовать в виде эталона. Вначале просчитал некоторые факторы уже двух других произведений поэта – Руслан и Людмила (РЛ), Евгений Онегин (ЕО).

А/Ф : Ф(И); Ф(В); Ф(НО);

РЛ: 2,2; 2,3; 0,11;

ЕО: 2,2; 2,0; 0,12;

ЦС: 3,4; 3,3; 0,15;

Г: 4,9; 2,5; 0,8;

В: 4,9; 2,8; 0,8;

Из таблицы видно, что у А. С. Пушкина устойчивый плавный переход от первого фактора ко второ-му, а в «Руслане и Людмиле» Ф(В) даже чуть больше Ф(И). А вот Ф(НО) у поэта очень низкий – меньше чем у Вяземского и в «Гавриилиаде» почти на порядок. Т.е. отчетливо видно, что А.С. Пуш-кин не писал эту поэму. Но при расчетах вскрылась одна особенность. В его крупных произве-дениях, хотя Ф(И) и достаточно низкий, но он «гуляет» в значительных пределах. Иногда повыша-ется до 5-6%, а иногда падает ниже 1%, как, к примеру, в строфе из ЕО: «Зима. Крестьянин, торжествуя….». Если бы поэт в конце не написал: «Ему и больно и смешно..», то Ф(И) вовсе был бы нулевым. Наглядно данная особенность ярко проявляется в трех известных стихотворениях.


П / Ф : Ф(И); Ф(В); Ф(НЕ); Ф(НО); N слов;

«Бесы»: 0,9 (2); 3,3 (7); 0,5 (1); 0; 211;

«Зимнее утро»: 5,0 (6); 1,7 (2); 0,8 (1); (1); 121;

«Памятник»: 8,9 (11); 3,3 (4); 4,1 (5); 0; 123;

Следует заметить, что и здесь Ф(НО) очень низкий. В трех стихах «НО» использовалось всего один раз! Т.е. это очень устойчивая особенность стиля А.С. Пушкина и данное слово он использует очень редко. А вот Ф(И) у поэта изменяется почти на порядок, в «Памятнике» - 9%, тогда как в «Бесах» он менее 1%. С таким разбросом первого самого значимого фактора будет, естественно, меняться и об-щий АИ и наверняка это будет сказываться при сравнении разных произведений и авторов. Скорее всего, в ЦС он на целый процент больше чем в РЛ и ЕО именно по той же причине. Полагаю, дан-ную особенность можно преодолеть, если рассматривать отличие Ф(И) особо, но нужно понять, по-чему данное явление происходит. Вначале полагал, что это как-то связано со сложностью фразы. Поэтому решил сравнить стилистику М. Пруста, у которого, помнится, предложения не помещались на одной или даже двух страницах и Э. Хемингуэя, с его короткой чеканной фразой. Удивительно, но Ф(И) Пруста оказался ниже хемингуэевского почти вдвое и не превышал 3 %, в то время как у Хемингуэя он был более 4 %. Так что построение фразы, скорее всего, здесь ни при чем, и ответ на вопрос нужно искать в другом.


Попробуем взглянуть на тексты трех стихотворений просто по-человечески. Первое – это впечатле-ния автора, слушающего ночью звуки непогоды и вереница образов, что рождаются в его сознании. Второе – совсем другое произведение. Это раннее утро, солнце, блистающий снег. Отрадная и радо-стная картина. Впечатление можно определить одним словом – восторг. И в «Памятнике» пафос переполняет поэта, где он решительно заявляет о своем великом предназначении. На приведенной выше таблице это описано чисто математически. В «Бесах» очень низкий Ф(И), а Ф(В) – обычный, пушкинский, так же как и Ф(НЕ). В «Зимнем утре» восторженность бьет через край и поэтому резко повышается Ф(И). Это происходит совершенно естественно, так как автора переполняют чувства при виде чудесных картин природы. Понижение Ф(В) здесь, скорее всего, нужно объяснить просто малым объемом текста – всего 121 слово, здесь каждое «В» сильно влияет на результат. Если было вставлено всего одно слово, то Ф(В) стал бы типичным. Пушкин просто «не успел» выйти на свой обычный стиль. А в «Памятнике» наблюдается очень интересный эффект. Ф(В) остается обычным и просто взлетает Ф(И). Конечно, и здесь это происходит из-за значительного пафоса стихотворения. Но в отличии описания природы, здесь разговор идет о самом поэте. И поэтому почти на порядок повышается Ф(НЕ) – чтобы компенсировать восторженность, иначе это будет выглядеть как откровенное хвастовство. В ЦС, скорее всего, Ф(И) выше чем в РЛ и ЕО по той причине, что эта сказка просто короче, написана на одном дыхании, а в поэме и романе автор был вынужден делать значительные перерывы, обдумывать события и пафос непроизвольно снижался.

