|
Французское понятие «цивилизация», как и соответствующее немецкое понятие «культура», формировалось в рамках оппозиционного движения второй половины XVIII в. Но процесс его образования, его функция и его смысл столь же отличаются от немецкого понятия, сколь различаются жизненные обстоятельства и действия средних слоев в двух странах.
Интересно то, что понятие цивилизации, когда оно впервые встречается у французских писателей, во многом напоминает то понятие культуры, которое многими годами позже Кант стал противопоставлять «цивилизации». Первое литературное свидетельство превращения глагола «civiliser» в понятие «civilisation», судя по современным исследованиям, происходит в 50-е годы XVIII в. у Мирабо-старшего.
«Я дивлюсь, - пишет он, - тому, сколько имеется всесторонне ложных взглядов на то, что мы называем цивилизацией. Если я спрошу у большинства тех, кто их разделяет, в чем заключается цивилизация, то мне ответят: цивилизованность народа означает смягчение нравов, городскую жизнь, вежливость, распространение знаний, ставшее во всем законом благоприличие. Для меня все это - только маска добродетели, а не ее лицо, ибо цивилизация ничего не значит для общества, если не дает ему основания и формы добродетели». Утонченность нравов, любезность, хорошие манеры - все это, по мнению Мирабо, лишь маска добродетели, а не ее лицо. Цивилизация ничего не дает обществу, если она не опирается на добродетель и не несет в себе ее образа. Это очень похоже на то, что говорили в Германии, выступая против придворной воспитанности. У Мирабо мы находим аналогичное противопоставление: тому, что большинство людей считает цивилизацией, а именно, любезность и хорошие манеры, противостоит тот идеал, во имя которого средние слои всей Европы единым фронтом выступают против придворной аристократии. В этой борьбе легитимацией им служит понятие добродетели. Как и у Канта, «цивилизация» связывается здесь со специфическими чертами придворной аристократии: ведь под «homme civilis?» подразумевается чуть шире толкуемый человеческий тип, являвший собой идеал придворного общества, именуемый «honnet homme».
«Civilis?», равно как «cultiv?», «poli» или «polic?», - суть почти синонимичные понятия, с помощью которых придворные то в более узком, то в более широком смысле обозначали специфические черты собственного поведения. Тем самым возвышенность собственных манер, свой «стандарт» они противопоставляли нравам групп более простых людей, занимавших более низкие социальные позиции.
Понятия, вроде «politesse» или «civilis?», еще до появления и закрепления понятия «civilisation» имели схожую с ним функцию: они должны были выражать самосознание высшего слоя Европы, его отличие от более простых и примитивных людей. Одновременно они должны были характеризовать специфические отличия поведения этого высшего слоя от поведения всех более примитивных и простых людей. Следующее высказывание Мирабо со всей ясностью показывает, насколько непосредственно понятие цивилизации поначалу связывалось с прочими проявлениями придворного самосознания: «Когда спрашивают, что такое "цивилизация", то обычно получают ответ: "adoucissement des moeurs", "politesse" и им подобные», - пишет он. Как и у Руссо, у Мирабо - пусть в несколько более умеренных тонах - эти оценки отвергаются. Смысл таков: вы сами и ваша цивилизация, которой вы так гордитесь и которая, как вы считаете, возносит вас над более простыми людьми, не представляет собой чего-либо особо ценного: «На всех языках... и во все времена изображение любви пастухов к своим стадам и собакам находит дорогу к нашей душе, даже если она отупела в поисках роскоши и ложной цивилизации».
Отношение к «простому человеку» в чистом виде, к «дикарю», во внутреннем социальном противостоянии второй половины XVIII в. становится символичным. Руссо наиболее жестко нападал на господствующий порядок ценностей, но как раз поэтому значение его взглядов для придворно-буржуазного реформаторского движения французской интеллигенции было меньшим, чем тот отклик, какой они вызвали у аполитичной, но радикальной в области духа буржуазной интеллигенции Германии. При всей радикальности своей критики общества Руссо не выдвинул какого-либо единого понятия, против которого была направлена его полемика. Мирабо такое понятие создал или, по крайней мере, первым воспользовался им в печатном произведении (в разговорах его могли употреблять и ранее). Из «homme civilis?» он получает понятие, передающее всеобщие характеристики общества, - «цивилизация».
Из книги: Норберт Элиас. О процессе цивилизации. Социогенетические и психогенетические исследования. М.; СПб.: Университетская книга, 2001. Т.1. С. 95-96, 303.
|