Кампанелла. «Город Солнца» и Атлантида
Обратимся к «Городу Солнца». С первых же строк заметно подражание форме, выбранной Платоном. Произведение представляет собой диалог, в котором, правда, не четыре, а только два участника — Гостинник и Мореход. Гостинник задает вопросы, а Мореход, побывавший во время кругосветного путешествия в Городе Солнца, расположенном на некоем острове Тапробану, лежащем на экваторе, рассказывает о разных аспектах истории и жизни Соляриев. Где расположен остров кон-
кретно, не говорится, но в тексте романа довольно много упоминаний о разного рода связях островитян с Индией. Стало быть, можно предположить, что Город Солнца расположен где-то неподалеку.
На первой же странице начинается описание города. Все тот же холм, все тот же замок на холме, так похожий на известные по рыцарским и приключенческим романам средневековые замки. Это может быть московский Кремль или пражский Град. Затем описывается храм на вершине, весьма сходный с храмом Посейдона из платоновского диалога.
В отличие от произведений Платона и Томаса Мора в городе Солнца — республика, правда, республика абсолютистская. Глава ее — «Солнце», или Метафизик — совмещает духовную и светскую власть и является верховным священником. «Должность эта несменяема до тех пор, пока не найдется такого, кто окажется мудрее своего предшественника и способнее его к управлению». Для избрания претендент должен достичь 35 лет и овладеть всеми науками и ремеслами. У Метафизика имеется три несменяемых помощника — Пон-Мощь, Сир-Мудрость и Mop-Любовь, каждый из которых ведает своей областью управления. Им, в свою очередь, подчинены другие должностные лица, которые сменяются по воле народа.
Любопытно описание происхождения народа республики. «Народ этот появился из Индии, бежавши оттуда после поражения Монголами и насильниками, разорившими их родную страну, и решил вести философский образ жизни общиной». Мореход удивлен тем, что дети хорошо понимали его язык. Это объясняется тем, что «каждые трое
из них должны знать или наш язык, или арабский, или польский, или какой-либо из прочих языков». Наше внимание в этой связи привлекло наличие в этом списке польского языка. Если остров в Индийском океане на экваторе, зачем им польский язык? В какой еще стране мог оказаться полезным польский язык, как не в соседней с Польшей Московии?
Любопытно, что имена у Соляриев даются «Метафизиком в соответствии с особенностями каждого, как это было в обычае у древних римлян. Поэтому один называется Красивый, другой — Носатый, тот — Толстоногий, этот — Свирепый, иной — Худой и т. д. А ежели кто отличится в своем мастерстве или прославится каким-нибудь подвигом на войне или в мирное время, то к имени прибавляется соответствующее прозвище сообразно мастерству, например, Прекрасный Великий Живописец, Золотой, Отличный, Проворный; или же по подвигам, например, Носатый Храбрец, Хитрец, Великий, или Величайший Победитель, а то и по имени побежденного врага, вроде: Африканский, Азиатский, Тосканский; или, если кто победил Манфреда или Тортелия, то и называется Худой Манфредий или Тортелий и т. д. Даются эти прозвища высшими властями и часто сопровождаются возложением венков соответственно подвигу, мастерству и т.д. под звуки музыки». Такой порядок получения имен характерен, конечно, для многих народов. Мы можем отметить подобные обычаи и у древних греков, и римлян, и у современных Кампанелле московитов.
Как и у Мора, говорится об общем характере собственности у Соляриев, на этот раз доходящей даже до общности жен. Каждый исполняет какую-либо службу, и все службы считаются одинаково почетными. Время от времени Соляриям приходится воевать с Индийцами, «подданными которых они были раньше», и Тапробанцами, «от которых первое время они находились в зависимости» из-за того, что «тамошнее население стремится жить по обычаям Соляриев и предпочитает быть под их властью». Нет ли в этой фразе отголосков того противодействия сепаратистской политике европейских властителей в эпоху распада империи, которое, по-видимому, было весьма распространено среди европейского населения? Кроме того, как сказано: «Они находятся в союзе с Китайцами и со многими народами на островах и на материке: с Сиамом, Каукакиной, Каликутом». Как сказано в примечаниях, Каукакина — это одна из провинций Индокитая.
Мореход рассказывает о гостеприимстве местного населения, черте, так поразившей, например, и английских путешественников, посетивших Московию. Сообщается также, что «морское дело находится у них в большом почете... В плавание они ходят для ознакомления с различными народами, странами и предметами». При описании храма говорится, что на стенах его присутствуют изображение земли в целом и отдельных областей с описаниями «обычаев, законов, нравов, происхождения и сил их обитателей». Таким образом, Солярии отлично осведомлены о состоянии дел в различных уголках земли, об успехах наук, знают они древнюю и современную историю и произведения античных философов. Возникает вопрос: если они везде бывают и к тому же отличаются
невиданным гостеприимством, почему же о них никто никогда не слышал и единственным источником информации о Городе Солнца становится рассказ Морехода?