Таким образом, становится ясно, что формальный метод описания произведения может характеризо-вать не только отдельного конкретного автора эпюрой факторов, но даже отражать тему, характер произведения и, скорее всего, эмоциональное состояние автора. Эти же три стихотворения являются наглядным примером любопытного явления: кроме «чистой» восторженности имеется и несколько другой пафос. И он возникает в том случае, когда восторг нужно чем-либо уравновесить. Вероятно, если назвать Ф(И) фактором пафоса, имеется его противоположность – Ф(НЕ) – фактор отрицания. Это проявилось в «Памятнике» и если бы Пушкин не приглушил свой восторг, глядя на собст-венный памятник, то стих мог превратиться в карикатуру. Можно сделать вывод, что эмоции и пафос сильно влияют на общий АИ произведений, причем, самое сильное влияние оказывает Ф(И), а другие факторы хоть также связаны с пафосом, но их роль в формировании (скорее всего так же это увеличение) АИ значительно ниже. Видимо, именно поэтому родители А.Т. Фоменко анализировали только объемные прозаические тексты. Попробовав оценивать рифмованные строки, скорее всего, столкнулись с резкими скачками АИ, и не стали исследовать проблему глубже. Впрочем, данная особенность и взаимная корреляция факторов требует более пристального изучения и здесь уже без особых программ подсчета не обойтись.

Можно пофантазировать на данную тему.
Записываются в рабочий файл два произведения любого объема. Запускается программа и через не-сколько секунд на экране получаются три графика. Два из них, в зеркальном отражении, подобные «елочке» династий в НХ, а третий – суммарный, на котором отчетливо видна разница всех факторов. (Вероятно, было бы правильно развернуть Ф(Р) и рассматривать всю линейку из 55 слов.) Стало бы возможным получать некий «усредненный» АИ, обработав сразу все тексты любого автора, а потом каждое произведение сравнивать с ним. Можно было изучать любое объемное произведение, наблю-дая, как меняется картина факторов от страницы к странице, от главы к главе. Скорее всего, стало возможным находить места в тексте, где автор откладывал в сторону перо, потому как творческий порыв иссякал, и ему приходилось обдумывать продолжение своего труда. Появилась бы возмож-ность увидеть отличие Пушкина-поэта от Пушкина-прозаика, раннего Толстого от позднего, и, ко-нечно, наглядное отличие одного автора от другого.

Впрочем, даже без такой продвинутой программы кое-что можно рассмотреть при анализе любых произведений Особенно, если разделять их по эмоциональному потенциалу и по времени создания, потому как АИ, по идее, должен убывать из-за естественного постепенного уменьшения восторжен-ности любого нормально человека. А если происходит обратное, то это значит, что в жизни автора произошло какое-то яркое и важное событие. Про отличие Толстого от Тургенева по единственному Ф(И) на целый % было сказано выше. В качестве второго примера произведем вычисление Ф(И) и Ф(НО) для «Поднятой целины» (ПЦ) и «Тихого Дона» (ТД). Подсчет будет упрощенным из-за объе-ма текста, т.е. строки не будут сдвигаться. Как показал опыт, числовые значения при этом меняются на десятые доли, а пропорции сохраняются – произведения соизмеримы по размеру и нас интересует лишь разница факторов. Для наглядности оба произведения будут разделены на части в соответствие с замыслом их авторов. ТД – на пять частей, а ПЦ – на две части.

№ / Ф : Ф(И); Ф(НО); N слов;

1. ТД 1: 2,3; 0,18; 25352;

2. ТД 2: 2,1; 0,11; 30725;

3. ТД 3: 2,3; 0,15; 126235;

4. ТД 4: 2,2; 0,25; 47653;

5. ТД 5: 2,2; 0,23; 51761;


1. ПЦ 1: 2,6; 0,35; 97787;

2. ПЦ 2; 3,1; 0,43; 115402;

Как видим, в независимых параметрах наблюдаются явные отличия. В ПЦ Ф(И) почти в полтора раза больше чем в ТД, а Ф(НО) больше вдвое! Этот же фактор в полтора раза выше в ТД 4 и ТД 5, чем в первых частях. Здесь наблюдается странное свойство для очень больших текстов одного и того же автора (размером сотни тысяч слов), для которых – это значительное изменение факторов, и ко всему прочему «восторженность» автора изменяется «наоборот». Т.е. Ф(И) повышается с годами. Таким образом, судя по двум факторам, подтверждается предположение, высказанное в статье об АИ, что Михаил Шолохов – автор «Поднятой целины», «Тихий Дон» не писал, а лишь подправлял 4-ю и 5-ю части произведения другого автора. – Ф(И) измениться не успел из-за правки поверхностной, а вот Ф(НО) (более чуткий) увеличился, и это явный след его воздействия, на роман.

