(Из "Истории слов" В.В.Виноградова)

В конце 80-х годов XIX в. на страницах Русского Архива происходила оживленная полемика по вопросу об историческом значении слова кормление. Первым выступил Д. Д. Голохвастов со статьей «Историческое значение слова кормление». Он доказывал, что кормление в старинном языке означало не `питание', а `правление'. «Слова корма, кормило, кормчий, кормчая книга, — писал Д. Голохвастов, — несомненно одного корня со словом кормление; но в них, очевидно, нет ничего общего с понятием о питании; об эксплуатации в свою личную, частную пользу, и все они прямо указывают на понятие об управлении» (Русск. архив, 1889, № 4, с. 650). «Дать кому-либо город или область в кормление — значит поручить ему управление этой местностью или, как сказали бы теперь, сделать его губернатором» (там же). Известно, что еще К. С. Аксаков выражал сомнение, правильно ли поступал С. М. Соловьев, понимая слово кормиться «в современном разговорном значении без исследования исторического». «Знакомство с памятниками показывает нам совсем другое»32. Несомненно, что истолкование слова — кормление (применительно к боярской деятельности) зависело от общей концепции древнерусского социально-исторического процесса. Классовые основы понимания термина кормление в значении `управление' раскрываются в таких заявлениях П. Д. Голохвастова, выступившего со статьей «Боярское кормление» в защиту мнения Д. Д. Голохвастова: «Назывались ли бояре кормленщиками от прирожденного права как можно сытнее кормиться народонаселением, т. е. буквально мироедствовать или же от прирожденной обязанности, с дворцом во главе, кормильствовать землю <т. е. управлять землей. — В. В.>, вот ведь в чем вопрос» (Русск. архив, 1890, № 6, с. 242). «Как же историки-то, Иловайские, Ключевские... как же могут они, изучившие книгу бытия Руси изначала даже и доднесь, не спохватиться, в чем вся raison d'etre, вся причинная суть этой, будто бы ”достаточно выясненной“, так называемой системы кормления? Ведь очевидно же, вся она единственно в модности, еще Пушкину столь претившей, но тогда еще только буржуазной, теперь уже уличной, бесстыже-оголтелой модности ляганья
...Геральдического льва
Демократическим копытом»
(там же, с. 218).

В сущности, другими словами, но ту же мысль выражал и Д. Д. Голохвастов в указанной выше статье: «Если бы неверно истолковывалось другое слово, это могло бы не иметь значения, но тут искажается весь смысл нашей истории. Если бы лучшие слуги действительно заботились прежде всего о своих личных выгодах, а государственные дела откладывали; если бы наши московские великие князья и цари, после стольких усилий и таких жертв народной кровью, не умели сделать ничего лучшего из вновь завоеванного царства, как отдать его на растерзание этим алчным боярам, то не доросло бы Московское княжество до размеров России» (Русск. архив, 1889, № 4, с. 655). Ключевский иронизировал по этому поводу: «Как! Толкованием одного слова можно исказить весь смысл нашей истории?... замечательно лаконичен смысл нашей истории: он весь в одном слове — кормление» (Русск. архив, 1889, № 5, с. 145).

П. Голохвастов свое понимание слова кормление в значении `управление' обосновывает ссылкой на выражение держать кормление, на глаголы кормильствовать `управлять', на фразеологические контексты употребления слова кормление в древнерусских грамотах XIV — XVI вв. (кормление с правдою, т. е. с правом на суд и пошлину; кормление по исправе и т. п.), на общую этимологическую судьбу лексического гнезда, связанного с глаголом кормити. П. Голохвастов готов допустить, что кормить — nutrire `питать' и кормить — gubernare `управлять' — две ветви одного корня и что «живы еще отпрыски дичка, в которых кормилец — `питатель' и кормилец — `властитель' почти неразличимы». Но «обе <эти> корневые ветви разрослись... далеко врозь». Поэтому толковать боярское кормление как `питание' невозможно вопреки таким историкам, как С. М. Соловьев, Б. Н. Чичерин, Д. Иловайский, В. Ключевский и др. «И никому им в голову не приходит, что ведь этою этимологией кормления... они eo ipso отрицают у себя правление, как факт и как понятие, у них не существующие, им чуждые, им — т. е. всей России времен кормления, с Рюрика до Михаила Федоровича, по г. Чичерину, до Петра, по г. Иловайскому. Признавая себя (страну — живым кормом, бояр — потребителями, а государя — распорядителем кормежки), они отрицают себя как государство, признают себя за стадо, которое жалует волкам пастырь-наемник, пастырь-волк в овечьей шкуре» (Русск. архив, 1890, № 6, с. 238—239). По мнению П. Голохвастова, только с половины XVI и особенно в XVII в. начинает забываться древнерусский смысл термина кормление и глагола кормити. Кормить — `кормление' начинают смешиваться с кормить — `питать' и производными. «Разумеется, такова судьба не одного кормления: забывались или обессмысливались и многие другие слова» (там же, с. 247—248).

