В этой части я изложу статью А.Б. Каменского, позволив себе сделать краткий ремикс этой более чем 40-ка страничной работы, сопровождая его более чем уместными комментариями и сокращениями (автор, вероятно, представитель северных народов, поскольку в его тексте наиболее частым эпитетом Миллера является "однако", которое я буду опускать).

"В русской историографии XVIII-XIX вв. вряд ли найдётся другой историк, который бы и при жизни, и после смерти подвергался таким нападкам, как Г.Ф. Миллер, суждения о котором были бы столь полярны, а научным наследием которого, несмотря на это, столь активно пользовались бы многие поколения специалистов, причём не только исследователей истории России, но и географов, этнографов, лингвистов, историков культуры и др. Парадокс и в том, что имя учёного, которого некоторые именовали не иначе как "отцом русской истории", не говоря уже о его трудах, почти неизвестно широким кругам читателей, а если и известно, то лишь как имя человека, дерзнувшего спорить с великим Ломоносовым по "норманскому вопросу". Давно уже стала библиографической редкостью изданная в 1937-1941 гг. А.И. Андреевым и С.В. Бахрушиным "История Сибири" Миллера." {в пяти томах} ... "Истоки подобного положения восходят к концу 40-х - 50-м годам нашего века, когда в ходе компании по борьбе с космополитизмом было предписано считать, что "деятельность иностранных академиков принесла не столько пользы, сколько вреда для русской историографии, направляя её по ложному пути некритического подражания иноземной исторической литературе" {Очерки исторической науки в СССР. М., 1955. Т.1. С. 190}. Результатом такого подхода явилось то, что многих авторов интересовали не реальные заслуги Миллера, а лишь тот факт, что он был немцем, да и ещё с клеймом "норманиста"." (стр. 374)

Этот фрагмент интересен не сведениями о Миллере (что мы узнали из этого длинного излияния, кроме того, что "некоторые" осмеливались именовать Миллера "отцом", и что оный Отец написал "Историю Сибири"? Даже то, что эта история состоит в 5 томах, я узнал не из 40 страничной статьи Каменского, а из Интернета). Интересно это введение всегдашней холопской направленностью традисторика охаивать ушедшее прошлое и верноподданически прославлять уже изрядно прокисшую новизну. Где был тот Каменский в 1955 году, чтобы поднять свой звонкий глас в защиту невинно оклеветанного "немца" Фёдора Ивановича? Или хотя бы в 1985-м, когда наверняка уже был обременён учёными степенями? Но нет - не было этого гласа, а появился он в книжке 1996 года (принята в печать в 1995 г.), то есть сочинены эти репризы были при "лучшем немце и партайгеноссе Горбачёве", когда иностранец при дворе опять стал в почёте. Это всё мало касается самого Миллера, но более к нему отношения, которое ретиво колеблется вместе с линией партии. В указанном реферате Каменского, кстати, нисколько не сказано - за что именно Миллера не жаловали коллеги и потомки, среди которых находились и такие как он иноземцы. Претензии к нему выдвигаемые изложены в столь карикатурном и нелепом виде (будут приведены ниже), что только самый больной мог бы их поддерживать. Например, традик принуждает читателя потешаться над Ломоносовым, глумясь над его заблуждениями и прославляя прозорливость "немца". А ведь и в "объяснении" Каменского, что, якобы, Миллером гнушались в 1955 г. как немцем нет ни капли правды. Известно, что другие "немцы" - Эйлер, Бернулли во все времена пользовались всеобщим уважением. Так, что это объяснение традика, по обыкновению является пустословием.


>ЮНОСТЬ ГЕРОЯ - КАК ОН СТАЛ РУССКИМ

"По преданию, мальчиком Миллер видел русского царя, когда тот проезжал через его родной город Герфорд в Вестфалии, и долго бежал за его каретой. Наблюдавшие эту сцену местные жители решили, что мальчик наверняка будет служить русскому монарху. Вывод, который в наши дни может показаться странным, для людей той эпохи был вполне естественен, ведь на их глазах Россия превращалась в мощную державу, где для иностранцев открывались, как казалось, неограниченные возможности. Миллер же по рождению принадлежал как раз к тому социальному слою германского общества, для которого поиски счастья на чужбине были в то время обычным делом.

