|
Лукиан из Самосаты, "Как следует писать историю" (перевод С.Толстой)
10. "Если же ты, пренебрегая первыми, будешь подслащивать историю баснями и похвалами и другого рода приманками,— ты сделаешь ее подобной Гераклу, каким он был в Лидии: ведь ты, конечно, видел где-нибудь на картине его в рабстве у Омфалы, одетого а странную одежду; у Омфалы накинута на плечи львиная шкура, а в руке она держит палицу, точно она — Геракл: он же, в шафрановой и пурпуровой одежде, чешет шерсть, и Омфала бьет его сандалией. Неприятное зрелище представляет отстающая от тела и не облегающая его одежда н принявшее женственные формы мужественное тело бога."
13. "Так безобразные люди, и в особенности женщины, приказывают художникам писать их как можно более красивыми: они думают, что станут лучше, если художник расцветит их румянцем и примешает к краске побольше белил."
15. "После такого начала стоит ли говорить об остальном, какие у него в Армении произносят речи, состязаясь с коркирским оратором, или какую чуму он заставляет претерпеть жителей Нисибеса за то, что они не стали на сторону римлян,— все описание он заимствует целиком у Фукидида, за исключением только Пеласгикона и Длинных стен, внутри котооых жили тогда больные чумой. В остальном же чума так же началась в Эфиопии, затем перешла в Египет и в обширные владения персидского царя и там, к счастью, остановилась. Я оставил его хоронящим несчастных афинян в Нисибесе, так как все равно отлично знал, что он будет говорить после моего ухода."
16. "При этом, начав писать на ионическом наречии, не знаю зачем, он вдруг переходит на общеэллинское: то он говорит, например: «лечба», «опытанье», «колико», «болящий», то употребляет выражения, присущие обыденной речи, какие можно слышать где угодно."
20. "А относительно числа убитых он врал, противореча даже донесениям военачальников. Например, у Европа, по его словам, врагов погибло 370 206 человек, а римлян — только двое и девять было ранено. Не знаю, как здравомыслящий человек может этому поверить."
25. "Этот человек передает следующий — клянусь Зевсом — совершенно правдоподобный рассказ о Севериане, торжественно заверяя, что слышал его от одного из бежавших с самого поля боя: Севериан, оказывается, не захотел лишить себя жизни при помощи меча, яда или петли, но изобрел достойный трагедии способ самоубийства, до сих пор совершенно неизвестный: у него были случайно очень большие кубки отличного стекла; когда Севериан окончательно решил умереть, он разбил самый большой из этих кубков и воспользовался осколком, чтобы лишить себя жизни, перерезав себе стеклом горло. Итак, он не нашел ни кинжала, ни завалящего копья, чтобы умереть смертью, достойной мужчины и героя."
26. "И все это наш историк читал перед коринфянами, которые отлично знали, что он даже на картине не видел никогда войны. Мало того, он не был знаком ни с оружием, ни с осадными машинами и не знал названий военных построений и отрядов; поэтому он и не придавал большого значения тому, что называл фалангу — флангом, а крыло смешивал с центром."
38. "Если бы Фукидид мог исправить несчастия, умолчав или рассказав обратное,— конечно, ему ничего не стоило бы легким движением пера разрушить вражеское укрепление в Эпиполах, потопить триеру Гемократа и убить проклятого Гилиппа в то время, как он перерезал дороги валами и рвами, и, наконец, сиракузян отправить в каменоломни, а афинянам дать возможность обогнуть Сицилию и Италию согласно первоначальным надеждам Алкивиада."
51. "Но важнее всего, чтобы ум историка походил на зеркало, чистое, блестящее и правильно отшлифованное: какими оно принимает образы вещей, такими должно и отражать, ничего не показывая искривленным, или неправильно окрашенным, или измененным."
|
