Что известно из «продукции Гуттенберга» кроме знаменитых изданий библии?
Календарь, воззвание о походе христиан против турок 1454 года - для возвращения взятого войсками Магомета II в 1453 году Константинополя, и булла соответственного содержания папы Каликста III-от 1456 года, индульгенции (католические грамоты об отпущении грехов, продававшиеся за деньги), весьма бойко расходившиеся в связи с воззваниями папы о крестовом походе против турок в 1454-55 годах; их известно семь изданий, сохранившихся по одному или несколько экземпляров.
Большая часть этих отрывков найдена в старинных переплетах, где составляла или внешнюю обложку, или материал для укрепления корешка, или даже внутреннюю массу крышек переплета. Любопытен рассказ Готтфрида Цедлера, как он, в 1901 году, нашел в одной рукописи XV века выступавший фальц (сгиб) пергамента, составлявший одно целое с внутренней обклейкой переплета. На одном фальце он усмотрел буквы, типа 36-строчной Библии (В36). Когда он разрезал скреплявшие переплет нити и отклеил пергамент от переплета, - перед ним, на прилегавшей к переплету стороне пергамента, оказался фрагмент (заключающий 4 месяца - с января по апрель), обрезанный с одного края и снизу, какого-то неизвестного дотоле календаря; астрономическое исследование показало, что это календарь на 1448 год, а сравнение шрифтов - что Цедлер открыл первую, напечатанную, вероятно, в 1447 году вышеупомянутую работу Гуттенберга, что весьма естественно для грамотного фальсификатора.
Обратимся к несомненному авторитету Е.Л.Немировского.

http://vivovoco.nns.ru/VV/BOOKS/GUTENBERG/CHAPT_02/CHAPT_02.HTM

После процесса в Майнце http://vostlit.narod.ru/Texts/Dokumenty/Germany/XV/1420-1440/Gutenberg1439/text.htm начинает работать типография, из которой 15 августа 1457 г. выходит крупноформатная Псалтырь, в которой впервые появляются выходные сведения. Типографами здесь названы Иоганн Фуст и ученик Гутенберга Петер Шеффер.
Сравним: Иванъ диякон, да Петръ Мстисловец.

Теперь об «отечественных» друкарях. Не нашел статьи в электронном виде, поэтому – текст.
Е.Л.Немировский
Первые упоминания о русском книгопечатании
Книгопечатание было одной из необходимейших предпосылок замены феодального миропорядка буржуазным строем. Чтобы выйти из мрака Средневековья, люди прежде всего должны были револю¬ционизировать средства регистра¬ции и распространения информа¬ции. Поэтому неудивительно, что история книгопечатания всегда привлекала внимание исследовате¬лей. Историков волновал и волну¬ет главным образом тот момент, когда было революционизировано производство книги. Изобретение и начало книгопечатания как в общечеловеческом, так и в национальном масштабе — эти вопросы обычно упоминаются в числе базовых.
«Появление первой печатной книги на языке того или другого народа означает начало новой эпохи в его культурной жизни»1, — мы полностью принимаем эти слова известного русского историка Ми¬хаила Николаевича Тихомирова.
В истории есть имена, над кото¬рыми не властно время, но каждая эпоха создает свой облик выдаю¬щейся личности. В прошлом Ивана Федорова считали не более чем мастеровым, техническим исполни¬телем воли и духовных свершений просвещенных властителей мира сего: царя, митрополита, всесиль¬ных магнатов. В последние десяти¬летия сформировался иной облик первопечатника — великого просве¬тителя, высокообразованного уче¬ного, одного из титанов эпохи Воз¬рождения. Всю жизнь Иван Федо¬ров работал ради того, чтобы вывести «честный русский народ» (так он назвал свою читательскую аудиторию в послесловии первой подписанной им книги) на столбо¬вую дорогу прогресса.
Прежде чем приступать к расска¬зу о возникновении отечественного книгопечатания, нужно в первую очередь разобраться в колоссальном историографическом наследии, оставленном нашими предками. Объем проделанной в этой области работы огромен и на первый взгляд необозрим. Все это нужно привести в порядок, разложить по полочкам, дать оценки. Беда историографиче¬ских исследований часто заключа¬ется в так называемой модерниза¬ции прошлого, когда к личностям, давно почившим, подходят с требо¬ваниями сегодняшнего дня. Задача же состоит в том, чтобы и у авторов, позиции которых очень далеки от наших, попытаться отыскать рацио¬нальное зерно, которое может быть взращено и использовано сегодня.
