|
Бобкова Марина Станиславовна
прославилась русским переводом и комментарием книги Жана Бодена.
Но Общество Интеллектуальной истории нашло ей позорящую научное достоинство компанию:
"6 июля, на втором заседании методологического семинара, который проходил с 9 ч. до 15 ч., на обсуждение было представлено три доклада, тематика двух из которых была взаимосвязана и вызвала оживленную дискуссию. Это выступления М.С. Бобковой «Память о событии и представления об истории в средние века и в эпоху Возрождения» и С.И. Маловичко Факт-событие» в историческом письме и методы их исследования». Бобкова говорила о зависимости восприятия исторических событий от конкретной эпохи и показала динамику исторического построения при переходе от исторических представлений одного временного периода к другому. В дискуссии по этому докладу участники (Н.Д. Судавцов, Е.О. Оборский, И.А. Краснова, к.и.н., доцент кафедры истории России СГУ, Т.В. Беликова) опять вышли на «переписывание» истории новыми поколениями. «Феномен Фоменко» - типичная ситуация кризисной эпохи, когда в научном сообществе оживают маргинальные направления. Одновременно появление новых методологических подходов к историческому процессу является ответом на вызов времени, реакцией на кризис." Вестник РОИИ: Выпуск 3 (7), осень-зима 2003
Это компания готовилась заблаговременно. Интересно видеть противоестественное сочетание похвал выжившему из ума С.О. Шмидту с полным разгромом всей его (и Янина-Зализняка-Данилевского) антифоменочной стратегии:
"... особое положение заставляет нас искать в РОИИ свою “нишу”, и нынешний семинар хорошо это иллюстрирует. Одной из его главных тем стало критическое обсуждение “новой хронологии” академика РАН А.Т. Фоменко, его сотрудников и последователей. Блестящая и глубокая лекция академика РАО С.О. Шмидта на эту тему прояснила многие позиции, наметила направления дальнейшей работы. Вместе с тем, многие аргументы, и прежде всего, аргументы из разряда ad hominem, прозвучавшие в ходе дискуссии после этой лекции, явно не достигают цели.
Так, часто повторяемый тезис о том, что концепция “новой хронологии” – всего лишь “коммерческий проект” поскольку книги ее создателей издаются большими тиражами, на хорошей бумаге и в роскошных твердых переплетах, едва ли может служить достойным оружием в научной дискуссии. Во-первых, в условиях сравнительно свободной книгоиздательской политики никто не мешает противникам “новой хронологии” создавать столь же привлекательные для издателей сочинения. Во-вторых, очевидно: если бы книги А.Т. Фоменко, его сотрудников и последователей издавались в мягких переплетах и на газетной бумаге, всегда нашлись бы критики, обвиняющие этих людей в маргинальности, в неспособности заинтересовать своей продукцией “серьезных издателей”.
Точно так же, не срабатывают и похожие на отчаянные заклинания суждения о том, что концепция А.Т. Фоменко – это “массовая культура”, что “все это пройдет”, что “серьезным историкам” не стоит на эту концепцию “обращать внимание”. Разумеется, совсем неуместны и попытки критиковать “новую хронологию” путем выискивания ошибок А.Т. Фоменко в его узкой профессиональной области – математике, тем самым прозрачно намекая на его общую научную некомпетентность. Ведь если вторжение А.Т. Фоменко в область исторического знания квалифицируется историками как нечто “непрофессиональное”, то и попытки историков оценивать достоверность научных результатов математиков должны оцениваться точно так же. Кроме того, если даже забыть об этом аргументе, то можно, с другой стороны, напомнить, что даже у А. Эйнштейна были ошибочные статьи, но его за это отнюдь не лишили докторской степени, а сам факт обнаружения ошибок ничуть не поколебал его весьма высокого научного авторитета.
Я даже усилю свои тезисы и скажу, перефразируя Вольтера: “Если бы А.Т. Фоменко не было, то его следовало бы выдумать”. Дело в том, что концепция “новой хронологии” фиксирует существенные изменения самой методологии традиционного исторического дискурса. Беспокоя и даже возмущая историческую науку, “новая хронология” оттеняет слабые места и недоработки этой методологии. При всей своей спорности она все же выявляет некоторые “склейки” и “заплаты” существующей модели всемирной истории, тем самым стимулируя развитие исторической науки.
Но еще важнее другое: “новая хронология” подчеркивает неразрывную связь истории с идеологией и политикой. Априори ясно, что в прошлом могли быть ситуации, когда в историческом описании сохранялось не то, что было, а то, что удалось (или было позволено) зарегистрировать. В этом отношении история оказывается весьма тесно связанной с властью (прежде всего, в ее предельно абстрактном, философском понимании). Между тем, в последнее время обсуждение идеологических и политических аспектов исторического знания как-то отошло на второй план. ...
А.И. Пигалев, доктор философских наук, проф., председатель Волгоградского отделения РОИИ" Вестник РОИИ: Выпуск 2 (6), весна-лето 2003
|