Он родился 18 октября 1705 г. в Герфорде, в пасторско-учёной семье. Отец его был ректором местной гимназии, ... мать происходила из семью профессора теологии и советника консистории г. Ринтельна Герарда Бодинуса... в Ринтельн, ... в его университет, отправился Миллер по окончании гимазии в 1722 г. ... спустя менее чем два года он переехал в Лейпциг, где стал учеником известного философа и историка И.Б. Менке. Знакомство с Менке, ... сыграло в судьбе Миллера решающую роль. Во-первых, у Менке был большой опыт в издании исторических источников - области исторической науки, практически неизвестной в тогдашней России. Во-вторых, Менке был журналистом, издателем популярного научного журнала. В Лейпцигском университете Менке читал курс по журналистике, который слушал Миллер и который ему впоследствии пригодился. Наконец, в учёной среде, в которой оказался Миллер, всё связанное с Россией вызывало большой интерес, а новости из далёкой страны постоянно печатались на страницах журнала Менке. ... В июне 1725 г. Миллер получил в Лейпцигском университете степень бакалавра, а уже в ноябре он прибыл в Петербург в качестве "студента" Императорской академии наук." (стр. 375)

Замечу интересные параллели. По матери Миллер - Бодинус, а это латинизированная форма имени Бодин. Что сближает его одновременно с семейством историков-хронологов Скалигеров (Бурдены или Бордони) и с историком Жаном Боденом. По английски "boda" означает "герольда", а что означают эти фамилии в иных языках - я не сумел найти известий. Но, по-видимому, это была какая-то каста "историков", прославляющих государство. И оттого Миллер получил "направление" на работу туда, где таковых нога ещё, видимо, не ступала, хотя доморощенные конкуренты у него были (как мы увидим ниже).


АКАДЕМИЧЕСКАЯ КАРЬЕРА И ИЗДАТЕЛЬСКАЯ РАБОТА

"Первоначально обязанности Миллера в Петербургской академии сводились к преподаванию истории, латыни и географии в академической гимназии - занятие, к которому Миллер был явно не расположен и которого старался избегать и впоследствии. Вскоре, однако, активный и способный "студент" был замечен академическим начальством в лице И.Д. Шумахера и его стали использовать везде, где требовалась энергия и организаторский талант. Так в 1728 г. Миллеру было поручено наблюдать за академической типографией, он участвовал в организации академической книжной лавки, библиотеки и архива Академии. Но главное событие того же 1728 г. состояло в том, что Сенат, отбывший вместе с двором в Москву после свержения А.Д. Меньшикова, поручил Академии наук издание "Санкт-Петербургских ведомостей", а в Академии не нашлось никого, кроме Миллера, кто мог бы взять на себя эту обязанность. Когда же в 1729 г. вслед за президентом академии Л. Блументростом и конференц-секретарём Х. Гольдбахом в Москву отправился и Шумахер, то ... "Миллер по управлению академическими делами занимал его место". (стр. 376)

Так 24-х летний Миллер стал вице-секретарём Академии наук.

"... в 1730 г. подошла и очередь Миллера быть избранным в профессора Академии. ... Занявшись изданием "Санкт-Петербургских ведомостей", а так же академических "Комментариев" на латинском языке, первые два тома которых вышли в 1728-29 гг., Миллер задумал ... {основать} принципиально новый журнал научно-популярного профиля, ... приложение к "Санкт-Петербургским ведомостям". В традициях XVIII в. журнал получил длинное и грмоздкое название "Месячные исторические, генеалогические и географические примечания в Ведомостях" ... это был "первый русский журнал вообще, первый русский журнал Академии наук и, наконец, первый русский литературный и научно-популярный журнал". (стр. 376)

"Примечания к Ведомостям" ... издавались Академией наук до 1742 г., когда пали жертвой раздоров среди академиков. ... Миллер был вынужден оставить редакторство ещё раньше: в 1730 г., получив стараниями Шумахера звание профессора, он отправился в зарубежную командировку - первую в истории Академии наук. Поводом к поездке послужила смерть отца и необходимость в связи с этим налаживания семейных дел. Но, помимо Германии, Миллер посетил Англию и Голландию. Главная цель командировки состояла в том, чтобы рассеять неприятные слухи о нравах Петербургской Академии наук ... и попытаться завербовать для Академии наук новых членов. ...

Спустя год после возвращения из Европы Миллер представил Академической Конференции проект ещё одного издания - научного издания по русской истории на немецком языке. Первый том "Sammlung Russischer Geschichte", вышедший в 1732 г., открывался текстом этого проекта, в котором Миллер, в частности, писал:

"История Российского государства и принадлежащих к нему стран представляет столько трудностей, что написать о ней систематическое сочинение едва ли можно надеяться в двадцать или даже более лет".