Наши предки, жившие в конце XVI — начале XVII столетия, знали об истоках русского книгопечатания значительно меньше, чем знаем об этом мы. Младшие современники московских первопечатников — типографы Никифор Тарасиев, Андроник Тимофеев Невежа, Иван Андроников Невежин — лично знали зачинателей нашего типо¬графского дела и, скорее всего, учились у них. Однако в прост¬ранных послесловиях к своим изда¬ниям они ни словом не упомянули о мастерах, преподавших им начатки книгопечатного искусства.
Есть, правда, одно свидетельство, которое принадлежит человеку, лично знакомому с первопечатника¬ми. Самое первое упоминание в печатной книге о начале москов¬ского книгопечатания и о людях, трудами которых это великое собы¬тие было свершено, мы находим в издании, вышедшем в свет еще при жизни Ивана Федорова и Петра Мстиславца. Это польский Новый Завет, изданный в 1574 году в Лос¬ке. Подготовил издание и написал к нему предисловие Симон (или Шимон) Будный — известный реформатор, объявленный ерети¬ком. Первые московские книги он, вне всякого сомнения, получил от самих московских первотипографов, с которыми, как он сам рассказывал, неоднократно встречался. В XX веке эти высказывания разыскал и впервые опубликовал в 1965 году молодой белорусский историк Георгий Яковлевич Голенченко (род. в 1937 году)2. Новый Завет 1574 года — издание очень редкое, и сохр¬анилось оно всего в двух экземпля¬рах, которые находятся в библиоте¬ке Польской академии наук в Курнике и в библиотеке «Оссолинеум» во Вроцлаве. Предисловие озаглавлено «Ко всем верным чита¬телям этих книжек» и посвящено оно в основном критике библейско¬го текста и изданий. По словам Будного, «наши милые теологи и не хотят видеть» ошибок и несоотве¬тствий Священного Писания: «все у них правда, что в их Библиях написано, и если кто утверждает иное, тот, по ним, серой пахнет» (то есть является дьяволом). В этом-то предисловии мы и находим слова, связанные с началом московского книгопечатания. Выступая против отождествления с Богом Иисуса Христа, которого Симон Будный считал исторической личностью и реально жившим на земле челове¬ком, он пишет: «Как ни странно, но в старом славянском переводе, которым русские, москвитяне, сер¬бы и другие славяне пользуются...», в печатных книгах, «что лет с 50 назад Скорина, доктор некий, друковал, так и в тех, что в Москве недавно накладом самого великого князя вышли, в них слово Бог сто¬ит». Будный приводит примеры из московских книг, сравнивая их с греческими и латинскими. По его мнению, подкрепленному суждени¬ем самих московских первопечатни¬ков, «которые здесь у нас (то есть в Великом княжестве Литовском. — Е.Н.) уже несколько лет», эти книги были напечатаны с неисправных рукописей. Далее идет речь об об¬стоятельствах создания первой типографии в Москве; сведения об этом Будный почерпнул из после¬словия московского «Апостола» 1564 года. «Знаю, — пишет Буд¬ный, — что многие недавние и небо¬льшие ошибки они-то, друкари, как сами мне сообщили, по старым книгам исправили, но старые маркионовские, гомозианские и других еретиков искажения не по москов¬скому собранию книг править и мало для этого голов Ивана Федо¬рова и Петра Тимофеева Мстиславца. Учинили то, что могли, за что им другие должны быть благодарны, но это малое еще начало».
Симон Будный никогда не бывал в Москве, а если говорить о первых попытках самих московитов расска¬зать о начале книгопечатания на Руси, то они были предприняты лет семьдесят спустя после того, как свершилось это знаменательнейшее событие отечественной истории. Очевидцев, самолично наблюдав¬ших появление первой русской печатной книги, не осталось. Не было, по-видимому, и никакой более или менее устойчивой устной традиции.
Все первые упоминания о начале книгопечатания на Руси, о первопе¬чатнике Иване Федорове и о выпущенных им изданиях в дост¬аточной степени случайны. Сделаны они мимоходом и по случаям, кото¬рые с интересующим нас событием непосредственно не связаны. Неко¬торую полезную информацию они, конечно, содержат, но извлекать ее приходится не без труда. Источники, о которых идет речь, можно разде¬лить на отечественные и зарубеж¬ные. Наш историографический очерк мы начнем с первых.