Весьма любопытным оказался анализ параметров произведений любимого мною М.А. Булгакова. Подсчет более поздних – «Театрального романа» и «Мастер и Маргариты» подтвердил справедли-вость предположения убывания фактора пафоса – Ф(И). В первом романе писателя – «Белой гвар-дии» он составляет 4,8 %, в то время, как в более поздних, едва превышает 3 %. Но было очень инте-ресно узнать: какое произведение в точности (до десятых долей %) сравняется своим Ф (И) с «Масте-ром и Маргаритой»? Найти такое творение долго не получалось, и уж было собирался оставить эту странную затею, но вдруг в М.А. Булгакова точно «попал» Э. Лимонов своим «Эдичкой». Сравнение было произведено совершенно случайно, потому как роман Лимонова не читал и не собирался этого делать, а текст неожиданно обнаружился в каком-то сборнике. Но самое интересное произошло, когда поставил начальные фразы двух произведений рядом:

«Однажды весною, в час небывало жаркого заката, в Москве, на Патриарших прудах, появились два гражданина. Первый из них, одетый в летнюю серенькую пару, был маленького роста, упитан, лыс, свою приличную шляпу пирожком нес в руке, а на хорошо выбритом лице его помещались сверхъес-тественных размеров очки в черной роговой оправе. Второй − плечистый, рыжеватый, вихрастый молодой человек в заломленной на затылок клетчатой кепке − был в ковбойке, жеваных белых брю-ках и в черных тапочках».
***

«Проходя между часом дня и тремя по Мэдисон-авеню, там, где ее пересекает 55-я улица, не поле-нитесь, задерните голову и взгляните вверх – на немытые окна черного здания отеля "Винслоу". Там, на последнем, 16-ом этаже, на среднем, одном из трех балконов гостиницы сижу полуголый я. Обычно я ем щи и одновременно, меня обжигает солнце, до которого я большой охотник. Щи с кислой капустой моя обычная пища, я ем их кастрюлю за кастрюлей, изо дня в день, и кроме щей почти ничего не ем. Ложка, которой я ем щи - деревянная и привезена из России. Она разукрашена золотыми, алыми и черными цветами».

Возможно, это чистая случайность с Ф(И), но почему-то подумалось: вот не повстречай булгаков-ский Воланд Иванушку и Берлиоза на Патриарших прудах, то мы никогда бы и не узнали, что герой Лимонова хлебал хохломской ложкой кислые щи на верхнем этаже небоскреба в Нью-Йорке.

В раздумьях над тем, как именно проявился пафос Булгакова в «Белой гвардии», в сознании выплыла дискуссия по поводу давней статьи под названием «Жажду беллетризма!», где автор (имя позабылось) подобно критику Латунскому, громил повесть Ч. Айтматова «Пегий пёс, бегущий краем моря». По его мнению, за чрезмерный пафос и эпичность, «граничащую с псевдобиблейностью». Имея под рукой Интернет, ничего не мешало поставить рядом начальные строки романа М. Булгакова и повести Ч.Айтматова.

«Велик был год и страшен год по рождестве Христовом 1918, от начала же революции второй. Был он обилен летом солнцем, а зимою снегом, и особенно высоко в небе стояли две звезды: звезда пас-тушеская - вечерняя Венера и красный, дрожащий Марс».

***
«В непроглядной насыщенной летучей влагой и холодом приморской ночи, на всем протяжении Охотского побережья, по всему фронту суши и моря шла извечная, неукротимая борьба двух стихий - суша препятствовала движению моря, море не уставало наступать на сушу.
Гудело и маялось море во тьме, набегая и расшибаясь на утесах. Надсадно ухала, отражая удары моря, каменно твердая земля.
и вот так они в противоборстве от сотворения - с тех пор как день зачался днем, а ночь зача-лась ночью, и впредь быть тому, все дни и все ночи, пока пребудут земля и вода в нескончаемом вре-мени.
Все дни и все ночи…»

В начальных строках романа Булгакова – 3 «И», Ф(И) = 7,5 %, а в 98 словах Айтматова – 9 «И», Ф(И) = 9,2 %. Но если в той далекой дискуссии было произнесено слово «псевдобиблейность», то логично допустить, что существует и настоящая «библейность». А что может к ней относиться, как не Новый и Ветхий Заветы? Оказалось, что и для библейских текстов характерно очень большое значений Ф(И). В Новом Завете – это 7 и более %%, в отдельных главах Ветхого Завета он достигает 10%! А в произвольной выборке из Апокалипсиса превышает 12 %%!

