Автор этих строк – большой любитель словесности – в свое время проводил сравнительный анализ классической латыни, старо-славянского и церковно-славянского языков и никак не мог избавится от мысли, что в основе всех этих языков лежит один и тот же (назовем его условно – исходный), только искусственно измененный в разных направлениях язык! Подобное чувство он испытал, и когда начал изучать болгарский язык. Присутствие искусственной логики в несовпадении синтаксиса и морфологии 2-х языков (болг. и рус.) было настолько очевидным, что официальная версия естественного размеживания этих языков из славянской основы стала казаться, мягко говоря, наивной. Сейчас поясню.

Начну с указания на подобие лексического состава двух языков. Думаю, что не меньше 70 – 75 процентов слов или совпадают полностью или имеют такую смысловую близость, что увидеть их общие корни не составляет никакогo труда даже неспециалисту. Подобный процент общих слов неминуемо должен указывать на такое родство языков, когда речь может идти только как о вариантах одной речевой культуры. Но не тут-то было! Грамматически эти два языка различаются ничуть не меньше, чем, скажем, русский и английский. Вот лишь беглый обзор особенностей грамматики болгарского языка: отсутствие падежей (для существительных полное, для местоимений характерны формы Им., Вин. и Дат. падежей, причем, сами болгарские филологи их падежами не считают, называя формами подлежащего, прямого и косвенного дополноений соответственно) и сложная смесь аналитических и синтетических глагольных конструкций и форм, делающих его похожим в одних случаях на русский, в других случаях на английский языки. Если наши предки говорили на одном языке, приняв за постулат, что церковно-славянский язык донес хотя бы приблизительно образец этого протоязыка, то как разумно объяснить подобные коренные изменения, произошедшие как с русским, так и с болгарским языками? Каждый из упомянутых языков в аспекте грамматическом настолько далеко ушел от своей основы, что пытаться объяснить подобные изменения некими естественными лингво-фонетическими процессами выглядит просто неубедительно и наивно. Русский язык полностью распростился со сложной глагольной системой языка-основы, а болгарский, напротив, сохранив практически без изменеия лексический состав и углубив и усложнив формы глагола, полностью утратил (как уже было сказано) систему падежей. Представьте себе следующую странную картину: ребенок растет, впитывая с молоком матери органическое устройство языка своих родителей, понятия не имея о том, какими грамматическими категориями он изъясняется, и, тем не менее, годикам к пяти-шести приобретает способность к полноценному общению не только со своими родителями, но и вообще со всем сообществом вкупе, без различия с кем эта коммуникативная связь поддерживается: со своими сверстниками, родителями или людьме более старших поколений уровня дедов и прадедов (что вполне вероятно при условии ранних браков). При такой схеме передачи навыков разговорной речи в поколениях какие силы должны подтолкнуть одну ступень этой лествицы отказаться от врожденных навыков и начать общаться, используя новые категории грамматических форм? При этом неизбежно должно начаться непонимание и хаос как в общественной, так и в экономической жизни людей по причине непонимания друг друга. Вот тут-то, как мне кажется, в наших рассуждения мы нащупываем слабость в ортодоксальной версии истории языков, которая непременно развалится под напором обычных логических соображений.

Как видим, ученые не могут указать причин, по которым подобные коренные измения могли произойти в языке. Фактически они расписываются в своей некомпетенции в этом вопросе, утверждая, что «… по не вполне понятным для науки причинам… отмечается все больший упадок падежной системы. Наступает так называемое «смешение падежей», – компилятор явно был не в состоянии сохранить употребление падежных форм согласно их функции в предложении… книжник явно больше не имел твердого языкового чувства о падежах» (Петыр Пашов, академик Софийского университета). Заметьте, речь не идет о внешнем влиянии на болгар, а о каких-то необъяснимых процессах, развившихся в самой массе носителей языка. Говорить о заимствованиях здесь не приходится, ибо буквально со всех сторон ареал распространения болгарского языка окружен «падежно-лингвистическими» территориями: турецкий, арабский, греческий, немецкий и все славянские языки имеют категорию падежа (от 3-х до 7-ми). Не сомневаюсь, что многим ученым очень бы хотелось объяснить утрату падежей влиянием какого-либо языка, и, нашедши, наверняка, так бы и сделали, но, увы, такого влияния просто неоткуда взять!

Историки нас уверяют, что такое колоссальное измение в болгарском языке, как утрата падежных окончаний и замена их системой предлогов, произошла как бы сама собой, как будто существовало некое неудобство в существовавшей до того системе вербальной коммуникации, заставлявшее людей (опять таки как-то невольно) искать новые формы передачи понятий, при этом совершенно не учитывая того, что подобная работа требует колоссальных затрат – целых технологий! – по искуственному насаждению целому (как минимум!) поколению новых коммуникативных навыков, а это, как вы понимаете, уже централизованная планомерная работа, невозможная без некой новой идеологии, подталкивающей к подобному преобразованию.