Большое видится на расстоянье... Современникам — увы! — не дано по достоинству оценить смысл и значе¬ние события, которое совершается у них на глазах. Это относится и к возникновению книгопечатания, свершившего подлинную револю¬цию в регистрации и распростране¬нии информации, а значит (сегодня мы это отлично понимаем), и в становлении и развитии культу¬ры и научного знания. Многочис¬ленные и очень подробные немецкие хроники об изобретении Иоганна Гутенберга молчат, то же можно сказать и об отечественных летопи¬сях, которые имени Ивана Федорова не упоминают.
Попытаемся разобраться в причинах такого явления. Мо¬сковское книгопечатание в течение долгого времени оставалось в сравнительно небольших количе¬ственных рамках. А.С.Зернова в своем известном сводном каталоге книг кирилловской печати, выпу¬щенных в Москве, регистрирует лишь 16 книг, изданных в 1553-1600 годах3. Это примерно по одной книге раз в три года. Даже в XVII столетии, когда количество изданий уже достаточно велико, а тиражи становятся большими, рукописная книга продолжает занимать господствующие позиции на книжном рынке и именно с руко¬писями сталкивался в первую оче¬редь читатель. Добавим, что вплоть до 1647 года в Москве издавались одни лишь богослужебные книги (если не считать сравнительно немногих изданий азбук). Есте¬ственно-научная, техническая, военная книга, наконец, художе¬ственная литература бытовали лишь в рукописном виде. Не стави¬лись в ту пору и вопросы экономи¬ческого плана. Рукописная книга очень долго была дешевле печатной.
Когда читатель сравнивал уро¬вень художественного исполнения, то сравнение это оказывалось не в пользу печатной книги. Из вели¬кого богатства красок, которое пора¬жает нас, когда мы открываем древ¬нерусскую иллюминированную и орнаментированную рукопись, книгопечатание сохранило лишь два цвета — черный и красный. Пропали тончайшие переходы тонов, свойственные миниатюрам, исчезла изумительная декоратив¬ность орнаментики, блистающей всеми цветами радуги.
Великие преимущества, открыва¬емые книгопечатанием, например возможность унификации канони¬ческих текстов, рядовым читателем замечены не были. Не смог он оце¬нить и централизаторские устрем¬ления московского правительства и ту активную роль, которую в этом сыграло книгопечатание. И коне¬чно же, от него было сокрыто во тьме грядущих столетий велико¬лепное будущее печатного дела.
Вот и выходит, что современник не мог воспринимать начало книго¬печатания как событие, коренным образом улучшавшее постановку книжного дела на Руси.
Если же говорить об официаль¬ном летописании, то у нас имеются серьезные основания предполагать, что царь Иван IV Грозный, самолич¬но редактировавший летописи, сознательно преуменьшал значение интересующего нас события, ибо оно, как впоследствии узнает чита¬тель, было связано с деятельностью ставших ненавистными ему людей.
Можно назвать лишь одну лето¬пись, которая обмолвилась о книго¬печатании. Это сравнительно позд¬ний «Пискаревский летописец», названный так по имени одного из первых своих владельцев , создан¬ный в начале XVII столетия, а точнее — в 1612-1615 годах. Неиз¬вестный нам по имени автор лето¬писи интересовался событиями технического плана. Он рассказыва¬ет, например, об отливке колоссаль¬ной Царь-пушки, об основании городов, о строительстве плотины на Москве-реке, о проведении под¬земного водопровода в Московский Кремль — ни в одной другой лето¬писи упоминаний об этих событиях мы не найдем. Москвич, составляв¬ший эту летопись, видимо, был еще ребенком, когда проводились пер¬вые опыты книгопечатания. Он ничего не знал о них и поэтому не оставил никаких свидетельств об этом событии. И все же он дважды упоминает о книгопечатании, не называя, однако, никаких имен, кроме царских. Первое его сообще¬ние о типографском деле относится к 1592 году и гласит: «Повелением царя и великого князя Феодора Ивановича всея Русии в <7> 100-м (то есть в 1592-м — Е.Н.) году и в иных годех печатаны книги евангелия, апостолы, псалтыри, часовники, охтаи, минеи общия, служебники, треоди посныя и цветным» .
Федор Иванович, сын Ивана Грозного, царствовал с 1584-го по 1598 год. Современные библиогра¬фы учитывают всего четыре книги, отпечатанные в Москве в это вре¬мя, — «Триодь постную» (1589 года) и «Триодь цветную» (1591), «Октоих» (1594) и «Апостол» (1597). Но переписные книги мона¬стырей того времени сплошь и рядом упоминают об изданиях, в настоящее время неизвестных. Сообщение «Пискаревского лето¬писца», быть может, свидетельству¬ет о более оживленной издатель¬ской деятельности в конце XVI столетия, чем мы сейчас считаем.
