>Когда это Царь Петруша получил из рук "турецкого Салтана"
>чин императора???
>
>Вроде бы не было такого...Канцлер Головкин ему титул вручил
>в 1721 году "от лица благодарной общественности" по случаю
>заключения Ништадтского Мира.

Это было, кажется, было в трудах АТФ. Сейчас сразу не нашел ссылку. Может кто подскажет?

Пока вот версия традиционной истории в изложении А. Г. Брикнера (Брикнер Александр Густавович «История Петра Великого» Издательство Астрель, 2005). Он в основном ссылается на Соловьева С.М.

«Усилению России, изменившемуся совершенно положению ее в ряду государств, должно было соответствовать принятие императорского титула.

Не раз этот титул употреблялся и в прежнее время. В начале XVI века он встречается в договоре, заключенном между императором
Максимилианом I и великим князем Василием Ивановичем. В начале XVII века Лжедмитрий в переговорах с польскими послами требовал употребления этого титула. В 1702 году папский нунций в Вене сообщил Голицыну, что папа готов признавать царя восточным императором «за цезаря ориентальского». В 1710 году в одной грамоте английской королевы Анны царю был дан титул императорский; Головкин потребовал тогда, чтобы этот титул был вперед постоянно употребляем, и английский посол изъявил на это согласие. При всем том, однако, русское правительство тогда еще не рассчитывало на общее признание этого титула и потому, например, в 1713 году предписало Матвееву для избежания бесполезных столкновений не называть в своих мемориалах к венскому двору царя императором.

Зато после окончания Северной войны Петр торжественно и формально принял императорский титул. Спрашивалось, как отнесутся к этой перемене прочие державы?

Пруссия и Нидерланды тотчас же признали царя императором,
Совсем иначе известие подействовало на австрийское правительство. Когда русский дипломат Ланчинский уведомил на аудиенции Карла VI, что Петр принял императорский титул, император устроил дело так, что вопрос о признании нового титула остался открытым. Ланчинский доносил: «Его величество мою речь спокойно выслушал и потом изволил мне ответствовать, но столь невнятно и столь скоро, что я ни слов, ни в какую силу не выразумел; но не мог я требовать у его величества экспликации для того, что многие примеры есть, что когда в чем не изволить себя изъяснять, то и повторно невнятно же ответствовать обык, и в таковых случаях чужестранные себя адресуют к имперскому вице-канцлеру». Вице-канцлер все извинялся, что не имел времени говорить с цесарем; другие министры отмалчивались; между ними была рознь: одни говорили, что лучше заранее признать титул и тем одолжить царя, нежели со временем последовать примеру других, что первенство между императорами все же останется за цесарем Священной Римской империи. Другие говорили, что если признать императорский титул царя, то и король английский потребует того же под предлогом, что англичане издавна свою корону называют императорской, а потом другие короли, у которых несколько королевств, будут искать того же — таким образом императорское отличие уничтожится. В конце 1721 года отправлены были от цесаря две грамоты к новому императору, и обе со старым титулом. Решение дела было отложено.

Во Франции регент сказал о признании титула за русским государем Долгорукому: «Если бы это дело зависело от меня, то я бы исполнил желание его величества; но дело такой важности, что надобно о нем подумать».

И в Польше встретились затруднения. Когда в начале 1722 года русский посол обращался с этим делом к некоторым доброжелательным сенаторам, те отвечали, что Речь Посполитая согласится, если король не будет препятствовать; только одно сомнение: не даст ли этот титул будущим государям русским претензий на русские области, находящиеся под польским владычеством? Паны говорили, что можно дать императорский титул только под условием письменного удостоверения, что император и его преемники не будут претендовать на эти области. Вопрос и здесь оставался открытым.

Дания опасалась России тем более, что в то время герцог Голштинский сватался за дочь Петра Анну. Алексей Бестужев писал из Копенгагена в 1722 году, что датский двор признает Петра императором все российским, но с условием гарантии Шлезвига или, по крайней мере, удаления герцога Голштинского из России.

Таким образом, со стороны разных держав обнаруживались в отношении к новому титулу Петра сомнения, затруднения, недоброжелательство. Мало того: явились в печати брошюры, заключавшие в себе протест против превращения бывшей Московии во Всероссийскую империю. При этом публицисты особенно подробно разбирали вопрос о значении и истории императорского титула вообще и приходили к заключению, что новый титул царю не подобает.

Уже в 1718 году Петр велел напечатать послание императора Максимилиана к великому князю Василию Ивановичу, в котором придавался царю титул императора. Теперь же в одной направленной против России брошюре была заподозрена подлинность этой грамоты. Впрочем, явились и брошюры, защищавшие принятие царем нового титула. Некоторые из них были напечатаны в нескольких изданиях.

В решениях подобных дел не могут иметь какого-либо значения вопрос о подлинности того или другого документа или мнение того или другого юриста или публициста. Значение России принудило все державы ранее или позже помириться с мыслью об империи Всероссийской. Признание нового титула состоялось со стороны Швеции в 1723 году, Турции — в 1739, Англии и Австрии — в 1742, Франции и Испании — в 1745, Польши — в 1764 году.»


Даже по официальной истории после побежденной Швеции Турция первой признала Российскую Империю.

Таким образом, видно, что с принятием титула императора не все так просто, требуется международное признание. Видимо императорский титул давал преимущество в международных делах.
Интересно, что Польша недаром опасалась, и вскоре после признания империи ее начали делить.