«Ведь, «что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем»…
-- Избавь от меча душу мою и от псов одинокую мою….
-- Спаси меня от пасти льва и от рогов единорогов, услышав и избавь меня….
Ведь, «что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солн-цем»….
-- «И увидел выходящего из моря зверя с семью головами и десятью рогами; на рогах его было де-сять диадем, а на головах его – имена богохульные. И дана была ему власть над всяким коленом, и народом, и языком, и племенем. И поклонились ему все живущие на земле, которых имена не напи-саны в книге жизни у Агнца, закланного от создания жизни…И дано ему было вложить дух и образ зверя, чтобы образ зверя и говорил и действовал так, чтобы убиваем был всякий, кто не будет по-клоняться образу зверя. Кто имеет ум, тот сочти число зверя, ибо это число человеческое, число это шестьсот шестьдесят шесть…».

В 164 словах текста – 20 «И», что составляет 12,2 %! Можно представить, каков будет АИ библей-ских текстов, если его единственный фактор равен половине АИ текста обычного. Если изобразить график распределения Ф(И) для любых творений, то получится кривая с двумя «горбами». Большин-ство произведений попадут в интервал 2 – 5 % (максимум примерно в точке 3 – 3,5 %), а т.н. «Биб-лейские» и «псевдобиблейские» окажутся в интервале 6 – 12 %% (максимум – 7 – 8 %%). После этого открытия стало интересно, а где окажутся факторы в «Повестях древней Руси» и «Слове»?

П / Ф : Ф(И); Ф(НО); N слов;

«Слово о полку Игореве»: 3,4; 0,25; 2798;

«ЛП о походе Игоря»: 7,1; 0,65; 3975;

«Сказание о Борисе и Глебе»: 8,3; 0,62; 4973;

Как видно из таблицы, «Библейские», «псевдобиблейские», о теперь и «всевдолетописные» тексты составлены по одним и тем же законам. Достаточно безмерно насытить свое творение союзом «И», и будьте любезны получить, хоть «Библейское» хоть «Летописное» сокровище. – Далее, вырубай его на камне, или рисуй на пергаменте (если найдутся под рукой). А вот «Слово» как его не «переводи», никак не желает походить на т.н. «Летописную повесть об Игоревом походе». В качестве примера не удержусь предъявить «плач Игоря» (Ф(И) = 6 %), что издает князь одновременно с общеизвестным плачем собственной жены – Ярославны в переводе О. Творогова.

«И так в день святого воскресения низвел на нас господь гнев свой, вместо радости обрек нас на плач, и вместо веселья – на горе на реке Каялы. Воскликнул тогда, говорят, Игорь: «Вспомнил я о грехах своих перед господом богом моим, что немало убийств и кровопролития совершил на земле христианской; как не пощадил я христиан, а предал разграблению город Глебов у Переяславля. Тогда немало бед испытали безвинные христиане: разлучаемы были отцы с детьми своими, брат с бра-том, друг с другом своим, жены с мужьями своими, дочери с матерями своими, подруга с подругою своей. И все были в смятении: тогда были полон и скорбь, живые мертвым завидовали, а мертвые радовались, что они, как святые мученики, в огне очистились от скверны этой жизни. Старцев пи-нали, юные страдали от жестоких и немилостивых побоев, мужей убивали и рассекали, женщин ос-кверняли. И все это сделал я, - воскликнул Игорь, - и не достоин я остаться жить! И вот теперь вижу отмщение от господа бога моего: где ныне возлюбленный мой брат? Где ныне брата моего сын? Где чадо, мною рожденное? Где бояре, советники мои? Где мужи воители? Где строй полков? Где кони и оружие драгоценное? Не всего ли этого лишине я теперь! И связанного предал меня бог в руки беззаконникам. Это все воздал мне господь за беззакония мои и за жестокость мою, и обруши-лись содеянные мною грехи на мою же голову. Неподкупен господь, и всегда справедлив суд его. И я не должен разделить участи живых. Но ныне вижу, что другие принимают венец мученичества, так почему же я – один виноватый – не претерпел страданий за все это? Но, владыка господи боже мой, не твергни меня навсегда, но какова будет воля твоя, господи, такова и милость нам, рабам твоим».