Во втором сообщении «Писка¬ревского летописца» по интересующей нас теме идет речь о том, что «повелением царя и великого князя Бориса Федоровича печатали кни¬ги: еуангелья, апостолы, псалтыри, часовники, минеи общие, треоди поеные и цветные, охтаи, служебни¬ки, а печатаны в розных городех» . И снова список значительно больше того количества изданий, которое дошло до нас. Современная библио¬графия знает всего лишь семь книг, отпечатанных при Борисе Годуно¬ве, — «Часовник» (1598 года), две «Минеи общие» (1600), напечатан¬ные в разных форматах, «Часовник» (1601), «Служебник» (1602), «Псал¬тырь» (1602) и «Триодь цветную» (1604). Особенно интересно указа¬ние на то, что печатание производи¬лось «в розных городех». Историки недавнего прошлого, знавшие лишь о типографиях в Москве и Алексан¬дровой Слободе, считали это со¬общение опиской: утверждалось, что следует читать «в розных го¬дех». Ныне мнение изменилось, ибо в последнее время исследователям удалось доказать, что в XVI — нача¬ле XVII века печатали также в Каза¬ни и в Нижнем Новгороде.
Есть, правда, еще одно летопис¬ное известие, о котором стало из¬вестно в 1959 году. Незадолго перед тем академик М.Н.Тихомиров при¬обрел тетрадку, ранее принадлежав¬шую собирателю из Углича В.И.Серебренникову, — «Сборник копий с разных старинных докумен¬тов». Составлен был этот сборник, по-видимому, в самом начале XX века. Для нас представляют интерес выписки из летописи, пред¬варенные такой справкой: «В 1847 году в г. Тотьме найдена ста¬ринная рукопись под заглавием «Русский летописец»». Вот выпи¬ска, имеющая непосредственное отношение к нашей теме: «1553. Начатся печатание книг в Москве, при митрополите московском Макарии». К сожалению, найденная в Тотьме летопись, из которой делал выписки В.И.Серебренников, в ори¬гинале до сего времени неизвестна. Мы не знаем, где и когда она была написана, так что утверждать о ее древности не приходится. А значит, и не следует принимать сообщение М.Н.Тихомирова всерьез. Значи¬тельно больший интерес для нас представляет другой источник XVII столетия, подлинность кото¬рого вне всяких сомнений.
Уже шла речь о том, что ближай¬шие преемники Ивана Федорова ни его имени, ни имени его соратника Петра Мстиславца в послесловиях своих книг не упоминают. Впервые эти имена на страницах отечествен¬ного печатного издания появляются лишь 73 года спустя после выхода в свет первопечатного «Апостола» 1564 года, где эти имена были назва¬ны. Речь идет о послесловии к треть¬ей четверти «Трефологиона», печа¬тание которого началось 26 октября 1637 года и закончилось 21 мая 1638-го. Это же послесловие было повторено в последней четверти «Трефологиона», вышедшей в свет 21 мая 1638 года — одновременно с третьей четвертью. В указанном сообщении интересен перечень причин, повлекших создание первой московской типографии. Названы мастера, но имена приведены без «отчеств»: «некий хитрый мастера явишся печатному сему делу, званиемъ Иванъ диякон, да Петръ Мстисловец». Указан род занятий первого из них и происхождение (из какого города) второго; датировка события смутная и невнятная. Среди первых памятников, повествующих о начале книгопеча¬тания на Руси, выделяются два рукописных издания — «Сказание известно о воображении книг печат¬ного дела» и «Сказание известно и написание вкратце». Тексты их приведены в «Сборнике» XVII века, который хранится в Государст¬венном Историческом музее в Москве в составе Синодального (Патриаршего) собрания славян¬ских и древнерусских рукописей8. «Сказания» были открыты истори¬ком и археографом К.Ф.Калайдови¬чем, речь о трудах и днях которого впереди. Он впервые кратко упомя¬нул о находке в 1822 году . А впервые опубликовал «Сказания» в 1836 году его друг и соратник П.М.Строев , о котором мы также в свое время расскажем. Публика¬ция не была точной: была изменена орфография, а в ряде случаев сдела¬ны дополнения, которых не было в оригинале. В 1959 году Т.Н.Протасьевой и М.В.Щепкиной была предпринята критическая публикация текста совместно с переводом его на современный русский язык11. Была и более позд¬няя публикация, предпринятая Ю.А.Лабынцевым12.
