|
С.БУНТМАН – …Что матрешка - это на самом деле японская игрушка, прообраз матрешки. Кого она изображала, собственно говоря, японская эта игрушка ставшая прообразом русской матрешки? 974-22-22 для абонента «Эхо Москвы». Пока думайте, отвечайте. Два победителя будет. А мы переходим к Ватикану. Алексей, Ватикан – это холм, да? Как Капитолийский, как Латеранский.
А.АНАСТАСЬЕВ – Да, да, да. Это один из холмов римских, естественно. Речь шла о том, откуда взялось само слово, при появлении, я так понял, холма. Некоторые говорят, что еще до образования Вацио и до поселения латинских племен на этих территориях был этрусский город, который так и назывался Ватикум или там что-то в этом роде. А также есть версия о том, что это может быть латинская "ватициния", то есть «прорицание, предсказание». В общем, это языческое, дохристианское, естественно, название.
С.БУНТМАН – Согласно какому-нибудь Фоменко и Носовскому это от Вятки происходит, наверняка.
А.АНАСТАСЬЕВ – Наверняка, разумеется, да. А еще удивляет, как Фоменко игнорирует археологию. Это удивительно.
С.БУНТМАН – Если б только археологию.
А.АНАСТАСЬЕВ – Но это самое очевидное.
С.БУНТМАН – Хорошо. Значит, это не совсем ясно, не совсем понятно. Но дело в том, что это не всегда была резиденция Римского папы.
А.АНАСТАСЬЕВ – Не всегда, но с очень раннего времени. Так сказать, основная ортодоксальная версия говорит о том, что вначале папы были поселены на Латеранском холме, неподалеку оттуда, где они, кстати сказать, парадоксальным образом оказались в конце 19 века потом. Как бы история закольцевалась.
http://echo.msk.ru/contributors/12/
...
А.АНАСТАСЬЕВ – Да, а также папесса Иоанна, это известный главный курьез ватиканской истории, но конечно все это не то, и опять таки никак не отражено исторически, Фоменко не поверит и не только Фоменко. Но как бы была известна история, каким-то образом некая девушка, прожившая в монастыре 10 лет перед этим, уже так сказать, утерявшая внешние половые признаки, отправилась в Ватикан. Поскольку там история с выборами пап была всегда очень запутанная - это игра интересов, выбирали очень часто какое-нибудь незаметное лицо, темную лошадку, и ее выбрали, по-моему, под именем Иоанна 9-го. Потом она в процессе торжественной литургии стала прямо рожать.
С.БУНТМАН – Ну, да. После этого стали проверять.
http://www.vokrugsveta.ru/radio/?number_id=12
"Осады", занимавшие Хлебникова, делают его действительно каким-то "особым случаем" в поэзии ХХ века 209. Возможно, это тот самый "неправильный писатель", потребность в котором чувствует в наши дни не один лишь Евг. Попов 210. Как явления культуры его как бы не было для Бунина, Горького, Н.С. Трубецкого, Ходасевича, Г. Иванова, Набокова, Тарковского. Он был чужд первому у нас "постмодернисту" А. Синявскому, а ныне отчужден "развитым постмодернизмом" М. Эпштейна не более, чем полупародийным Фондом культуры Н. Михалкова. Промолчали о нем и акад. А.Т. Фоменко, "схлопыванием" истории учинивший бессознательную пародию на "основной закон времени", и дельная, но ограниченная критика "схлопывания". Более тяжелая пародия на Хлебникова - это разве что не распутинский, но оккультный "Центр темпоральных проблем" при администрации Президента РФ (подражая Гейне в "Ideen. Buch Legrand": чиновники........ кретины). А мы еще внимаем болтовне о сумасшествии Поэта.
http://nlo.magazine.ru/poet/27.html
Насколько можно судить о внутреннем бытовании других гуманитарных дисциплин: истории, философии, психологии и т.д., — эта же проблема академизма, его преимуществ и ограничений, стоит перед ними в несколько ином ключе и раскрывается через взаимодействие (как правило, негативное) жесткого ядра той или иной гуманитарной специальности (включая факультеты, исследовательские институты и специализированные журналы) с более широкой, прикладной, нестрогой и потенциально подверженной соблазну вульгаризации периферией (такие несводимые явления, как психоанализ, теории Фоменко и Гумилева, или рецепция постмодернизма, могут быть проанализированы в этом социологическом ключе).