Если мы этот текст «нормализуем», т.е. принудительно уменьшим Ф(И) с 7 до 3,5 %%, то величину АИ этой исторической поделки получим: 23 – 3,5 = 19,5 %! Таким образом, мы «попадаем» в Н.М. Карамзина с точностью до сотых долей процента: 19,5 – 19,44 = 0,06%! И вывод сделаем соответст-вующий. Скорее всего, Карамзин сотоварищи во время «перевода» «Слова» активно занимались и «летописной» деятельностью, состряпав все эти псевдоисторические рассказки.

Подведем итог. Данная методика, в основе которой лежит подсчет факторов АИ, является действен-ным инструментом в процессе исследования самых разных текстов, в том числе и поэтических, для определения плагиата, авторства, особенностей стиля и даже наличия вдохновения у авторов. При дальнейшем совершенствовании метода и разработке соответствующего программного обеспечения это может дать толчок в исследовании литературного наследия самых разных авторов с необычной точки зрения, и, возможно, позволит раскрывать многие загадки в их творчестве. Параметры, вы-численные по данной методике, являются независимыми и могут быть взяты в качестве критериев при разрешении спорных или запутанных вопросов.

возмущен, ну должны же быть программки типа таких :):

http://advego.ru/plagiatus/


http://text.ru/antiplagiat

Программы "антиплагиат" решают совсем другие задачи. Например, вычищают несоответствующие друг другу "а" и "a" (рус\лат).

Проблема авторства еще может быть решена подобным методом на сегодняшнем этапе, когда мы разгребаем сотню авторов.
При росте этого количества на порядок, частотный фильтр будет надежно "забит" похожими стилями достоверно разных авторов.

Смущенно говорю мерси.

... на объем выборки.
У Фоменко не зря фигурирует 16 тыс. слов. Это выборка, после которой параметр инварианта далее почти не изменяется.
Действительно, стилизовать свой текст небольшого объема в произвольном направлении вполне реальная задача, посильная и для неопытного автора, типа меня. (кто забыл или не знал - меня в этом на этом форуме уже серьёзно обвиняли :) )

Устанавливать точное авторство небольшого стихотворения - задача, на мой взгляд, спорная даже для Вашего метода.

Я не претендую на вывод уравнения которое позволит получить единственно правильный ответ, - просто попробовал найти приемлемый и логичный метод, делал пробные расчеты и начал получать вполне определенные, не единичные результаты, даже для текстов значительно меньшие по объему (менее 16 тыс. слов и даже поэтические). Впрочем, об этом говорилось в статье. Можете сами попробовать поставить вопрос (если таковой имеется) и его решить с помощью метода. Уверяю, это увлекательно и вовсе не является шарлатанством. ;-)

>
>
>возмущен, ну должны же быть программки типа таких :):
>
>http://advego.ru/plagiatus/
>
>
>http://text.ru/antiplagiat

Мы слышали звон... А Ваша программа подскажет, что является плагиатом: "Воскресение" или "Анна Каренина" по отношению к "Войне и миру"?

Я опробовал эти програмки на своих текстах. Статья, которая еще не была засвечена в инете, оказалась 100% авторской. Статьи, которые уже светились в сети были признаны плагиатными. У меня есть большая (очень) статья, в которой я и мои соавторы разбираем по косточкам одну книгу по вегетарианству. Мы приводим кусок оригинального текста и под ним даем свои коментарии. Програмка быстро вычислила по этим кускам оригинал (книга давно гуляет по сети), и сделала вывод, что наша статья является процентов на 70 плагиатом. Но странно, что кроме кусков из книги она к плагиату отнесла и наши тексты только потому, что в них встречаются те же слова, что и комментируемых кусках.
В общем, эти програмки ни на что не годны. Ну разве что, в качестве какого то вспомогательного инструмента.