«Сборник», в котором находятся сказания о начале книгопечатания на Руси, представляет собой объ¬емистую (1091 стр.) рукопись в четвертую долю листа, воспроиз¬веденную полууставом разных почерков. Содержание его разноо¬бразно: здесь и жития святых, и сочинения духовных писателей прошлого, и выписки из печатных богослужебных книг, и списки «святейших патриархов вселенный пастырей святыя божия кафолитския церкви», и переводные пове¬сти, и даже арифметические задачи. Текст книги обнаруживает в ее составителе человека незаурядного и высокоэрудированного, с чрезвы¬чайно широкими интересами. На полях первого листа четкой скоро¬писью выведена владельческая запись: «Справщика иерея Никифора Симеонова».
Никифор Симеонов (или Семе¬нов) Ярославец — в истории нашего книгопечатания человек примеча¬тельный. Будучи справщиком (ре¬дактором и корректором) Москов¬ского Печатного двора, он составил большое личное книжное собрание, вошедшее впоследствии в состав Московской Синодальной библио¬теки. Не чуждался он и литератур¬ных трудов — писал стихи, жития святых. Филолог и библиограф П.К.Симони считал Никифора Симеонова автором известного библиографического труда XVII столетия «Оглавление книг, кто их сложил». Было бы очень соблазнительно приписать Никифору Симеонову авторство сказаний о начале русского книгопечатания, однако пока еще у нас нет основа¬ний для этого. Сказания переписа¬ны четким полууставом, который не имеет ничего общего с почерком нашего книголюба: он писал обычно мелкой скорописью или весьма неразборчивым полууставом.
Сомневаясь в авторстве Никифо¬ра Симеонова, мы вместе с тем хоте¬ли бы отметить, что многие тексты «Сборника», в котором находятся сказания, обнаруживают специфиче¬ские интересы справщика. Это и «Предисловие книзе, глаголемой грамматице, паче же показание ко учению...», переписанное, по-види¬мому, из «Грамматики» Мелетия Смотрицкого, и сравнительные выписки из печатных Триодей — «последних московской» и «ост¬ровской», и «Молитва на соверше¬ние книги», и «Канон святоучителю словенску языку Кирилу Философу и брату его Мсфодию». Это, нако¬нец, своеобразный справочный материал: выписки из летописи «О князех русских», упоминавшиеся уже списки патриархов и др.
Несколько слов о времени воз¬никновения «Сборника». Послед¬няя из упоминаемых в книге дат — 1647 год, которым датировано жи¬тие «юродивого Иоанна Большого Колпака, ростовского и московского чюдотворца». С другой стороны, в книге имеется запись о продаже ее в ноябре 1682 года неким Стефаном Федоровым. Таким образом, «Сбор¬ник» был переписан в период между 1647 и 1682 годами. Водяные знаки бумаги, на которой «Сборник» написан, позволяют уточнить дати¬ровку. Наиболее часто встречаю¬щийся знак — «герб под короной, в гербу овен с крестом», он близок к знаку, который наш известный филигранолог К.Я.Тромонин ука¬зывает под № 1248 и относит к 1676 году. Второй водяной знак — лите¬ры «IDM» — совершенно идентичен знаку № 710 Тромонина, датирован¬ному 1676-1682 годами.
Время создания «Сказаний» следует отличать от времени напи¬сания «Сборника». Они могли быть составлены гораздо раньше и суще¬ствовать в нескольких списках, из которых до нас дошел только один. О времени возникновения «Сказа¬ний» в литературе существуют различные мнения. Так, К.Ф.Калайдович склонялся к признанию сравнительно позднего их происхождения, считая, что оба «Сказания» были составлены в царствование Алексея Михайло¬вича, то есть в период с 1645-го по 1676 год. Аналогичного мнения придерживался в свое время и исто¬рик книгопечатания В.Е.Румян¬цев . В середине XX столетия возникла другая версия, принадле¬жавшая М.Н.Тихомирову, который считал, что первое «Сказание» «было составлено при патриархе Филарете, между 1619 и 1633 гг., вероятно, вскоре после возвраще¬ния Филарета из плена в 1619 г.» . Во втором «Сказании» упоминается патриарх Иосиф. В связи с этим М.Н.Тихомиров указывал, что оно «возникло не раньше его вступле¬ния на патриарщество, т.е. не рань¬ше 1642 г.».