Много сходного с Утопией имеет суд Города Солнца. Каждый подсуден старшему начальнику своего мастерства. Письменного судопроизводства нет: «излагается обвинение, приводятся свидетели и говорит в свою защиту ответчик, которого судья тут же или Оправдывает, или осуждает, если же он апеллирует к одному из трех правителей, то оправдание или осуждение переносится на следующий день... Смертная казнь исполняется только руками народа, который убивает или побивает осужденного камнями, и первые удары наносят обвинитель и свидетели. Палачей и ликторов у них нет... Законы их немногочисленны, кратки и ясны». Кстати, нечто подобное рассказывали и уже цитировавшиеся нами английские купцы-путешественники.
О прическах: «Женщины носят длинные волосы, собирая и связывая их все узлом на затылке и заплетая в одну косу; мужчины же — только один локон, выстригая кругом него все остальные волосы». Как говорится, запорожцы пишут письмо турецкому султану!
Кроме сходства с произведениями Платона и Мора у романа Кампанеллы есть и черты, присущие ему одному. Так, например, много места уделяется астрологии, чего нет ни у Платона, ни у Мора, ни в описаниях английских путешественников в Московии. Все свои шаги Солярии согласовывают со звездным небом. Положениями астрологии они руководствовались и при закладке своего Города Солнца, и при объяснении причин зла в мире. Да и сам Кампанелла не прочь объяснить астрологическими причинами события, происходящие в Европе.
Отголоском шедших в то время в Европе религиозных войн стали рассуждения о том, что «в Германию, Францию, Англию и вовсю почти Северную Европу проникает из-за господствующих там Марса, Венеры и Луны зловещая ересь, сопутница похоти и скотства и искоренительница свободной человеческой воли. Испания же и Италия благодаря их знакам Стрельца и Льва, твердо сохранились в истинном христианском законе во всей его чистоте». «О, если бы и в чистоте нравов!» — восклицает Мореход, но этр уже крик души самого заключенного в тюрьму Томмазо Кам-панеллы.
Приведем еще одну цитату. «На внешних стенах храма и на завесах, ниспадающих, когда священник произносит слово, изображены все звезды, с обозначением при каждой из них в трех стихах ее сил и движений». Судя по этой цитате и по другим фрагментам романа, у островитян были и немалые познания в астрономии. Ведь здесь прямо описан готовый звездный атлас.
Религия их предполагает добровольные человеческие жертвоприношения, которые они считают более угодными Богу, чем насильственная жертва животных. Тем не менее на почетнейшем месте на внутренней стороне шестого круга храма у них «образ Иисуса Христа и двенадцати апостолов, которых они глубоко чтут и превозносят, почитая их за сверхчеловеков». Интересно, что и у Мора, и у Кампанеллы описывается религия, как бы не совсем христианская, где-то даже варварская, но при этом включающая и почитание Христа. Ведь если отбросить сказки насчет человеческих жертв (у Кампанеллы) или поклонения Солнцу и Луне (у Мора), получится нечто христианское, но не соответствующее западным представлениям о том, как этому положено быть.
Завершая разговор о феномене Кампанеллы, обратим внимание наших читателей на тот красноречивый факт, что современные исследователи хоть и не называют монаха-доминиканца фантазером и мечтателем, как называют Платона, но для объяснения непонятности этой фигуры вынуждены прибегать к едва ли не психиатрическому диагнозу. Вот что пишет Арсений Гулыга й книге «Эстетика истории»:
«Кампанелла загадочен. Его многочисленные труды как бы написаны разными людьми. Рядом с „Городом Солнца" — „Монархия мессии". Кампанелла — один из организаторов заговора против испанского владычества в Калабрии, но ему же принадлежит „Испанская монархия" — восхваление завоевателей, поработивших его родину. Обвиненный в безбожии и уличенный в ереси, Кампанелла вместе с тем — автор „Побежденного атеизма"». Исследователи издавна становились в тупик перед подобными непримиримыми полярностями. И вот, казалось бы, решение найдено. «Парадокс Кампанеллы не в раздвоении личности, а в сложности и противоречивости его мировоззрения»,
А может быть, все это говорит о непонятой цельности мировоззрения Кампанеллы? Если исследователи неправильно понимают политическую ситуацию того времени и направленность творчества Кампанеллы, то, конечно, и его цельность ставится ими под вопрос.