Тут сам собой напрашивается следующий вопрос: каким образом языки, считаемые наиболее близкими (в нашем случае – практически идентичные!), различны по грамматике и наоборот, языки, относимые к совершенно различным группам, имееют много общих черт? Данный парадокс, на мой взгляд, очень убедительно объясняется разработчиками Новой хронологии. Если предположить, что национальные государаства и национальные языки стали образовыватья в одно и то же время как цельный политеческий процесс, то очень может статься, что люди, говорившие некогда на разных языках, попавшие политическим казусом в зону насаждения, скажем, церковно-славянского языка, через одно-два поколение лучше или хуже усвоили этот навязываемый язык и приобрели такие разговорные навыки, которые заставили позднейших ученых отнести эти народы к родственной языковой группе. Далее, используя неверный постулат о древности данной языковой группы, объяснили все языковые различия временнЫм фактором, без понимания того, что подобные различия не имели никакого шанса произойти естественными путями. Подобные процессы происходили и в других частях Европы, где для формирования национальных суверенных государств в качестве инструмента внедрения лояльности к тому или иному политическому центру в сознание людей, до того не имевших понятия о НАЦИИ, стали вколачивать идею об языке как идентификаторе этой самой нации. Такую идею внедряли через насаждение Святого писания, в одном случае написанного на церковно-славянском, в другом – на латинском (варианте церковно-словянского), в-третьем – на греческом и т.д. Для большей убедительности составили ложную историю, утверждавшую о глубокой древности всех вновь созданных языков, а стало быть, и наций ими владевших, начав таким образом вбивать клин между людьми, до сего момента понимавших и осознающих только понятие семьи, рода, племени и еще подданства!

Но вернемся к болгарскому языку и убедимся, что изложенная выше схема формирования современных языков вполне объясняет метаморфозы его развития. В болгарской грамматике существует 9 временных глагольных форм. С учетом того, что всем этим формам соответствуют еще и несвидетльские формы пересказа, предположения и недоверия, то число форм за вычетом омонимичных доходит до 24! При этом в языке используется едва ли треть из всего этого многообразия, а об оставшихся средний болгарин даже и не слышал или, по крайней мере, не умеет объяснить логику их употребления: они существуют только в виде грамматических таблиц в учебных пособиях. Судя по тому, что подобные пособия для объяснения неупотребляемых среднестатистическим болгарином грамматических форм обращаются за примерами к старым писателям рубежа 19-го – 20-го столетий, можно сделать вывод, что современные писатели подобных форм уже не знают!

В болгарской лингвистике до сих пор даже не существует единого мнения как классифицировать данные формы: иногда их относят к категории наклонения, иногда называют несвидетельскими формами, иногда формами пересказа. Есть форма, в одних случаях называемая двойнпересказывательная (двойноприезказна), в других – усиленная (засилвана). Это говорит о том, что болгарский язык относится к одним из самых молодых языков в Европе (наряду с македонским или украинским), грамматические определения которого все еще находятся в стадии разработки учеными-филологами.

Вообще странная ситуация происходит с носителями болгарского языка. Как нас уверяют, сначала в «среднеболгарский» период (по времени растягивающийся на сотни лет вплоть до 15-го века) болгары теряют грамматические категории существительных – падежи, вдобавок (когда – ученым не известно!) усложняют глагольную систему первоосновы, изобретая синтетические конструкции, не зафиксированные ни в одном из славянских письменных источников, а вслед за этим, уже практически в наше время, отказываются и от этого, упрощая громоздкий аналитизм системы времен. Это подкрепляет мою убежденность в том, что только совсем недавно, в 20-м веке, сформировался современный болгарский язык, выдавивший из своей основы все лишние грамматический формы, навязываемые по традиции книжниками и лингвистами на протяжение некоторого времени (1, 2, 3 века, не знаю точно сколько!) и оставивший лишь те, которые необходимы и достаточны для обслуживания коммуникативных потребностей. Ссылки на древнего компилятора и книжника, который «явно больше не имел твердого языкового чувства о падежах» говорит о том, что предки болгар НИКОГДА не говорили на языке похожем на церковно-славянский: вполне усвоив насаждаемую лексику, они так и не смогли понять чуждую для них категорию падежа. Древние же грамматики и летописцы, более или менее усвоившие данную грамматическую категорию, со временем под давлением народного языка стали терять развитый навык и в конце концов, после периода неустойчивого употребления, окончательно потеряли его. То же самое произошло и со сложными аналитическими формами, которые начали насаждать в болгарскую языковую общность (может быть с целью отделения его от церковно-славянского или русского, подчеркивая аутентичность болгарского племени), но которые не были восприняты основной массой к тому времени уже болгароязычного населения и к нашему времени канули в Лету. Произведения классических болгарских писателей (коих, надо заметить, очень не много) зафиксировали и донесли до нашего времени не языковую традицию староболгарского языка, а свидетельство неудавшейся попытки внедрения искусственных грамматических правил, противоречащих сложившимся к тому времени языковым навыкам и привычкам.