А теперь мы хотели бы возвра¬титься к точке зрения К.Ф.Калайдо¬вича и В.Е.Румянцева. Дело в том, что в первом «Сказании» родители царя Михаила Федоровича — па¬триарх Филарет и «инока» Мар¬фа — упомянуты как покойные. О Филарете сказано: «еще жива суща тогда», о Марфе: «еще бо си живе сущи тогда бывши». Более того, к имени самого царя Михаила Федоровича в первом «Сказании» прибавлено словосочетание «блаженныя памяти». Вместе с тем имя Алексея Михайловича, сменившего на престоле Московского государ¬ства своего отца Михаила Федоро¬вича, здесь не упоминается. Это заставляет нас предположить, что «Сказание известно о воображении книг печатного дела» было написа¬но в самом начале правления «ти¬шайшего» царя, примерно в 1645-1646 годах, когда говорить о какой-либо деятельности Алексея Михайловича в области книжного дела было еще рано.
Во втором «Сказании», напро¬тив, мы находим вполне определен¬ные указания на заслуги Алексея Михайловича, который «тако же божественною ревностию одержим быв и последуя отцу своему и деду... и по благословению отца своего и богомольца святеишаго кир Иоси¬фа патриарха Московского и всеа Русии повеле книги исправляти, яко же подобает». Архимандрит Симонова монастыря Иосиф был избран на патриарший престол 20 марта 1642 года, а умер 15 апреля 1652-го15. Алексей Михайлович вступил на престол в 1645 году. Таким образом, «Сказание известно и написание вкратце» могло возник¬нуть в период между 1645 и 1552 годами. Этот отрезок времени мо¬жет быть еще более ограничен, если вспомнить, что второе «Сказание» ставит в заслугу Алексею Михайло¬вичу, что он «повеле книги исправ¬ляти, яко же подобает». Вопрос об исправлении богослужебных книг особенно резко встал после того, как в 1649 году в Москве побывал иеру¬салимский патриарх Паисий, ука¬завший московским церковным властям на отступления московских книг от греческих оригиналов.
Таким образом, мы датируем «Сказание известно о воображении книг печатного дела» 1645-1646 го¬дами, а «Сказание известно и напи¬сание вкратце» — 1649-1652 годами.
Настаивая на позднем происхож¬дении «Сказаний» о начале русско¬го книгопечатания, В.Е.Румянцев отметил сходство их «по мысли и выражениям» с послесловиями книг, выходивших в Москве при патриархе Иосифе. При этом был назван «Пролог», первая половина которого вышла в свет в декабре 1642 года, а вторая — в декабре 1643 года. Мы проверили это утверждение: определенная стили¬стическая общность действительно может быть найдена между «Сказа¬ниями» и послесловиями, например к «Прологу» или к «Апостолу» 1644 года.
А теперь зададимся вопросом о том, для какой цели понадобились две различные редакции «Сказа¬ний» о начале книгопечатания — пространная и сокращенная? Оба варианта открываются лаконичным рассказом об обстоятельствах введе¬ния книгопечатания на Руси. Глав¬ным источником здесь, безусловно, являлось послесловие к «Апостолу» 1564 года. Ввиду того что мы при¬держиваемся точки зрения о более позднем происхождении «Сказа¬ний», мы лишены возможнности считать, вслед за М.Н.Тихомировым, что первое из них «возникло в кругу печатников, учеников Андроника Невежи», который работал в Москве в 1589-1602 годах, и что «ко времени возникновения сказа¬ния могли еще оставаться живые свидетели начала русского книго¬печатания». Автор «Сказаний» не мог иметь в своих руках никаких документальных материалов, ибо архив Печатного двора XVI — нача¬ла XVII века погиб в годы польско-шведской интервенции. Но какая-то устная традиция, несомненно, суще¬ствовала, и она была использована как автором послесловия к «Трефологиогу», так и автором «Сказа¬ний».
Прежде всего нужно обратить внимание на мотивировку причин введения книгопечатания. Вслед за автором послесловия к «Трефологиону» авторы «Сказаний» во главу угла ставят необходимость исправ¬ления богослужебных книг, причем это повторяется неоднократно и служит лишним подтверждением позднего происхождения рассма¬триваемого памятника. Во втором «Сказании» мотив «исправления» усилен, но появляются и другие причины, о которых ранние источ¬ники умалчивают. Все вместе укла¬дывается в четкую формулу: «про¬извести бы ему (то есть царю Ивану Васильевичу Грозному. — Е.Н.) от письменных книг печатныя, крепкаго ради исправления и утверждения и скораго делания и легкия ради цены и своей ради похвалы».