http://nlo.magazine.ru/philosoph/sootech/sootech36.html
Понятно, что появление даже всего лишь нескольких блестящих дилетантов в обстановке сегодняшнего академического полупаралича и крайней степени интеллектуального склероза нашей вузовской науки означает заметное расширение идейного и концептуального разнообразия, оживление тематики и диапазона культурной рефлексии. Масса именитых людей (среди самых известных назовем Шпенглера, а из новейших, например, Хантингтона и Фукуяму) были и остаются дилетантами, что не мешало им стимулировать развитие науки. Сегодня множество подобных фигур - таких, как Л. Гумилев или А. Фоменко, Б. Парамонов, А. Генис или М. Эпштейн, либо же куда менее ярких и интересных, но одержимых одной какой-нибудь идеей, вроде петербургских авторов "танатологической школы" или "философии молчания" и др., - придают особый колорит российской гуманитарии.
http://nlo.magazine.ru/dog/gent/main32.html
Вот ведь: про какого-нибудь Фоменко пишут потому, что надо, а так бы - ни за что. А про Гумилева - с превеликим удовольствием, похоже. А ведь, казалось бы, такая же лженаука, такое же мракобесие и изоляционистская закомплексованность в его основе. Да и антисемитизм, похоже, единый и неделимый и для одного и для другого персонажа.
Ан есть все же какая-то разница: если про Фоменку настоящие ученые говорят сквозь гримаску брезгливости, то Гумилева предпочитают критиковать с максимальной сдержанностью, всегда четко выстроив рамки собственной предметной компетенции и как бы молчаливо предполагая, что вне этих рамок, возможно, утверждения Льва Николаевича и обладают некоторой истинностью. Хотя и ежику ясно, что в действительности ЛНГ абсолютно инвариантен во всех областях знания.
http://nlo.magazine.ru/dog/tual/column100.html
http://www.yandex.ru:8081/yandsearch?text=%EF%F0%EE+%D4%EE%EC%E5%ED%EA%F3+%ED%E0%F1%F2%EE%FF%F9%E8%E5+&serverurl=http%3A%2F%2Fwww.nlo.magazine.ru%2F&server_name=%CD%CB%CE&referrer1=http%3A%2F%2Fwww.nlo.magazine.ru%2F&referrer2=%CD%CB%CE
Идейно и политически евразийство становится все более значимым, активно внедряясь в масс-медиа, культуру, образование; взято на вооружение политическими (и экономическими) силами, не только империалистами и коммунистами. Книжный рынок наводнен евразийской литературой вплоть до маргинальной, типа "новой хронологии" А.Ф. Фоменко. Не раз переизданы труды евразийцев, выходит несколько серий трудов Л.Н. Гумилева и его эпигонов; появляются все новые журналы, взявшие евразийство на программное вооружение. Поток геополитической литературы воспринял евразийство как национальную геополитику России. Есть и "евразийский кинематограф": "Урга" и "Сибирский цирюльник" Н.С. Михалкова.
http://nlo.magazine.ru/dog/tual/main16.html
Ремейки умрут как рядовые, как «безымянные на штурмах мерли наши». Но они и не стремятся войти в «золотой фонд» — к чему? Цель ремейка весьма злободневна — понравиться не «to the happy few», да еще через 200 лет, как говорил о своих романах Стендаль, а сегодняшнему массовому читателю. Тем не менее в истории литературы им уже уготовано законное место. Наверное, писать ремейк (или re-ремейк) по одному и тому же классическому тексту можно каждые лет десять. Ведь «терминология» (то есть ультрамодные словечки, жаргонизмы, даже слова, обозначающие «прочую аппаратуру») устаревает быстрее, чем книга выходит из печати. Бурное обсуждение «югославского» вопроса в «Хоттабыче» уже в 2004 году (всего пять лет спустя) кажется далеким и не совсем ясным. То же касается жаргона — и компьютерного, и блатного. «Приметы времени» уходят так быстро, что мы не успеваем их даже запомнить.