Проект содержал план издания источников по русской истории, поражающий необычной широтой охвата, особенно если принять во внимание, что Миллер ещё не владел тогда Русским языком и его знакомство с самими источниками ограничивалось лишь рукописями библиотеки Академии наук. Между тем в проекте молодой учёный говорит об издании летописей, Степенной книги, "Сказания" Авраамия Палицына и других важнейших источников. ... Очевидно, что к этому времени Миллер (по-видимому, не без влияния Г.З. Байера) окончательно сделал выбор в пользу русской истории как основного направления своих научных занятий. ... Наконец, ещё одна важная задача нового издания, которую провозглашал Миллер .... состояла в исправлении неточностей в иностранных сочинениях о России."(стр. 377-378)

"Значение "Sammlung" невозможно переоценить. Достаточно сказать, что именно здесь впервые в русской истории была осуществлена публикация отрывка из "Повести временных лет", да ещё и с достаточно подробным комментарием Миллера, в котором уже тогда в полной мере проявился метод критического анализа источников." (стр. 378)

Немного забегая вперёд, сообщу, что Миллер выучил русский язык после 10-летнего пребывания в России в 1735 году, во время сибирской экспедиции. Но по всей видимости знал русский язык не в совершенстве, поскольку и в поздние году просил для перевода своих сочинений переводчика с немецкого на русский:

"При Историческом департаменте кроме историографа должны быть служители следующие: 1) адьюнкт, который бы историографу в сочинении истории чинил всегдашнее вспоможение. И ежели он будет русский, то надлежит ему главнейшие европейские языки знать, ... А когда будет он иностранный, то должно ему Российский язык знать или по крайней мере о изучении его весьма стараться. ... 3) переводчик, который всё то, что историограф Российской истории напишет, имеет перевесть на русский язык ко вознесению для апробации, куды повелено будет. ... 4) и 5) двое копеистов, один немецкаго, а другой русскаго языка, для переписывания набело сочиняемой истории и переводов. ..." (Миллер Г.Ф. "Проект создания Исторического департамента Академии наук", стр. 359)

Но о русских летописях (которых не было в Академической библотеке, которую он курировал) он узнал, ещё не говоря и не читая по-русски, приехав недавно из загранкомандировки. Не там ли он узнал об этих летописях? И где они были на самом деле? И были ли вообще?



ИСТОРИЧЕСКИЕ ИЗЫСКАНИЯ

"... он занялся ещё одним направлением, характерным для европейских историков того времени, а для Миллера ставшем впоследствии одним из важнейших. Речь идёт о генеалогии. В 1728 г. во Франкфурте-на-Майне было издано составленное Миллером родословие графов Сапег. "Этим первым опытом,- вспоминал Миллер,- я подготовил себя к трудным но полезным работам представлять на таблицах родословия из истории, а также знатнейших русских семейств". (стр. 377)


"Миллер, однако, понимал, что для создания подлинного научного авторитета лишь издания источников и исправления чужих погрешностей недостаточно. В 1733 г. он совершает решительный шаг, присоединившись ко второй Камчатской экспедиции В. Беринга. В составе так называемого академического отряда, в который наряду с ним входили профессора И.Г. Гмелин, Делиль де Ла Кройер и другие, Миллер провёл в Сибири долгих десять лет. Он побывал почти во всех крупных городах ... Урала и Сибири, обследовал их архивы и собрал огромный научный материал в виде подлинных документов и их копий, историко-географических описаний и анкет, богатейших лингвистических и этнографических данных, сведений по экономике и демографии, путевых дневников и описаний. Весь этот материал и по сей день не только не потерял своего научного значения, но и далеко не изучен в полной мере. Его введение в научный оборот продолжается и поныне и рассматривается как актуальная научная задача. Объём же его столь велик, что работы хватит ещё не одному поколению историков. Значение собранных Миллером материалов отнюдь не ограничивается Сибирским регионом. Так, именно к этому собранию восходит значительная часть источниковой базы по истории Смутного времени. Уже тогда, на начальных стадиях своей научной карьеры, Миллер проявил поразительную интуицию настоящего историка-архивиста и сумел отыскать и привезти в Россию комплекс документов, не имевших аналогов в архивах центра. "Что было бы с временами Лже-Дмитриев и смутного правления бояр в Междуцарствии... - восклицал П.М. Строев,- если б Миллер, один Миллер не восстановил их актами, кои он открыл в пыли городовых архивов Сибирских?" (стр. 379)

Таким образом, про Лжедмитриев и Смуту мы научились у Миллера, который нашёл надобное для этого в пыли сибирских архивов. Что-то знакомая история.

(продолжение следует)