Автор «Сказаний» называет имена первопечатников, хорошо знакомые нам: «Иоанн Федоров сын, да клеврет его Петр Тимофеев сын Мстиславец». Новым, по срав¬нению с послесловиями «Апостола» 1564 года и «Трефологиона» 1638 года, является указание на подчиненное положение Петра Мстиславца — он назван «клевретом».
Говоря об источниках, питавших решение царя основать типографию, автор «Сказаний», вслед за после¬словием к «Апостолу» 1564 года, на первое место выдвигает божествен¬ный промысел и одобрение митро¬полита Макария. Из зарубежных источников, также питавших это решение, в первом «Сказании», как и в «Апостоле», упоминаются греки, Венеция и непривычная для совре¬менного уха «Фригия» («яко же в Грецех, в Виниции и во Фригии»). Во втором «Сказании» круг зару¬бежных источников расширен: «яко же в Греках и в Немецких землях, в Виниции и во Фригии и в Белой Руси, в Литовстеи земли и в прочих тамошних странах». Очень важным, но далеко не определенным и кате¬горическим является указание на то, что Иван Федоров и Петр Мстиславец учились у иностранцев: «глаголют же нецеи о них, яко от самех фряг то учение прияста». Сама форма этого высказывания говорит о том, что основанием для него послужила устная традиция (глаголют же нецеи), но ни о каком документальном подтверждении факта и речи быть не может.
Особенно важным для нас явля¬ется глухое упоминание в первом «Сказании» о несовершенных опы¬тах книгопечатания, проводивших¬ся до выпуска в свет «Апостола» 1564 года, который в момент состав¬ления «Сказаний» уже считался первой русской печатной книгой. Мы видим отсюда, что традиция, просуществовавшая вплоть до нашего времени, уходит в достато¬чно глубокую древность. О первых опытах книгопечатания рассказыва¬ется следующее: «повествует же ся от неких яко преже их (то есть прежде Ивана Федорова и Петра Мстиславца. — Е.Н.) нецыи, или будет и они сами малыми некими и неискусными начертании печатаваху книги». Здесь опять-таки приходится отметить указание на устную традицию, ибо документаль¬но факт не подкрепляется.
В соответствии с современным состоянием вопроса о начале мо¬сковского книгопечатания мы впра¬ве отнести утверждения автора «Сказания» к так называемым анонимным, или безвыходным, изданиям, которых в настоящее время известно семь. При этом следует принять во внимание их определенную «неискусность» в сравнении с первопечатным «Апо¬столом», хотя в целом их полигра¬фический уровень достаточно вы¬сок. Загадочным остается утвержде¬ние о «малом начертании». Анонимные издания напечатаны шрифтами крупных кегелей, так что отнести это утверждение на счет размера шрифта нельзя. Автор этих строк в свое время полагал, что речь идет о малом тираже этих будто бы пробных изданий, но в последние годы было найдено много новых экземпляров безвы¬ходных изданий, что косвенно свидетельствует об их первоначаль¬но большом тираже.
Особенно интересным является сведение из первого «Сказания» о том, что Иван Федоров и Петр Мстиславец принимали участие в первых опытах книгопечатания, а значит, работали в типографии, которую мы сейчас называем ано¬нимной. В дальнейшем мы выдви¬нем и другие доводы в поддержку этой версии. Необходимо отметить, что приведенный выше рассказ о первых опытах книгопечатания во второе «Сказание» не вошел. Воз¬можно, он был признан недостаточ¬но убедительным.
Датирование первых опытов книгопечатания и издания «Апосто¬ла» 1564 года в первом «Сказании» разделено. Указывается, что царь «повеле... устроити дом от своея царския казны, иде же печатному делу устроитися» в 7071 году от сотворения мира, что в переводе на современное летосчисление соот¬ветствует периоду от 1 сентября 1552-го до 31 августа 1553 года. Дату уточняет дополнение «в 35-е лето государства его», а поскольку Иван Васильевич Грозный вступил на престол в 1533 году, то 35-й год его правления приходится на 1568 год. Как видим, автор «Сказания» не утруждал себя арифметическими выкладками. Что же касается печа¬тания «Апостола», то оно было начато 19 апреля 7071-го, то есть 1563 года. Точно такая же дата указана и в послесловии первопе¬чатного «Апостола» (как узнает читатель впоследствии, противо¬речия в датах есть и в послесловии «Апостола» 1564 года. Подробно на этом вопросе мы остановимся ниже).
Следует отметить, что второе «Сказание» не оставляет возможно¬сти для каких-либо противоречивых толковании: здесь дата написа¬на полностью: «в тридесят пятое лето государства его». А значит, автор сказаний все-таки был не в ладу с арифметикой.
