Партизанское молчание Аристотеля и злобная клевета Плиния
Диалоги «Тимей» и «Критий» традиционно считаются едва ли не последними произведениями Платона. Вскоре после их завершения философ умер. Поэтому нет ничего удивительного в том, что первые «атлантологи», заинтригованные рассказом о чудесном острове, бросились к ученикам Платона. И в том числе — к любимому его ученику Аристотелю. Они начали «пытать» философа и, вероятно, были убеждены, что уж он-то знает точно — выдумал Платон Атлантиду или не выдумал. Была ли она на самом деле или не была? Очевидно, любознательность их была настолько нелика, что Аристотель никак не мог промолчать. И он начал отвечать на вопросы. Что же именно он сказал?
Он заявил, что остров Атлантида Платон использовал для размышлений о проблеме идеального государства.
Само по себе это утверждение не отвечает на вопрос — была ли Атлантида, или учитель ее выдумал? Почему же Аристотель избирает такую уклончивую форму ответа? Ведь она явно не могла удовлетворить любопытство спрашивающих. Мы пока называем их первыми «атлантологами». Ясно ведь, что расспросы должны быть продолжены. И они, судя по всему, не прекратились.
Аристотель вынужден был яснее высказаться на лу тему. И он высказался таким образом: «Тот, кто выдумал Атлантиду, тот и отправил ее на морское дно». Странная, очень странная конструкция. Если хорошенько вдуматься, она тоже не отвечает однозначно на поставленный вопрос. Она допускает множество трактовок. Вот лишь одна из них:
А тот, кто Атлантиду не выдумал, на морское дно ее и не отправлял.
Или более верное с точки зрения формальной логики другое утверждение:
Кто не отправлял Атлантиду на морское дно, тот ее не выдумывал.
Исследователи считают, что этой замысловатой фразой неблагодарный ученик Аристотель «опозорил» Платона, подтвердив его склонность к безответственному сочинительству. Нам же кажется, что приведенная выше цитата не столь однозначна, в ней явно просматривается какое-то «второе дно». Но какое?
Есть основания думать, что первые «атлантологи» (или кто-то еще) вместо того, чтобы обрадоваться тому, что платоновский рассказ — чистейшей воды выдумка, и искать его в истории или на местности нет смысла, вместо того, чтобы забыть о неудачной басне, все-таки упрекали Аристотеля в том, что он был несправедлив к учителю. Вероятно, они осыпали его упреками за то, что он дискредитировал в глазах общественного мнения авторитетного философа. Можно с большой вероятностью предположить, что большинство любопытствующих были крепко уверены (или точно знали): Платон не мог сочинить небылицу. Не мог ее тем более записать. Он всегда излагал только достоверные факты. Разве об этой репутации учителя не знал его ученик? Знал. Расспросы первых «атлантологов», упорные и настойчивые, свидетельствуют о том, что они стремились добиться от Аристотеля признания в том, что Атлантида существовала. Но не добились его.
И еще одно замечание. Мы не имеем ни одного свидетельства, в котором Аристотель высказывался бы ясно и определенно. Если бы он сказал «диалог „Критий" — выдумка» или «диалог „Критий" — басня, то есть миф», мы бы не останавливались здесь ни на минуту. Но именно этих слов от Аристотеля спрашивающие-допрашивающие его и не дождались. Единственное, что им удалось вырвать из его уст, это туманную и неопределенную фразу:
«Тот, кто Атлантиду выдумал, тот и отправил ее на морское дно».
Если к подозрительной этой — видимо, хорошо продуманной — конструкции добавить еще одно высказывание Аристотеля, то возникает очень странная коллизия.
«Платон мне друг, но истина дороже» — крылатая фраза Аристотеля пережила века и тысячелетия. Задумаемся над ней.
Она явно является ответом на какой-то упрек, на обвинение.
Как ты можешь говорить такое про своего учителя? Ведь всем известна его честность и добросовестность? Как ты можешь предать своего учителя и друга?
Аристотель отвечает: «Платон мне друг, но истина дороже».
Он противопоставляет истину и Платона. Он явно отвечает не тем, кто убежден в правдивости рассказа Платона, а тем, кто подозревает, что за
лой фантастичностью что-то скрыто, если они считают свою позицию истинной и требуют от Аристотеля «предательства» своего учителя. Иначе зачем они пытают его вопросами? И почему звучат закамуфлированные обвинения в предательстве друга и учителя? Может быть, потому, что именно Аристотель был тем, кто мог подтвердить правдивость рассказа об Атлантиде? Если это так, то в этом могла быть какая-то опасность, заставляющая философа упорствовать и всячески уклоняться от определенного ответа. Он не предал своего учителя.
Аристотель молчал, как партизан.
Аристотель правдивость сведений о чудесном острове прямо не подтвердил. Но не удалось добиться от него и конкретной фразы: «Диалог „Критий" — басня».
Вместо всего этого он, видимо, повторял одну и ту же заранее заготовленную туманную фразу, которая и дошла до наших дней:
«Тот, кто Атлантиду выдумал, тот и отправил ее на морское дно».
Странная сдержанность. Более чем странная уклончивость. Они еще ждут своего объяснения.
Вероятно, на протяжении длительного времени фантастичность сообщенных Платоном сведений об Атлантиде считалась истиной. Никто особенно и не интересовался этой темой. Зачем интересоваться баснями?
Античные философы вплоть до VI века нашей эры, в том числе и неоплатоники, не исследовали проблемы Атлантиды, но сдержанно и лапидарно о ней высказывались. Не сохранилось достоверных сведений о том, что кто-то совершил поездку в Египет, чтобы разыскать жрецов, обладающих конкретным знанием о чудесном острове. Почему?
Редко-редко мелькали где-нибудь скудные упоминания об атлантах, как бы продолжающих существовать, но где-то далеко в африканской пустыне. Какие-то дикие племена, не имеющие Никакого отношения к платоновским атлантам. Такое равнодушие вполне объяснимо. Мало ли диких племен вокруг? Их можно презирать или над ними можно насмехаться. Можно ли их ненавидеть? Можно ли просвещенному человеку выдумывать про них гадости?
Четыреста лет спустя после смерти Платона Плиний Старший, автор «Естественной истории» в 37 томах, нашел возможным молвить слово о диких племенах атлантов. Просвещеннейший энциклопедист античности! Что же он пишет о диком племени атлантов, якобы обитающем в африканской пустыне у горы Атлас? (Впоследствии Пьер Бенуа в своем популярном фантастическом романе «Атлантида» также поместил остатки Атлантиды в Сахаре у горы, а точнее, внутри горы Атлас.)
Он пишет об этом ужасном племени, что им неведомы людские обычаи и нравы.
Может быть, это людоеды, каннибалы?
Об этом Плиний не сообщает, ведь это обычное и вовсе не страшное дело. А вот какие ужасы творятся в племени. Эти люди не видят — о ужас! — снов. Они не пользуются — о ужас! — именами. Они проклинают и восход солнца, и его заход.
Само собой разумеется, что ничего хорошего у них нет. Но зачем же серьезному ученому, занимающемуся естественной историей, обрушиваться с такой злобной клеветой на далекое захудалое племя? Ярость, дышащая в строках Плиния Старшего, поистине необъяснима. Он явно готов стереть с лица земли это племя. Но почему-то не может. Запомним эту немотивированную злобную клевету великого ученого античности.