Между тем, еще Б. Н. Чичерин так характеризовал систему кормления, органически связанную с характером управления князя-вотчинника: «...доходы жаловались в кормление княжеским слугам. ...Суд отдавался в кормление наместникам и волостелям. ...Душегубство вместе с остальным судом бывало в кормлении за волостелями. Все это определялось не правительственными соображениями, а... расположением князя к тому или другому кормленщику». «Штрафование было произвольное; судья извлекал из преступника все, что мог. ...Имелось в виду не столько преступление, сколько доходное действие. ...Преступление составляло как бы собственность судьи»33. Этот взгляд на кормление как на способ вознаграждения наместников и волостелей за государственную службу был принят затем и С. М. Соловьевым. В «Истории России» он писал: «За свою службу князю, придворную, думную и ратную, бояре в этот период стали получать вознаграждение в трех видах: кормления, вотчины и поместья. Первый вид был связан с должностями наместников и волостелей. Назначая наместников в свои города, князь давал областям правителей и судей; в то же время он давал своим боярам возможность кормиться на счет жителей, т. е. пользоваться как судебными пошлинами, так и разными поборами натурою» (т. 11, с. 363).
По вопросу о значении слова кормление в связи с заметкой Д. Голохвастова выступили со статьями Д. И. Иловайский и В. О. Ключевский. Д. И. Иловайский как в своей статье о казанских делах при Грозном (Русск. архив, 1889, кн. 1), так и в ответе «Моим возражателям» (там же, 1889, кн. 5) считал смысл термина кормление вполне раскрытым в русской исторической литературе: «...вопрос о кормлениях достаточно выяснен в Русской истории, и никакие открытия... тут невозможны» (там же, с. 131). В обоих судебниках Ивана III и Ивана IV упоминаются «кормление с судом боярским» и «кормление без боярского суда». О кормлениях говорится и в связи не столько с управлением, сколько с судопроизводством, и преимущественно с пошлинами или с судебными доходами в пользу кормленщиков34. Иловайский рекомендовал Д. Голохвастову за более подробными справками о значении слова — кормление — обратиться к трудам по истории русского права, каковы напр., труды Неволина, Калачова, Чичерина, Дмитриева, Сергеевича, Градовского, Владимирского-Буданова и др.
Более филологический характер носила статья В. О. Ключевского «По поводу заметки Д. Голохвастова об историческом значении слова ”кормление“». Ключевский напоминает, что «кормлениями... назывались в древней Руси судебно-административные должности, соединенные с доходом в пользу должностных лиц, который получался ими прямо с управляемых... Этот доход носил общее название корма, соответствующее нынешнему канцелярскому термину содержание; отсюда и доходная должность получила название кормления. Так понимали это слово, если я не ошибаюсь, все ученые исследователи русской истории» («Письмо к издателю» // Русск. архив, 1889, № 5, с. 138). Ключевский считает, что глаголы кормить — `питать' и кормить — `управлять' — омонимы, хотя, быть может, и восходящие к одному корневому элементу. Но «ведь мы трактуем не об этимологическом происхождении, а об историческом значении слова кормление. Лингвисты вольны производить это слово от каких им угодно корней... Для объяснения исторического значения слова у нас есть под руками более надежное и привычное для нас орудие, чем мудреный корнесловный словарь: это орудие — исторический документ» (с. 139—140). «...нужны древние документальные тексты, которые достаточно явственно вскрывали бы древний смысл слова кормление» (с. 142). «Этот административный термин... является уже в памятниках XIV века, притом в таких контекстах, которые явственно изобличают значение, тогда ему принадлежавшее» <в договорной грамоте вел. кн. Дмитрия Ивановича 1362 г.>. «В конце XV в. боярам Судимонту и Якову Захарьину дана была в кормление Кострома с разделением города пополам между обоими: один из кормленщиков жаловался в Москве, что им обоим ”на Костроме сытым быть не с чего“. На языке XIV в. сидеть на кормлении значило `есть хлеб'» (с. 143). Ключевский заключает свое письмо такими словами: «Жутко работать русскому ученому, когда всякий почтенный согражданин может печатно обвинить его за всякое слово во всем, что ему вздумается, и только обвинить, а не опровергнуть» (с. 145).

Полемика о кормлении завершилась «Историко-критическими заметками» Д. И. Иловайского, помещенными в «Русской Старине» (1890, ноябрь). Здесь был приведен новый исторический материал, в пользу установившегося понимания термина кормление; было указано, что слово кормление для обозначения `пользования сборами, кормами' употреблялось не только в Московском княжестве, но и в Новгородском народоправстве с XIV в. «Новгородская летопись под 1383 г. говорит, что из Литвы приехал князь Патрикий Наримонтович, и новгородцы «даша ему кормление, пригороды Орехов и Корельский, и пол-Копорья городка, и Муское село» (с. 428—429). Иловайский, иронически называя теорию Голохвастова «губернаторской», замечает: «Ничего не может быть антиисторичнее, как древним бытовым формам навязывать понятия и отношения нам современные и давно прошедшие явления оценивать с точки зрения новейшей культуры» (с. 435). По мнению Иловайского, г. г. братья Голохвастовы в вопросе об историческом значении слова кормление «вооружились не изучением предмета и серьезным к нему отношением, а одним мнимо-патриотическим взглядом на наше прошедшее» (с. 435).

В заключение проф. Иловайский, допуская возможность происхождения разных омонимов: кормити, корм, корма, кормило и т. п. от одного корня, отказывается от всяких «этимологических упражнений» в этом направлении: «Объяснить, какими путями образовались в народном языке разнообразные выражения, пошедшие от одного известного корня, или разные оттенки одного и того же слова, — это такая задача, которая часто не под силу и записным филологам» (с. 436).

В самом деле, генетическая связь, устанавливаемая между разными значениями одного и того же слова в разные периоды его истории, — не дана в материале. Она открывается самим исследователем. Следовательно, в ее понимании всегда может быть та или иная степень индивидуального произвола. Легко найти генетическую связь значений одного слова там, где лишь простое сосуществование или самостоятельное зарождение двух одинаковых по внешности, но разных по существу слов. Опасность принять разные производные словообразования, самостоятельно вырастающие из одних и тех же морфем, за генетически связанные разновидности одного и того же слова — является тем подводным рифом, на который часто наскакивает ладья лингвиста, плавающего по безбрежному океану слов.