Вслед за рассказом о первопе¬чатниках и в первом, и во втором «Сказаниях» повествуется вкратце о типографе Андронике Тимофееве Невеже, причем, что для нас особен¬но важно, он назван учеником Ива¬на Федорова и Петра Мстиславца. Как известно, сам Невежа в после¬словиях к своим изданиям ни разу не упомянул имен своих учителей и не сказал об их заслугах в созда¬нии книгопечатания в Москве.
Отмечается в «Сказаниях» и тот факт, что при Иване Васильевиче Грозном, а также при Федоре Ива¬новиче, при царях Борисе Годунове и Василии Шуйском, кроме Андро¬ника Невежи, трудились и другие мастера, «и по тех мастерох иныя мастера быша».
Затем в первом «Сказании» идет подробный и интересный рассказ о польско-литовском нашествии, не имеющий прямого отношения к истории отечественного книго¬печатания. Во втором «Сказании» этого текста нет, и повествование ограничивается лаконично изло¬женными фактами, относящимися непосредственно к истории нашего печатного дела.
Называется имя типографа Ни¬киты Федорова Фофанова и расска¬зывается о его работах в Нижнем Новгороде и в Москве (заметим, что факт существования нижегородской типографии был подтвержден срав¬нительно недавними находками). Повествуется и о восстановлении типографии, именуемой «штанбой», после изгнания «поганых поляков». Далее идет рассказ о книгопечата¬нии при царе Михаиле Федоровиче, а во втором «Сказании» — и при Алексее Михайловиче.
В тексте обоих «Сказаний» по¬стоянно звучит мотив исправления богослужебных книг. Если в первом «Сказании» он еще приглушен, то во втором он всячески подчеркива¬ется: здесь и Иван Васильевич вво¬дит книгопечатание «крепкаго ради исправления и утверждения» бого¬служебных книг, и патриарх Фила¬рет (в первом «Сказании») «много свидетельствовав божественных книгах изъявляти и изъясняти, яко подобает», и наконец, Алексей Ми¬хайлович совместно с патриархом Иосифом «повеле книги исправляти, яко же подобает».
Нам думается, что этот, вполне определенный, мотив приоткрыва¬ет завесу над обстоятельствами создания текстов обоих «Сказа¬ний». В 1649 году в Москве побы¬вал иерусалимский патриарх Паисий, указавший московским вла¬стям на многочисленные погрешности в печатных богослу¬жебных книгах. Это же подтверди¬ли воспитанник Киево-Могилянской академии Епифаний Славинецкий (умер в 1675 году), Арсений Сатановский и другие ученые мо¬нахи, вызванные в 1649 году из Киева. Славинецкому, знатоку древнегреческого и латинского языков, и его товарищам было поручено освидетельствование богослужебных книг. Приезжим, естественно, необходимо было узнать о традициях московского книгопечатания. Тогда-то на Пе¬чатном дворе и была составлена краткая справка — вторая редакция «Сказания». За основу при этом было взято «Сказание известно о воображении книг печатного дела», составленное, надо думать, в 1645-1646 годах для нового царя Алексея Михайловича, чтобы озна¬комить его с деятельностью его царственных предков, направлен¬ной на развитие и распространение книгопечатания. При переработке «Сказания» оно было сокращено за счет не имеющих прямого отноше¬ния к печатному делу пассажей. Из текста были выброшены сомни¬тельные сведения, не подкреплен¬ные документами и восходящие к устной традиции. Вместе с тем был значительно усилен мотив исправления богослужебных книг, долженствующий показать приез¬жим, что стремление к совершенст¬вованию печатных текстов не явля¬ется чем-то новым в Московском государстве.
«Сказания» о начале московско¬го книгопечатания, наряду с посл¬есловиями к московскому 1564 года и львовскому 1574 года «Апосто¬лам», в течение долгого времени были основными источниками наших сведений о московских пер¬вопечатниках и обстоятельствах основания первой русской типогра¬фии. Среди авторов, использовав¬ших эти источники, был и сочини¬тель текста «О книгах старых и о книгах новых», вошедшего в «Сборник» начала XVIII века и до сего дня не опубликованный. В заслугу этому автору следует поставить устранение противоречий в датировке и четкое указание на 1553 год как на начало московского книгопечатания. Ранее считалось, что автором этого текста был не известный нам по имени литератор, ныне же мы можем утверждать, что упомянутый текст — не более чем копия одного из разделов книги Димитрия Ростовского, речь о котором пойдет в следующей части нашей статьи.