Возможно, программки эти и годны, но лишь на поиски откровенно уворованного текста. Скорее всего будут замечены и цитаты, но они ведь всегда берутся в кавычки. Смысл расчета АИ в том, чтобы обнаружить подделку под стиль какого-либо автора, без откровенного воровства фраз, выражений и пр. Подсчеты АИ А.Т.Фоменко и его родителей относились к большим текста, причем более-менее нейтральных, в смысле эмоций: Миллера - Ломоносова, к примеру. А вот у А.С. Пушкина АИ, оказывается, "скачет" в больших приделах. Но сдается мне, это можно заменять неким "коэффициентом пафоса" и удаляя излишний налет восторженности получать общую картину Факторов, характерную для конкретного автора. Очень напоминает осциллограмму сигналов с наложенными помехами. Подключил "правильный" фильтр и получи "чистенький" сигнал. Т.е. это как бы нейтральная и более-менее постоянная стилистика автора умноженная на "восторг" его конкретного произведения. Правда, здесь нужно учитывать и корреляцию между отдельными факторами. Вот только продвинутой программы для подсчета у меня нет. Заметил, что как то связаны "И" и "НЕ", но ведь могут быть и другие связи!

...в ответ на мои попытки частотного анализа.

Может быть, Вам поможет в какой то степени.



«Частотный словарь языка М. Ю. Лермонтова» включает все употребленные Лермонтовым слова, записанные русскими буквами. Все подсчеты велись на основании 6-томного издания сочинений и дополнений, перечисленных в предисловии к Словарю рифм. При этом отдельными словарными единицами здесь считаются не только слова, но также имена с отчествами и некоторые другие словосочетания (например, «друг друга»). При таком понимании «слова» в Словаре содержится 14 939 слов с общим числом словоупотреблений 342 269, в том числе в поэзии 132 649 словоупотреблений, или 38,7% общего объема текстов, в драме — 92 550, или 27%, в прозе — 100 903, или 29,5%. Надо иметь в виду, что варианты «Демона» и «Маскарада», включенные в основной текст издания, учитывались полностью наряду с окончательными редакциями этих произведений.
Словарь состоит из трех разделов:
Алфавитно-частотный словарь,
Тысяча самых частых слов,
Распределение лексики поэзии М. Ю. Лермонтова по периодам творчества.