Но в этом и весь интерес — запечатлеть приметы, успеть их «вписать» в книгу старого доброго русского романа, в котором тоже все — о давно ушедшем. Современному школьнику нужен комментарий: почему Аркадий подсовывает папаше брошюрку Бюхнера «Stoff und Kraft»? Понятно, что такой же комментарий потребуется к эпизоду обсуждения Фоменко и его «новой хронологии» в «Отцах и детях» Ивана Сергеева. Но тогда — почему же не запечатлевать действительность в менее изощренном виде — то есть писать «оригиналы», а не «ремейки»?
http://nlo.magazine.ru/dog/gent/gent112.html
Таковым, на первый взгляд, был Пушкин. Образ ленивца, любимца муз, чье настроение прихотливо и изменчиво настолько, что часть шедевров так и оказывается незаконченными, известен. Однако еще Синявский в "Прогулках с Пушкиным" выдвинул (и убедительно! Хотя не привел никаких доказательств) такое предположение: "...Пушкин по преимуществу мыслит отрывками. Это его стиль". Убедительность мысли Синявского в смешении "мысли" и "стиля": Пушкин "мыслит" и Пушкин "пишет" - одно и то же. Мысль - это стиль, человек - это стиль. Соответственно меняется и наше представление о Пушкине - вместо романтического ленивца нам является сочинитель-солипсист, мученик стиля; и действительно, Синявский отмечает: "Его творенья напоминают собрания антиков: все больше торсы да бюсты, этот без головы, та без носа. Но, странное дело, утраты не портят их, а, кажется, придают настоящую законченность образу и смотрятся необходимым штрихом, подсказанным природой предмета". Заметим, не "природой", которой подражают, а "природой предмета", природой самого произведения искусства. Получается нечто в роде чудовищной в своей всеобщности утопии академика Фоменко: шайка гениальных мистификаторов, сочинившая в XV-XVII веках всю античность, неутомимо производила культуру сочиняемого периода не в готовых образцах, а в фрагментах, осколках, развалинах. Анонимный обманщик ваял Венеру Милосскую уже без рук.
http://nlo.magazine.ru/fiction/76.html
Похоже, что ситуация начинает меняться; о научности стали спорить, причем основная ось дискуссий довольно точно — пусть и с некоторыми отклонениями — совпадает с осью аналогичных дискуссий в западной гуманитарии.
Одна из таких полемик произошла (происходит) не в филологии, но в родственной науке истории — по поводу “новой хронологии” академика А. Фоменко. Глобальный пересмотр событий мировой истории, затеянный им и опирающийся на узкую и скудную доказательную базу (проблематичные неточности в датировках астрономических событий, обнаруженные в летописях), выглядит столь несуразным, что сразу у нескольких оппонентов закралось сомнение, а всерьез ли все это высказывается. Так, А. Зализняк замечает:
Признаюсь, я сам не могу до конца отделаться от мысли, что для А.Т. Ф(оменко) его сочинения на гуманитарные темы — это забавный, хотя и изрядно затянутый фарс, мефистофелевская насмешка математика над простофилями гуманитариями, наука которых так беспомощна, что они не в состоянии отличить пародию от научной теории 3.
То ли это сознательный намек, то ли совпадение, но гипотеза Зализняка отчетливо вызывает в памяти нашумевшую мистификацию американского физика Алана Сокала, который в 1996 году напечатал в солидном гуманитарном журнале статью-пародию, а затем публично разоблачил ее — вместе с журнальной редакцией, не распознавшей за модной риторикой намеренную бессмыслицу. Задачей Сокала было, как он объяснял позднее, вывести на чистую воду “культурно-когнитивный релятивизм” 4, безответственность и всеядность, насаждаемые “постмодернистской наукой”. В дискуссии вокруг Фоменко слово “постмодернизм”, кажется, не произносилось, но пафос самозащиты институциональной науки от шарлатанов, перехватывающих внимание публики широковещательными и малообоснованными концепциями, совпадает с намерениями американского ученого. Разница та, что в случае А. Сокала представитель точных наук вступился за принципы научности против распустившихся гуманитариев, а в нашей ситуации сами гуманитарии (историки, лингвисты и др.) вынуждены давать отпор фантастическим вымыслам академика-математика. Такая обратная диспозиция может объясняться сложившимся еще в 60-е годы высоким авторитетом математики в передовых гуманитарных исследованиях в нашей стране — авторитетом, который теперь не приходится отстаивать, зато можно на нем паразитировать. Недаром А. Зализняк заканчивает свою статью печальной констатацией:
http://nlo.magazine.ru/scientist/53.html
|