Словарь состоит из трех разделов:
Алфавитно-частотный словарь,
Тысяча самых частых слов,
Распределение лексики поэзии М. Ю. Лермонтова по периодам творчества.
Даются также две, предназначенные главным образом для специалистов по лингвостатистике, вспомогательные таблицы: таблица 1 — Статистическая структура лексики Лермонтова и таблица 2 — Перевод абсолютных частот в относительные. В первом разделе — Алфавитно-частотном словаре языка Лермонтова для каждого слова указываются общая частота его употребления в текстах, а также частота употребления в поэзии, драме и прозе. Остальные тексты (письма, планы, наброски, переводы и т. п., составляющие 4,8% общего объема текста) учтены в общей сумме, но в особую колонку не выделены.
Во втором разделе — Тысяча самых частых слов языка Лермонтова слова расположены в порядке убывания частоты. При помощи вспомогательной таблицы 1 можно определить ранг (т. е. место в частотном словаре) и для более редких слов.
Частотный словарь дает возможность определить распространенность слова в языке Лермонтова, а также (в известной мере) его стилистическую окраску. Частота слова в Частотном словаре отражает, с одной стороны, степень употребительности слова в русском языке 1-й половины 19 в. Вместе с данными «Словаря языка Пушкина» предлагаемый словарь позволяет судить как о строении русской лексики, так и о «тематических пристрастиях» эпохи. С другой стороны, частота слов в Словаре отражает и специфические особенности языка Лермонтова. В какой-то мере в Словаре можно обнаружить информацию о стилистической окраске слов. Последней цели может служить сопоставление трех столбцов (поэзия, драма, проза). Для корректности сопоставления необходимо сравнивать не абсолютные, а относительные частоты, получаемые при помощи вспомогательной таблицы 2. В случае резких расхождений абсолютных частот можно и не обращаться к таблице 2. Если, например, слово «забвение» имеет абсолютную частоту в поэзии — 26, в драме — 6, в прозе — 2, то ясно, что и относительные частоты должны уменьшаться в том же порядке, т. е. это слово чаще всего встречается в поэзии и реже всего — в прозе.
Возможности использования Частотного словаря могут расшириться по мере появления подобных словарей языка других писателей. Сравнение с ними языка Лермонтова позволит, например, выделить специфические «лермонтовские» слова. Пока такое сравнение возможно только со «Словарем языка Пушкина», но даже такое попарное сравнение дает интересные результаты.
Остановимся, к примеру, на словах, которые у Лермонтова встречаются реже, чем у Пушкина. У Пушкина были оставлены без внимания журнальные статьи, исторические сочинения и письма; объем же художественных произведений составил более 313 000 слов текста, т. е. приблизительно столько же, сколько в худож. текстах Лермонтова — 326 000. Прежде всего бросается в глаза большее стилистическое единообразие у Лермонтова. Стилистически отмеченные пласты лексики (как «высокие», так и «низкие») встречаются у Пушкина намного чаще, чем у Лермонтова. У Пушкина чаще встречаются слова разговорные, народные (здесь и ниже на первом месте дается частота слова у Лермонтова, на втором — у Пушкина): «девица» 38:108, «баба» 4:44, «батюшка» 83:144, «дура» 8:29, «батька» 0:5, «брюхо» 2:8, «детушки» 2:9, «мамзель» 1:7 и т. п. Общее стилистическое снижение у Пушкина часто достигается и за счет выведения нейтральных слов, обозначающих прозаические бытовые или народные реалии: «ведьма» 3:25, «гриб» 0:10, «колпак» 1:25, «медведь» 7:36, «пиво» 1:18, «попадья» 1:28, «сводня» 0:17, «шлафрок» 0:10, «борода» 22:54, «клюка» 0:8, «кума» 0:8, «осел» 0:7, «печка» 1:14, «светлица» 9:33 и т. п.
У Лермонтова слабее представлена и традиционная «высокая» поэтическая лексика: «воитель» 0:19, «длань» 0:14, «краса» 36:100, «нега» 10:94, «наперсник» 2:25, «палата» 3:34, «пиит» 0:19, «рать» 4:24, «сень» 25:90, «чертог» 0:23, «лоно» 3:20, «светильник» 0:7, «селянин» 0:5, «цевница» 3:13. Сокращается и доля традиционных слов-символов поэзии: «богиня» 5:30, «волшебник» 0:12, «дань» 6:35, «держава» 1:17, «глушь» 9:42, «пастушка» 0:15, «роза» 20:95, «роща» 20:104, «свирель» 2:18, «уголок» 5:34 и т. п.
Показателен и полный отход Лермонтова от поэтики классицизма — в его творчестве мы почти не находим античных и мифологических реминесценций: «Амур» 4:43, «Аполлон» 2:32, «Венера» 2:19, «Гименей» 0:20, «Зевс» 0:15, «Парнас» 1:21, «Феб» 2:42, «Эрот» 0:18, «нимфа» 0:18 и т. п. Полностью исчезли у Лермонтова условные поэтические имена: «Лила» 0:23, «Хлоя» 0:12, «Эльвина» 0:6, «Лаиса» 0:6. Вместе с тем у Лермонтова, особенно раннего, весьма интенсивно употребление поэтизмов, характерных для романтической традиции.
Отметим две специфически «пушкинские» области, мало характерные для Лермонтова. 1) Веселое застолье, шалости, лень: «обед» 21:84, «вино» 60:154, «Вакх» 2:34, «бокал» 4:30, «пир» 55:119, «бутылка» 8:37, «кубок» 7:31, «пунш» 1:15, «рюмка» 2:25, «веселье» 55:96, «забава» 27:70, «затея» 2:29, «лень» 12:74, «досуг» 8:49, «праздность» 1:17 и т. п. 2) Поэзия: «лира» 10:129, «муза» 14:148, «поэт» 49:230, «певец» 38:141, «стих» 54:193, «лавр» 2:32, «элегия» 2:20, «гимн» 0:21, «рифма» 7:42 и т. д.
Слова, которые чаще встречаются у Лермонтова, чем у Пушкина, тоже сводятся в несколько важных групп, в своей совокупности характеризующих Лермонтова-романтика. Таковы группы: Любовь («грудь», «сердце», «дорогой», «страсть», «любить», «объятие», «ласка», «поцелуй» и т. п.), Страдание («встревожить», «тревога», «грустить», «жаль», «зло», «мрачный», «страх», «проклятье», «смятение», «сожаленье», «мука», «мученье», «рана», «отчаянье», «тягость», «пытка» и т. п.), Ложь («ложь», «обман», «стыд», «стыдно», «честь», «клятва»),
Смерть («умирать», «смерть», «труп»), Бог («ад», рай», «земля», «ангел», «келья», «святыня», «храм», «творец»), Небо («звезда», «метеор», «облако», «тучка», «солнце», «молния», «ветер») и др. Можно полагать, что выделение подобных групп ключевых слов поможет прояснить некоторые устойчивые лейтмотивы (семантические инварианты) творчества Лермонтова.
Третий раздел Словаря — Распределение лексики поэзии Лермонтова по периодам творчества — включает слова с частотой в художественных текстах 12 и больше. Традиционно и вполне оправдано деление творчества Лермонтова на два периода: ранний и зрелый; давно установилась и хронологическая граница между ними — начало 1837 (стихотворение «Смерть поэта»). Вместе с тем сравнительная длительность раннего периода (9 лет) и наличие внутри него весьма значительной творческой эволюции делают возможным и в некоторых отношениях полезным выделение в нем двух относительно самостоятельных этапов: 1828—32 и 1833—36. Хронологические рамки второго периода мотивируются как биографическими обстоятельствами, так и особенностями творчества Лермонтова. Весь второй период может быть охарактеризован как время экспериментов в новых областях (исторический роман, роман из современной жизни, современная трагедия) и одновременно сокращение поэтической продуктивности в излюбленных ранее жанрах — элегической лирики и романтической поэмы. Таким образом, под цифрой I понимается период 1828—32, под цифрой II — 1833—1836, под цифрой III — 1837—41. Такое деление на периоды в значительной мере подтверждается лексическим материалом.
С точки зрения лексики эволюция языка Лермонтова представляется постоянным «размыванием» той довольно стройной семантической системы (типично романтической), которая сформировалась в первый период творчества.
Уже во втором периоде в поэзии происходит резкое сокращение частоты некоторых семантических групп слов. Нижеследующие цифры указывают на относительную частоту данной семантической группы (на 1000 слов текста) в том или ином периоде:


I

II

III
Любовь
Страдание
Одиночество
Страсть
19,2
7,0
12,8
5,0
13,2
5,5
9,6
3,9
13,2
5,4
9,5
3,8
В то же время только во втором периоде в поэзии отмечается рост частоты слов, принадлежащих к группе Детство и юность: I — 5,5, II — 15,1, III — 8,1.
Поэзия третьего периода отмечена, к примеру, сокращением частоты группы Буря (I — 3,3, II — 3,6, III — 2,0). Резко сокращается в этот период частота поэтизмов («воин», «дева», «краса», «ланиты», «очи», «перси», «прах», «чело» и др.): I — 15,0, II — 15,4, III — 10,0. Сохраняют свою стабильность следующие группы:


I

II

III
Обман
Добро, зло, грех
Свобода

4,5
7,3
3,8

3,2
6,9
3,2

4,1
6,6
3,5
Рост частоты в поэзии наблюдается лишь у двух групп:
Скука
Разговорные слова

0,4
4,3

0,5
7,6

0,7
10,4
Суммируя хронологические изменения лексики Лермонтова, можно сказать, что с течением времени сокращается частота слов, ассоциируемых с крайностями страстей, впечатлений, действий.
Таким образом за лексической эволюцией языка Лермонтова можно разглядеть более глубокие тенденции: постепенное стилистическое снижение, усиление разговорности, некоторый отход от стилистических канонов старой «высокой» поэзии и, следовательно, разрушение семантической системы романтизма, приглушение некоторых романтических тем.
Эти замечания носят, разумеется, общий, суммарный характер, но есть надежда, что предлагаемый Частотный словарь даст материал для более детальных исследований, для более глубокого объективного и всестороннего анализа творчества Лермонтова.
В публикуемых ниже таблицах буквы над колонками обозначают: Ч — частота употребления слова, С — стихи, Д — драматургия, П.— поэзия; сумма чисел трех последних колонок не всегда совпадает с числом в первой колонке, т. к. в ней учтены также словоупотребления, фиксируемые в письмах, планах, набросках, переводах и т. п.
Звездочкой в тексте выделены слова с отступлениями от современной орфографии. Курсивом набраны иноязычные слова.
Слова, заключенные в скобки и не имеющие числового обозначения, не представлены в основной части текста Лермонтова, а встречаются только в вариантах, где частота их употребления не учитывалась.
---------
Продолжение в " Лермонтовской энциклопедии" 1981 года

Похоже, вы нащупали ту же тенденцию снижения пафоса автора с возрастом, в частности, М.Ю.Лермонтова, но уже в качестве переменных берете сами слова. Возможно, если удастся построить график этого снижения пафоса во времени, то могут обнаружиться значительные всплески, когда у творца происходило что-то важное в жизни. Для Лермонтова, такой точкой стала смерть Пушкина, а у А.С., возможно, это может быть середина (примерно) ссылки в Михайловское. Когда очень быстро "душа взрослеет" и разум забывает пустые восторженные слова и заменяет их более простыми и ясными. Все это очень интересно, кстати, а как стишок про "немытую Россию" соотносится с лексикой Лермонтова? Мог ли М.Ю. написать ЭТО?
Спасибо за информацию и с уважением.